Развод. В 40 с чистого листа (СИ) - Тэя Татьяна

Однако я прозваниваю несколько объявлений насчёт долгосрочной аренды и договариваюсь о просмотре уже на завтра. Понимаю, что ничего идеального я прямо с ходу не найду, но надо же с чего-то начинать.

Что ж… одну ночь в квартире с Гришей я, пожалуй, выдержу.

Две квартиры, купленные в браке, зарегистрированы на меня, как и шикарный загородный дом в коттеджном посёлке у Семиозёрья. Пегов не стеснялся, сбрасывая с себя риски, регистрируя движимость и недвижимость на меня.

Но в одной квартире живут его родители, не стану же я выселять их. Другая – сдаётся только в следующем году. А жить за городом и мотаться в город – тоже так себе вариант.

До конца дня я занимаюсь работой. Это помогает отвлечься. Моя помощница из детского центра скидывает план мероприятий на июнь для согласования, а также список оборудования, которое требуется обновить или закупить. Лето – зачастую мёртвый сезон в моём бизнесе. Но мне второй год удаётся успешно раскачивать наш детский центр. Мастер классы перемешиваются с праздниками, половина месяца забронирована под детские дни рождения. У нас классная команда аниматоров, хороший рейтинг и куча положительных отзывов. К нам даже с других концов города едут отмечать. А это дорогого стоит.

Пегов сначала не верил в мою затею. Главным аргументом было: «да что ты знаешь о детях?!»

Но я, проглотив горечь его слов, стиснула зубы и сделала так, как хотела, веря… нет, зная, что всё равно добьюсь успеха.

Я упорная. Я умная. И никакие Гриши не вобьют нужное количество гвоздей в крышку моей самооценки, чтобы похоронить её безвозвратно.

Не позволю.

Около девяти вечера, наконец, возвращается Гриша. Слышу, как гремит ключами в прихожей, скидывает верхнюю одежду и недовольно бурчит, выплёвывая моё имя, словно шелуху от семечек.

Я для него уже она и есть – шелуха.

И, видать, давно ею стала.

Я напрягаюсь против воли.

А чего я напрягаюсь?

Самое страшное уже произошло.

Пегов заходит на кухню, где я сижу за столом, и бросает мне под нос мою сумочку. Небольшая прямоугольная из бордовой кожи сумка-косметичка шлёпается на бок.

А я не гордая, я проверяю – всё ли на месте. Ключи от машины, от дома, даже кошелёк.

На Гришу даже не смотрю. А не хочу…

До завтра он всё ещё мой сосед.

– Думаешь, я у тебя наличку вытащил? – тянет раздражённо.

– Нет, – вздыхаю не менее раздражённо, – ты, навряд ли. А вот твоя марамойка может. Я ж не в курсе, где ты вчера с моей сумкой гулял.

– А ты где гуляла без сумки, стесняюсь спросить? – быстро кидает встречный вопрос.

Наконец, поднимаю взгляд и утыкаюсь в его равнодушное холёное лицо.

На нём, конечно, ни тени раскаяния, даже усталость не наблюдается. Только раздражение.

Я приподнимаю бровь, давая понять, что отвечать не собираюсь, а Гришу начинает уносить.

– Если захочу, я тебе одним щелчком перекрою кислород, – стучит он указательным пальцем по столешнице, огибая стол. – У меня связи,дорогая. Короткий звонок куда надо, и твои счета арестуют.

Пегов подходит со спины и кладёт ладони мне на плечи. И я вздрагиваю, впервые думая, что мне омерзительны его прикосновения. И весь он – с ног до головы. Он трогал другую женщину, пихал в неё сво й член, оскорблял меня и позволял ей делать то же самое. Это без сомнения он тоже делал.

Поэтому я передёргиваю плечами, пытаясь скинуть его ладони.

А Григорий сжимает сильнее, а потом и вовсе наклоняется, чтобы поцеловать в щёку.

Прохладные губы присасываются к моей щеке, словно щупальце осьминога, и я вскакиваю, резко отодвигая стул, сиденье которого бьёт по коленям Пегова.

– Блин, аккуратнее, Маря, – вскрикивает он.

Кажется, я ещё и ножкой стула на его большой палец на ноге наехала. Прекрасно… Получай!

– Какая я тебе Маря? – рявкаю.

– Такая же, какой была ещё вчера. Или предлагаешь по имени отчеству обращаться?

– Как угодно обращайся, но уж точно не как к Маре.

Наконец я это сказала.

А Григорий стоит довольный, как слон, что вывел-таки меня из себя. Он будто питается моим раздражением. Чем хуже мне, тем лучше ему.

– Да не кипятись ты, – приподнимает бровь. – Давай спокойно поговорим.

– Нет, – мотаю головой. – И звонками куда надо мне не угрожай. Я такую кляузу в прокуратуру настрочу, что твои «куда надо» сами будут не рады, что вписались помочь.

Гриша пожимает плечами.

– Можем проверить.

– Можем, – киваю.

А потом он идёт к холодильнику, потирая живот.

– Блин, я такой голодный. Разогрей чего-нибудь?

Шутит, что ли?

Нет… серьёзно.

– Сам грей. Как микроволновкой пользоваться знаешь.

Думает, я сейчас буду тут носиться с ним? Супчик разогревать, котлетки дожаривать? Ага… сейчас… бегу и волосы назад, как говорится.

– Чего ты злая такая? – цокает языком. – А? Я ж тебя не выгоняю.

– Да и не надо, я сама уйду.

Он, что, ещё реально не понял, что я ухожу? Думал я буду восторженно хлопать в ладоши от его щедрого предложения закрыть глаза на роман с марамойкой?

– А куда ты вчера делась, Марианна? Коллеги спрашивают, куда ты пропала! Я не знал, что им сказать! – спрашивает он, меняя тему. – Я же приказал вернуться в зал. А ты уехала. Кстати, с кем?

Глава 9

Я игнорирую Гришино «с кем».

Что касается остального:

– Сказал бы, что у меня заболела голова, и ты вызвал мне такси до дома.

– Что-то в этом духе я и придумал.

– Ну вот, сообразил же. Молодец, – хвалю язвительно.

У нас конец семье, а ему не всё равно, что люди скажут. Это ему повезло, что я уехала, а то могла бы в отчаянии выйти к микрофону и всем слить его роман с Полей. Но сделать так, это себя поставить в положение униженной и оскорблённой. Выглядела бы я точно жалко.

А что касается их романа, так, возможно, это и не секрет. В фирме всегда ходит много сплетен, и, как показывает опыт, половина из них вполне себе правдива.

– Они заметили, что ты оставила вещи! – продолжает Пегин, его голос становится всё громче. – Теперь все думают, что у нас проблемы.

– Вскоре они по любому, Гриш, узнают, что у нас действительно проблемы.

– Кто тебя увёз? – снова спрашивает с нажимом. – Ты не могла просто так уехать одна. Кто-то должен был помочь тебе!

Я не собираюсь оправдываться.

– Кто-то и помог.

– Кто?

– Кто-то, – повторяю с ехидной улыбкой.

А Гриша внезапно обрушает кулак на столешницу, да так сильно, что я вздрагиваю.

Это не ревность. Это злость.

– Кто? – требует он. – Хватит уже юлить. Кто, я спрашиваю!

Повисает тишина.

Его взгляд – слегка безумный меня пугает.

Но паузу нарушает звонок сотового. Пегов смотрит на экран, хмурится, затем снимает трубку.

– Да? – грубо бросает, потом поднимает взгляд к потолку, чертыхается. – Что? Как? Где? Где она? С ней всё в порядке? – рука его тянется к галстуку, чтобы ослабить узел. Он кивает. – Я сейчас приеду. Держите в курсе.

И даёт отбой.

Смотрит на меня в упор. Вздыхает так, словно не знает, что делать.

– Поля в больнице, – говорит он. – И не говори, что тебе жаль.

– Да я и не собиралась, – развожу руками.

– Мне надо поехать к ней.

– Езжай. Или тебе моё разрешение нужно? Ещё чуть-чуть и мы будем друг другу никто.

Григорий сверлит меня взглядом.

– Думаю, это ты виновата. Чего ты ей наговорила?

– Я? – задыхаюсь от возмущения. Тоже мне: нашёл козла отпущения. – А что с ней? А где она? В псих диспансере?

– Нет! – бурчит он, – не в диспансере, – разворачивается и уходит.

Из коридора доносится.

– Разговор не окончен. Что б была дома, когда вернусь.

Как бы не так… – думаю я.

Но утро приносит новые обстоятельства.

Я как раз добавляю молоко в чашку с кофе, когда на кухню заходит Григорий. Не знаю, когда он вчера вернулся. И возвращался ли. Я уже спала к тому времени. Устроилась в гостевой спальне и на всякий случай заперлась изнутри. Замок там детский, на раз-два с другой стороны откроешь. Поэтому я у двери стул поставила.