Чертовка для безопасника (СИ) - Зайцева Мария

Да что с ней не так? Что со мной не так?

— Что не так?

Отводит взгляд, краснеет мучительно, пытается прикрыть грудь ладонями… Не понял нихрена.

Бормочет что-то про шрамы…

Шрамы? Где? Какие?

С силой развожу ее ладони, рассматриваю. Ну да, рубцы. Не особо приятные на вид. Судя по всему, была охренительно серьезная травма, при которой собирали по частям развороченную грудную клетку… Девчонка с того света вернулась, не иначе. Интересно…

Но из-за этого закрываться и переживать? Бред. Дурочка такая…

Почему-то даже думать об этом у меня выходит с нежностью.

Самсон мне подкинул порченый товар, причем, она сама себя считает порченой, не зря же прикрывается, смущается и волнуется… Наверно, кто другой на моем месте отказался бы. Или тупо поставил раком, чтоб не видеть месива рубцов, тянущегося от груди по всему животу. Но я видел такое, что эти давно зажившие следы большой боли вызывают только интерес и никак не омерзение.

Мог Самсон это знать? Да что за бред тут творится?

Девчонка переживает, смотрит испуганно, ножки, вон, уже свела, спряталась… Дурочка… Это все такая мелочь. Для такой красивой дурочки… Разве можно об этом вообще переживать?

Наклоняюсь, целую грудь, а затем ниже – по шрамам языком. И она пораженно ахает, неверяще смотрит на то, что я делаю, и, клянусь, в ее карих глазах в этот момент словно мерцают далёкие звёзды, завораживают. Маленькая ведьмочка. Рядом с ней мужики теряют голову наверняка… Я ощущаю, что теряю. Это наваждение, настоящий дурман.

И это забавно. Никогда прежде такого… Даже с матерью Кита…

Или забыл уже просто? Столько времени…

А эта дурочка не понимает, похоже, как на мужиков действует… Дурочка…

Бормочу ей что-то утешительное, целую и ощущаю, как она успокаивается, удивленно переспрашивает, словно никто никогда не говорил ей ничего подобного… А потом несмело тянется и прикусывает мочку уха. Меня бьет легкая дрожь возбуждения. Это дьявольская смесь – невинность, чистота, порок и искренность. Дикий коктейль, от которого жестко торкает, в голову ударяет.

Хватит играть уже.

Привстаю, резко сдираю с нее остатки одежды, не позволяю сомкнуть коленки опять, разглядываю. Она и внизу смотрится невероятно чистой какой-то. Аккуратная, словно… Словно целка. Удивительно просто.

Сколько же ей лет? И сколько клиентов до меня это видели?

Спрашиваю, хотя обычно плевать мне на количество мужиков, бывших до меня. Но тут…

И пораженно всматриваюсь в чистое светлое лицо, когда узнаю возраст. Тридцать два года. И давно работает. Сама сказала.

Тридцать два. Давно.

Интересно, сразу после того, как получила эти шрамы, пошла работать? Или… Или из-за них и пошла? Шрамы выглядят старыми и видно, что их корректировали. Конечно, полностью убрать, сгладить такое практически нереально, мне ли не знать, что келоидные рубцы сложно поддаются шлифовке, но тут явно старались. Процедуры эти дорогостоящие. Из-за них все, да?

И тридцать два… Где они? Никогда не скажешь…

Почему-то возбуждение только нарастает, телу моему плевать на шрамы, на ее профессию, на все плевать.

Чертовка смотрит напряженно, словно ждет, что оттолкну. Боится. Выдыхает. А я залипаю на взволнованно движущемся, подрагивающем животе. Странно, шрамы его не портят… Изврат какой, надо же… А вот то, что возраст ее не понял – минус, можно сказать, профессиональный проеб...

Усмехаюсь, снимаю одежду, надеваю презерватив… и кайфую от того, как она смотрит. Взволнованно, напряженно, чуть испуганно. Ожидающе. Блядь, не играет, нет. Так не сыграть! А если сыграть… То это опять же минус мне, что игру различить не могу… Что вообще про это столько времени думаю, вместо того, чтоб трахаться.

Хватит думать, надо уже подарок жрать.

Потому, что он более чем готов, мой подарок. Мокрая, течет… Странная, невозможно странная.

Одним жестким движением вхожу, ощущая тесноту, от которой искры перед глазами! Как так может быть? Напряженно смотрю в ошарашенно распахнутые глаза. Она выглядит так, словно… Не ожидала. Чего, блин? Чего? Того, что я в нее в итоге член запихну? Или размера? У нее кто до меня был? Да нет, нереально. Так сыграть… Рассматриваю, ища хоть малейшую фальшь в лице, в глазах, в изгибе губ… И не находя.

— Странная ты… — шепчу ей в губы и неожиданно задаю вопрос, который никогда, со времен щенячьего возраста, не задавал женщинам в кровати, — тебе нравится?

Мне почему-то очень важно узнать, нравится ей или нет… И хочется, чтоб сказала правду. Но не скажет.

Уж это – точно не скажет.

— Не… Знаю… — неожиданно признается она. А я получаю удар в грудь. И в этом – честная. Честная шлюха. Так бывает? Она, может, ненормальная? Но даже если и так, то мне почему-то ужасно хочется… Чтоб ей понравилось. Надо узнать, что именно ей нравится… Пока неизвестно, но…

— Будем выяснять, — отвечаю я, выхожу и мягко двигаюсь обратно, с каким-то первобытным восторгом ощущая ее ответ. Девчонка словно не понимает, как надо себя вести в постели, и в то же время на инстинктах все делает правильно. Естественная во всем. Интересно, волосы тоже натуральные?

Что-то такое спрашиваю, она отвечает, удивленно распахивая ресницы и мягко подаваясь ко мне в ответ на каждое движение. Мы только раскачиваемся, только изучаем друг друга, пробуем, выбираем правильный темп… Она явно хочет побыстрее, но торопиться некуда, еще поиграем… По-всякому. В ней тесно и мокро, горячо, естественно. Ощущение полного совпадения, абсолютного. И я, жадно наблюдая за ее реакцией на свои движения, отслеживая уже плывущий взгляд, мягко прикусывая беспомощно раскрытые в стоне губы, ускоряюсь, отпускаю себя окончательно, уже понимая, что она готова, что она примет меня так, как мне надо. Так, как ей будет приятно.

Она полностью раскрывается, обнимает, трогает, облизывает, выгибается, и приходит уверенность, что тоже отпускает себя, расслабляется.

И кончает. Первая. Удивительно просто, реально кончает, сжимает меня внутри ритмично и сладко, краснеет, глаза закатываются… Это самое красивое зрелище на свете – вид кончающей под тобой женщины. Мне хочется еще раз посмотреть. И я все делаю для того, чтоб получить этот кайф снова.

От нее одуряюще вкусно пахнет, хочется облизывать покрытую испариной удовольствия кожу. И я облизываю. И трусь всем телом, стремясь насытиться, чтоб на подольше хватило. У нас ночь впереди, но я уже хочу больше. Больше. Больше. Я ее сегодня живой из кровати не выпущу, это точно.

Кончаю вместе с ней. Не специально подгадываю, нифига. Просто так происходит. И ее финальная дрожь очень здорово гармонирует с моей, продлевает удовольствие настолько, что потом минут пять на ноги подняться не могу. И не хочу ее выпускать из рук. Словно, стоит разомкнуть объятия, и она пропадет. Или это ощущение искренности, единения пропадет. Не хочу этого.

Но в душ надо. Немного прийти в себя, охладиться, чтоб на подольше хватило. А то затрахаю ее до полуобморока сейчас, а как потом быть? Мне надо, чтоб она до утра была в себе. И давала мне такую же вкусную реакцию.

На выходе из душа торможу взъерошенную растерянную ведьмочку, решившую смыть с себя такой вкусный запах секса. Нет уж. До утра подождет. Пока я не наиграюсь.

Обратно в кровать, на колени поставить, полюбоваться шикарной картиной, надеть защиту – и в нее, в свой личный рай.

Двигаясь жестко, с оттяжкой, под аккомпанемент пошлых шлепков и тихих сладких стонов изогнувшейся подо мной женщины, разглядывая точеную спину, переходящую в крепкую, круглую задницу, которая так и требует увесистых ударов, полностью отрубаюсь, наконец-то, от реальности, погружаюсь в будоражащий дурман кайфа. Длинные черные волосы удобно наматываются на кулак, чертовка тонкая, гибкая, ее легко поднимать, скользить всем телом, прижиматься, ее хочется везде пробовать, кусать, гладить, шлепать, утешать потом поцелуями. Она отзывчивая, нежная и податливая. Она – то, что нужно. Идеальный, просто идеальный подарок…