Софи Джексон - Унция надежды
– Кто он такой? – на всякий случай спросил Макс.
– Один наш стажер. Кстати, великолепный психотерапевт. И не только. Трижды в неделю он проводит занятия в художественном классе.
Макс выпучил глаза:
– Художественный класс?
Шикарно. Эллиот отдаст его на растерзание какому-то придурку, обожающему Ренуара. А от слов «абстрактное искусство» его, конечно же, воротит и он начинает брызгать слюной. Макс не имел ничего против Ренуара и все же…
– Я не настаиваю, – пояснил Эллиот. – Можете попробовать себя в чем-нибудь другом. Но я хочу, чтобы вы стали активным участником процесса. Вам как воздух необходимо общение и самовыражение. И потом, насколько помню, в вашей анкете написано, что вы любите работать с красками.
Макс пожал плечами:
– Это Картер написал. Вспомнил старое. Я давно не возился с красками. Мальчишкой красил машины. Бывало, что и стены нью-йоркских домов разрисовывал. Не всем это нравилось. Отец любил хвастануть, что его отпрыск способен в одиночку разрисовать весь Манхэттен…
Слова застряли у него в горле.
Эллиот осторожно коснулся его плеча:
– Нарисуйте то, чего не можете сказать.
Макс недовольно сощурился. Не нужны ему эти дружеские жесты.
– А если не нарисую?
Эллиот выпрямился:
– Тогда вам не видать спортзала.
Психотерапевт повернулся, собравшись уйти.
– Но вы же говорили… Док, вы же слово давали, черт побери!
– Я от него не отказываюсь. Позанимаетесь пару недель с Тейтом, перестанете отмалчиваться на групповых сеансах, и милости прошу в спортзал. Ну как, согласны?
Макс уткнулся затылком в подушку. Можно по-детски надувать губки и капризничать, но выбор у него не велик.
– Согласен.
* * *Вопреки ожиданиям Макса – а они были отнюдь не радужными – художественный класс оказался просторным светлым залом. Там пахло масляными красками, мылом и растворителем, запах которого не спутаешь ни с чем. Этот запах и поверг Макса в ностальгические воспоминания о работе в отцовской мастерской, где он красил из распылителя корпуса «мустангов» и «бьюиков», а стены сотрясались от всплесков рок-музыки. Его отец обожал крутить записи «Пинк флойд» и «Ху». Чем громче, тем лучше. Так считал отец…
– А вы, должно быть, Макс.
Макс повернулся. Человек, стоявший в дверях, был молод. Моложе, чем Макс себе представлял. Высокий, широкоплечий, со светло-каштановыми, коротко стриженными волосами, большими светло-карими глазами и улыбкой во весь рот. Он протянул Максу левую руку. Правая сжимала набалдашник трости из темного дерева.
– Будем знакомы. Тейт Мур. – (Они пожали друг другу руки.) – Эллиот говорил, что вы будете заниматься у меня. – Тейт перехватил взгляд Макса, уставившегося на трость. – Есть такие цыпочки[1], от которых парень делается хромым и вынужден ходить с палкой. Ничего тут не попишешь.
Макс стоял, запихнув руки в карманы. Вид у него был настороженный.
– Вы что, в самом деле ведете художественный класс?
– А вы наверняка представляли меня другим? – засмеялся Тейт.
На нем были черные джинсы, конверсы и футболка со знаменитой машиной времени «Тардис» и словами: «Доверяй мне, я Доктор»[2].
– Сам не знаю, – покачал головой Макс.
– Не вы первый, – примирительно махнул рукой Тейт.
Он прошел мимо Макса. По правде говоря, его хромота не так уж сильно бросалась в глаза.
– Пока не пришла следующая группа, у нас есть немного времени, – сказал Тейт. – Расскажите мне о своем искусстве.
– Что? – не понял Макс, посчитав вопрос шуткой.
Тейт снова улыбнулся. Он сел на вращающийся стул, уперев трость себе в бок.
– Давно вы рисуете? Или новичок? В какой технике предпочитаете работать? Живопись маслом, карандаш, уголь? Рассказывайте, не стесняйтесь.
За высокими двустворчатыми окнами белело заснеженное пространство. Максу было удобнее говорить, глядя туда, а не на Тейта.
– Мне нравятся краски. Такие, которые пахнут. Мальчишкой я рисовал. Не кистью. Баллончиками. Любил рисовать машины, причем с детальной прорисовкой. Копам мои граффити почему-то не нравились. Несколько раз ловили меня прямо на «месте творчества».
Тейт улыбался и кивал:
– Стало быть, у вас уверенная рука и вы любите цвет.
– Выходит, что так.
Заметив, что Макс до сих пор стоит, Тейт предложил ему сесть.
– Скажите, а какой цели вы собираетесь достичь, занимаясь в художественном классе?
Макс невесело рассмеялся:
– Совсем простой. Хочу, чтобы док удовлетворился и оставил меня в покое.
Тейт хмыкнул:
– Как говорят, я вас услышал. Но творчество требует вашего искреннего желания, иначе оно не принесет вам желаемых результатов. Я знаю: доктор Уоттс где-то решил за вас. Знаю причины, толкнувшие его на такое решение. Но мне важно ваше намерение. Творчество – шанс. Каким он вам видится?
Макс обвел глазами просторный зал, заставленный мольбертами и столами, где громоздились вазы с кистями, валялись тряпки, пестрые от разноцветных пятен, лежали листы ватмана. Вид художественного класса почему-то его воодушевил. Это не было безудержной радостью, но Макс ощутил душевный подъем, которого не испытывал очень давно.
– Я хочу попытаться… полнее выразить себя. Самовыражение мне необходимо, поскольку хочу стать… лучше, чем я сейчас.
Оглянувшись на Тейта, Макс увидел широченную улыбку.
– Мне понравились ваши слова, – тихо сказал Тейт.
Макс тоже улыбнулся:
– И когда мы начнем?
* * *Они начали на следующий же день.
Утром Макс не залежался в постели, а вскочил на пять минут раньше расписания. Ночью он дважды просыпался от кошмарных снов, однако они не испортили ему утра. Макс думал о скорой встрече с Тейтом. Нельзя сказать, чтобы он буквально рвался в художественный класс, но ему очень хотелось взять в руки кисть (баллончиков у Тейта не было).
Тейт приветствовал его крепким рукопожатием. Сегодня на преподавателе была другая футболка: под изображением Леонарда Нимоя[3] красовалась фраза: «Спок слушает». Максу на мгновение подумалось, что Тейт нуждается в сеансах Эллиота даже больше, чем он сам.
– Я взял на себя смелость и установил вам мольберт. – Тейт подвел Макса к большому треножнику. – Осталось лишь выяснить: вы хотите работать на холсте? Или начнете с чего-нибудь помельче?
Вопрос заставил Макса призадуматься. В детстве он рисовал исключительно на кирпичных, бетонных и металлических поверхностях.
– Холст, – ответил Макс. – Есть такой девиз: «Нацеливайся на успех или вообще не начинай».
– Замечательно. – Тейт одобрительно похлопал его по плечу.
Тейт помог ему натянуть холст на подрамник, предложив работать акриловыми красками. Макс не возражал. Он уселся на вращающийся стул и стал думать о том, что́ собирается выразить в своем рисунке. Легко сказать: «выражай себя», но с чего начать? За последние два года он почти полностью выжал из себя все вдохновение. В зале находились еще двое пациентов. Один трудился над холстом, второй делал набросок на бумаге. Оба работали как заведенные. Макс двадцать минут просидел перед мольбертом, не сделав ни единого мазка. Тейт снова подошел к нему.
