Джоджо Мойес - Один плюс один
– Нет. Не успела забежать на почту.
– На нем было написано, что это последнее напоминание.
– Я знаю, что это последнее напоминание.
Мама говорила резко, как всегда, когда речь заходила о деньгах. Повисла пауза. Норман подобрал мячик и положил у ног Танзи. Обслюнявленный, гадкий мячик.
– Прости, Никки. Мне… просто нужно разобраться с этим разговором. Я заплачу за воду завтра. Обещаю. Хочешь поговорить со своим папой?
Танзи заранее знала ответ. Никки больше не хочет разговаривать с папой.
– Привет.
Она подошла к самому окну и замерла. Ей был слышен папин голос.
– Все в порядке? – напряженно спросил папа.
Возможно, он решил, что случилось что-то плохое. Возможно, он вернется домой, если подумает, что у Танзи лейкемия. Она смотрела по телевизору фильм, в котором родители девочки развелись, а потом снова сошлись, потому что у нее была лейкемия. Но на самом деле Танзи не хотелось заболеть лейкемией, потому что ей становится дурно от вида иголок и у нее довольно красивые волосы.
– Все хорошо, – ответила мама. Она не говорила папе, что Никки изводят.
– Что происходит?
Пауза.
– Это твоя мама поклеила? – спросила мама.
– Что?
– Новые обои.
– А! Обои.
В бабушкином доме новые обои? Танзи стало не по себе. Папа и бабушка живут в доме, который она может не узнать. Прошло 348 дней с тех пор, как она в последний раз видела папу. И 433 дня с тех пор, как видела бабушку.
– Мне нужно поговорить с тобой об учебе Танзи.
– А что, она плохо себя ведет?
– Ничего подобного, Марти. Ей предложили стипендию в Сент-Эннз.
– Сент-Эннз?
– Учителя считают, что у нее исключительные способности к математике.
– Сент-Эннз, – недоверчиво протянул он. – В смысле, я знал, что она умненькая девочка, но…
Он явно был доволен. Танзи прижалась спиной к стене и поднялась на цыпочки, чтобы лучше слышать. Возможно, папа вернется домой, если она поступит в Сент-Эннз?
– Наша малышка в аристократической школе! – Он раздулся от гордости. Танзи так и видела, как он прикидывает, что сказать приятелям в пабе. Правда, он не ходит в паб. Ведь он вечно твердит маме, что у него нет денег на развлечения. – И в чем проблема?
– Ну… это большая стипендия. Но она покрывает не все.
– И что это значит?
– Это значит, что нам все равно придется платить пятьсот фунтов за семестр. И еще за форму. И регистрационный взнос пятьсот фунтов.
Молчание было таким долгим, что Танзи решила, что компьютер завис.
– Они сказали, что после первого года можно будет подать заявку на пособие. Какую-то дотацию, дополнительные деньги, которые выдают по заслугам. Но сейчас надо найти почти две штуки, чтобы она проучилась в течение года.
И тогда папа засмеялся. Честное слово, засмеялся.
– Ты, наверное, шутишь?
– Я не шучу.
– Где я, по-твоему, возьму две штуки, Джесс?
– Я просто подумала, что…
– У меня даже нет еще приличной работы. Здесь настоящее болото. Я… еще не встал толком на ноги. Прости, детка, но это невозможно.
– А твоя мама не может помочь? У нее должны быть сбережения. Можно я с ней поговорю?
– Нет. Она… вышла. И я не хочу, чтобы ты клянчила у нее деньги. У нее и так хватает забот.
– Я не клянчу деньги, Марти. Я подумала, может, она захочет помочь своим единственным внукам.
– Они больше не единственные ее внуки. У Елены родился мальчик.
Танзи затаила дыхание.
– Я даже не знала, что она беременна.
– Ну, я собирался тебе сказать.
У Танзи есть маленький двоюродный брат. А она даже не знала. Норман плюхнулся у ее ног. Он посмотрел на нее большими карими глазами и медленно, со стоном перевернулся, как будто лежать на земле было неимоверно тяжелым делом. Он не сводил с нее глаз, ожидая, что Танзи почешет ему живот, но она слишком старательно прислушивалась.
– Ну… может, продадим «роллс»?
– Я не могу продать «роллс». Я собираюсь снова начать свадебный бизнес.
– Он ржавеет в нашем гараже уже почти два года.
– Знаю. Я приеду и заберу его. Просто мне некуда было его поставить.
Голоса родителей стали резкими. Их разговоры часто заканчивались подобным образом. Поначалу мама старалась быть милой, но потом что-то случалось, и оба начинали говорить рублеными фразами и огрызаться друг на друга. Танзи услышала, как мама глубоко вдохнула:
– Может, ты хотя бы подумаешь? Она очень хочет попасть в эту школу. Всем сердцем. Когда учитель математики заговорил с ней, она просияла. Я не видела ее такой с тех пор…
– С тех пор, как я уехал.
– Я этого не говорила.
– Выходит, это я во всем виноват.
– Нет, это не ты во всем виноват. Но я не стану притворяться, что твой отъезд им безразличен. Танзи не понимает, почему ты не навещаешь ее. Она не понимает, почему больше не видит тебя.
– Дорога мне не по карману, Джесс. И ты это знаешь. Сколько можно меня упрекать? Я болен.
– Я знаю, что ты болен.
– Она может в любое время приехать и повидать меня. Я же тебе говорил. Пусть дети приедут на коротких каникулах.
– Это невозможно. Они слишком маленькие, чтобы ехать в такую даль в одиночку. А ехать с ними мне не по карману.
– Полагаю, это тоже моя вина.
– Бога ради, прекрати.
Танзи вонзила ногти в ладони. Норман смотрел на нее и ждал.
– Марти, я не хочу с тобой ссориться. – Мама говорила низким размеренным голосом, словно учительница, объясняющая прописные истины. – Я просто хочу, чтобы ты поискал хоть немного денег. Это изменит жизнь Танзи. Ей не придется бороться, как… нам.
– Черта с два!
– В смысле?
– Ты что, не смотришь новости? Выпускники университетов сидят без работы. Неважно, какое у тебя образование. Ей все равно придется бороться. Все равно придется барахтаться. – Он помолчал. – Нет. Нет смысла влезать в долги еще больше из-за такой ерунды. Конечно, в этих школах говорят, что они совершенно особенные, и она особенная, и ее жизненные перспективы будут потрясающими, если она поступит, и так далее, и так далее. Все они так говорят. – (Мама ничего не сказала.) – Нет, если она и правда такая умница, как они говорят, то проложит себе дорогу сама. Пусть ходит в Макартурз, как все.
– Как маленькие ублюдки, которые только и думают, как половчее избить Никки? И как наштукатуренные девицы, которые прогуливают физкультуру, чтобы не сломать ноготь? Она не впишется в Макартурз. Просто не впишется.
– Теперь ты говоришь, как сноб.
– Нет, я говорю, как человек, который признает, что его дочь немного не такая, как все. И ей нужна школа, которая это приветствует.
– Джесс, я ничем не могу помочь. Прости. – Он говорил рассеянно, будто к чему-то прислушивался. – Вот что. Мне пора. А в воскресенье поговорю с Танзи по «Скайпу».
