Линдси Келк - Я люблю Вегас
— А о чем же вы говорили? — спросила я. — Целых четыре дня. О чем вообще говорят мужчины?
Алекс застонал и посмотрел на меня сонными глазами.
— О спорте. Музыке. Задницах. Давай уже спать пойдем, а?
— Какое соблазнительное предложение, — съязвила я, не двигаясь с места.
— Можем поговорить о котятах, радуге и ленточках, если тебе нравится.
— Александр Рейд. — Его полное имя не Александр, но я специально называла так своего парня в минуты гнева. Чем дольше мы избегали разговора о случившемся два дня назад, тем острее становилась проблема. — Не доводи меня до рукоприкладства.
— Значит, ты не хочешь побежать в Сити-холл и пожениться?
Я резко обернулась. Алекс по-прежнему лежал на спине, откинув голову и закрыв глаза.
— По-моему, сейчас там все закрыто, — ответила я осторожно. Речь зашла о сокровенном. Не торопись, а то успеешь… замуж всегда. В общем, как-то так. — Слушай, я неправильно себя повела…
— Ты считаешь? — оборвал он меня, прежде чем я рассыпалась в извинениях.
— Да, и поэтому хочу извиниться. — Я дала ему секунду, чтобы он мог перебить меня. Но на этот раз Алекс промолчал. — Это была глупость. Я сглупила. Все получилось очень глупо.
Никакой реакции.
— Прости меня, я вовсе не хотела… — в горле пересохло, — тебя задеть.
Это был, наверное, худший в мире момент для Клиффа Ричарда, но я не знала, где стоит ноутбук, и самую страшную паузу в моей жизни вопреки желанию заполняла «Омела и вино».
— Отчего ты думаешь, что я был… — Алекс сделал паузу, — задет?
— А что, не был? — растерялась я.
— Еще как был.
Отлично. Мы играем. То, что я люблю.
— Я вспылил. Ты меня просто испугала, — продолжал он.
Еще лучше.
— А та чепуха, которую ты несла, — продолжал он. — Что это было?
Я распустила свой элегантный хвост-на-макушке-чтобы-не-мешал и принялась расчесывать концы пальцами. Волосы уже сильно отросли.
— Я не это имела в виду, — оправдывалась я, решив все разложить по полочкам и не упоминать почтовое отделение. — Конечно, брак важен. Очень важен, эпически. Я во время своего монолога поняла, что ерунда получается. Поэтому так долго не предлагала фиктивный брак, пока не перепробовала все остальное.
— Значит, ты уже не хочешь замуж? — задумчиво спросил Алекс. — Предпочитаешь вернуться в Великобританию?
— Нет! Конечно, нет!
Алекс сел.
— «Нет» — не хочешь замуж или «нет» — не хочешь в Лондон?
Я уставилась на Алекса, пристально смотревшего на меня. Как я умудрилась опять загнать себя этим разговором в угол?
— Это вообще даже не я придумала! — В словаре под выражением «доведенный до белого каления» есть картинка, так вот на картинке вылитая я. — Я просто не знала, что еще делать, и ударилась в панику! Я не хочу уезжать…
«Я не хочу уезжать от тебя», — подсказал голос. Ну не умею я объясняться, что вы хотите…
— Дай догадаюсь: это идея Дженни? — Откинувшись на спинку дивана, Алекс засмеялся. Он сидел в разных носках. — Глупость как раз ее масштаба.
— Как прикажешь это понимать? — спросила я. Почему у него носки разные? В прачечной пару носков всегда связывают вместе. Мои, например, всегда связывают.
— А-а, да прекрати, Энджел, — вздохнул он. — Не заставляй меня это говорить. Вы с ней, конечно, подруги, но она вечно сеет вокруг себя проблемы. Не человек, а ходячая катастрофа! Если она тебе что-то советует, поступай наоборот, не ошибешься.
— Так, значит, будем говорить о Дженни вместо того, чтобы говорить о нас? — Клифф уже достал до печенок. Где этот чертов ноутбук? — Дженни сейчас не предмет обсуждения, но скажу: никакая она не катастрофа. Если ты это из-за Джеффа, тебе еще предстоит узнать, что весь писец случился по его вине.
Еще одно прекрасное использование этого слова. Мне нравится и профессия, и переносное значение.
— Это он к ней пришел. Это он предложил ей пожениться! — Я чувствовала, что уже не контролирую себя. Слабенький и потому часто игнорируемый голосок разума подсказывал: сейчас нужно говорить о нас, но я не могла остановиться. Меня взбесила подлость Джеффа. — И это он на следующий день убежал в кусты, как последняя сволочь, предложив ей сделать вид, что ничего не было. Так не поступают, Алекс. Если ты трус, нельзя морочить голову любящей тебя женщине. Нельзя спекулировать чужими чувствами ради своей выгоды.
Алекс прищурился:
— Как, например, ты?
Я остолбенела. Кровь отхлынула от лица, тяжело застучало сердце.
— Что?!
— Нечего сидеть тут и мешать Джеффа с дерьмом за то, что он воспользовался «любящей его женщиной». — В воздухе помигали очень враждебно показанные пальцами кавычки. — Если ты сама сочла удачной находкой попросить меня жениться, жениться на тебе, Энджел, только ради визы, чтобы ты могла остаться в США и продолжить идиотские приключения со своей тупоголовой подружкой!
— Вот как ты думаешь? — Я встала, не знаю почему. — Честно?
— Это то, что ты сама сказала. — Он особо подчеркнул конец фразы. Клянусь, не помню, как именно я выразилась, но в моей речи никак не фигурировали «идиотские приключения» и «тупоголовая подружка». У меня никогда не было тупых подруг. Вот болван-приятель был. — Зови меня дураком, но мысли я читать не умею, сужу по тому, что было сказано.
Ну вот вам и половина проблемы. Мужчины и женщины действительно разные биологические виды. Мы с Дженни телепаты, заходит ли речь о переломном жизненном кризисе или когда одна из нас просто хочет мороженого. Алекс судит по тому, что я сказала вслух? Да, неудивительно, что человек ничего не понимает.
— Слушай, оставь Дженни на минуту в покое, — попросила я, стараясь не наступить на айпод «Нано». Это было непросто. — Позволь мне объяснить.
— Не оставлю, — заявил Алекс, подскакивая и наступая на два больших коричневых пакета из «Блумингдейл»! — Потому что она дура и превращает в дуру тебя.
— Теперь уже я дура? — закричала я вне себя. Разговор выходил из-под контроля, за меня говорили эмоции. — Ну слава Богу, что мы не женаты!
— Просто прочла мои мысли! — прогремел он и пошел в кухню. — Всю дорогу в самолете я думал — может, я смогу сделать вид, что ничего не случилось, может, получится жить как раньше, но, знаешь, не могу. Я не позволю себя использовать. Второй раз этого дерьма мне не надо!
Он грохнул пару раз дверцами шкафчиков, после чего повернулся и посмотрел на меня с выражением, которого я никогда не видела и не хотела бы видеть снова: огорченный, рассерженный, упрямый, словно никакие мои слова не могут поколебать его мнения. Он выглядел… убитым.
