Вредина для мажора (СИ) - Коваль Алекс
— Кхм… мы постараемся.
И вроде бы поулыбались и все решили, пора бы мирно разойтись, но тут крестный сбрасывает весь задор, подбирается и, окинув меня серьезным взглядом, говорит:
— Ладно, Макс, а теперь давай серьезно и на чистоту. По теме, что не касается вас с Виолеттой.
— Это по какой? — спрашиваю, а сам уже весь напрягся.
— Ты и сам догадываешься, думаю. Что произошло у вас с отцом и сколько еще вы будете бодаться рогами, два невозможных упрямца?
Вздоха сдержать не получилось, точно так же, как и смешка. Ну вот, началось. Все одно и то же да по кругу.
— Я не… — начинаю.
— Я уже слышал и с его, и с твоей стороны кучу отмазок, — перебивает отец Летты. — Наелся. Хватит. Ты ведь понимаешь, что это не дело? Я знаю, вижу, что по отношению к моей дочери у тебя серьезный настрой, но по отношению к собственному отцу твое поведение в корне неправильно. Не мне тебя учить, конечно, но если у тебя настолько серьезно все к Виолетте, то однажды и у вас будут дети, и представь, если твой сын вот так повернется к тебе… задницей, Макс?
— Никто и никуда не поворачивался, — морщусь, не находя себе места. Давно мне лекции не читали и мозг не промывали, отвык я уже от родительских нравоучений. — Просто у нас с отцом разные взгляды на жизнь и на мир в целом, тебе ли не знать? Он ждет, когда я пойду по его стопам, но этого не будет! Отцу придется рано или поздно с этим смириться. Ну, а если я ему такой не нужен, то и плевать, — развожу руками, чувствуя, как глубоко внутри уже начинает просыпаться легкое раздражение. — И вообще я не хочу сейчас об этом.
— Хочешь, не хочешь, а если бы не отец, то уже сегодня ты бы вылетел, как пробка от шампанского, из своего футбольного клуба, Макс! — встает Гай и прячет руки в карманы брюк. Доброго и улыбчивого крестного как не бывало. На лице решимость и то самое баранье упрямство, которым на наши две семьи наделены не только мы с отцом.
Но не это главное. Интересней оказывается то, что я только что услышал.
— Что ты сказал? — даже переспрашиваю, а то, может, все же это слуховые галлюцинации?
Но как оказалось, нет. Мое удивление по поводу того, что утром в телеке и новостных лентах ни сном ни духом о произошедшем вчера, было явно поспешным. Это не фарт и не удача. Это отец.
— То. Не были мы с Темычем за городом. После вчерашнего приема в СМИ поднялась нехилая волна сплетен, и Стельмах всю ночь провозился в офисе, решая вопросы и затыкая особо ретивых. Новость облетела все газеты и журналы за гребаных пару часов, и это была не только “бульварная желтая пресса”, Максим.
— Твою мать, вот, скотина! — руки сжались в кулаки, и я искренне пожалел, что так мало врезал этому сраному недоюристику. Нужно было хорошенько ему раскрасить рожу и устроить феноменальную встречу носа с бетоном. Ох, какая ярость плескалась внутри! Даже представить страшно, что случилось бы, окажись эта сволота сейчас прямо передо мной.
— Наши отели, наш прием — это все херня, — машет головой крестный. — На бизнесе это никоим образом не сказалась. Черный пиар — тоже пиар. Этот ваш дружок со своим отцом решили спустить всех собак лично на тебя, — тычет пальцем мне в грудь. — Понимаешь, чем пахнет? Руководство клуба быстро узнало о произошедшем, и не мне тебе рассказывать, какие у них штрафные санкции. Тренер был в бешенстве, гендиректор клуба рвал и метал. Если бы не отец, Макс, твоя карьера этой ночью бы просто потонула, — говорит Гай с нажимом, четко проговаривая каждое слово, будто пытается вдолбить мне это в голову, а у меня эта информация просто “по полочкам” не укладывается. Внутри все кипит и клокочет от злости. Мозг к чертям оказывается думать трезво.
— Ну, и зачем? — перебиваю раздраженно, ероша пятерней волосы и прохаживаясь вдоль кабинета. — Зачем он это сделал? Чтобы в очередной раз ткнуть меня носом, какой я плохой, а он хороший? Какой я дерьмовый сын, устраивающий проблемы, а он отец-молодец?
— Дурень, ты Макс. И если вот тут просветления не случится, — стучит костяшкой пальца по виску крестный, — то не видать тебе моей дочери как своих ушей.
— При чем тут Летта и наши с ней отношения?
— А при том, что какая тебе, к черту, свадьба, если ты не чувствуешь элементарного?! — прорезался грозный рык в тоне Максима Гаевского. — Можешь сколько угодно язвить и закрывать глаза на очевидные вещи, но отец для тебя всегда делал много и продолжает делать! В футбол ты, в принципе, пришел благодаря ему. А Испанский клуб, ты думаешь, сам собой на горизонте нарисовался?
— Откуда ты… — начинаю, вскидывая взгляд глаза в глаза, но не договариваю. Про поступившее мне предложение я еще никому из семьи озвучить не успел. Конечно, можно было бы предположить, что отец узнал от тренера и рассказал другу, но сердце простреливает от другой догадки. Слишком остро и слишком ярко. Я смотрю на крестного во все глаза, и слова как-то разом пропадают. И все встает на свои места.
— Отец? — фыркаю. — Тоже с его подачи?
— Да, Макс, отец. Но не с “подачи”, как ты выразился, а из его любви к тебе, олень ты спесивый! Стельмах прекрасно знал, как ты грезил этим клубом. Это был его тебе подарок на окончание универа. Он уже давно смирился с тем, что в бизнесе ты ему не приемник, и помогает, как может. Да, Стельмах — баран. Старый и упрямый баран! И ты это знаешь, и мать это знает, и все это знают! Он не пойдет на примирение, поэтому будь хоть ты умнее, слышишь? — выдает в сердцах Гай, прожигая меня взглядом. А у меня ощущение, будто крестный в самую душу заглянул, выворачивая ее наизнанку.
— Вам надо поговорить. Нормально. Вдвоем.
— Почему он мне ничего не сказал?
— Потому что он не хотел, чтобы ты знал.
— Значит, не за игру я свое место в клубе получил, а за деньги бати? Шикарно. Просто шикарно.
И колются внутри заразы: совесть и здравый смысл, но обида, как всегда, берет верх.
— Максим, твою мать, Артемович! — аж закипел крестный, поигрывая желваками. — Вот же… порода! Не надо себе в голове придумывать то, чего не было! Ни взятки, ни деньги, Макс, чистое желание помочь. Стельмах всего лишь пригласил руководство клуба на твой матч. Он позвал, они приехали. Заметили. Из всех — тебя! Так что заканчивай вешать всю вину за вашу ссору на отца и уже будь мужиком, пойди и сделай первый шаг в сторону примирения. Ему эти войны с единственным собственным сыном тоже нелегко даются…
Я молчу. Просто потому, что впервые в жизни я не знаю, что сказать. Меня будто эмоционально выпотрошили, я буквально чувствую, как в голове, в сердце идет долбаная перестройка. А еще с головой накрывает осознание, какой я мудак.
— Не забывай, что нам уже не по тридцать и даже не по сорок лет, — продолжает Гай, нервно прохаживаясь перед рабочим столом. — Ты обвиняешь отца в том, что он не интересуется твоей жизнью, а сам ты хоть раз спросил, каково ему? Болит ли чего, или, может, помощь где нужна, Макс? Мы не железные. У нас тоже есть предел, и пока у тебя есть такая возможность, позвонить и сказать “бать, мне нужен твой совет”, пользуйся ей! — выдох сквозь сжатые зубы. — Наши годы на месте на стоят, Макс. Твой отец за тебя и за Лию с девчонками любого порвет, но ты просто не представляешь, каково это — понимать, что всегда полный до этого дом пустеет, а дети разъезжаются и ты им становишься не нужен, потому что они выросли и у них своя жизнь! Каждый справляется с этим, как может. Стельмаха я знаю уже столько лет, что озвучить страшно, и никогда он особой сентиментальностью не отличался. А все нравоучения, все тычки в твои ошибки — из чистого желания помочь! — буквально прорычал всегда спокойный крестный, да так, что проняло. Чувство совести тут же повыползало из всех щелей, куда я его так старательно заталкивал. А в сердце прострелила щемящая боль. Наверное, Гай прав: ведем себя как два упрямых идиота. Скольким в этой жизни я обязан отцу? Да фактически всем, начиная воспитанием и заканчивая той роскошной жизнью в той обстановке, в которой я рос и в которой у меня была реальная возможность реализовать себя так, как я хочу. На самом-то деле напрямую он ни разу не упрекнул меня за мой выбор. За футбол и спорт в обход бизнесу. Да, бузил. Да, пинал словесно, пытаясь привить какие-то ценности и установки, которые я в силу возраста просто не хотел замечать или принимать. И да, в общем, я дурак.