Элизабет Лоуэлл - Сердце мое
— Не надо, не говори ничего! — печально сказала Шелли. — Самих себя нам ведь не изменить… Но зато мы можем иногда бывать друг с другом — до тех пор, пока сами будем хотеть этого.
— Я буду хотеть этого всю жизнь. Я люблю тебя, — тихо ответил Кейн и нежно провел пальцем по тонким поджатым губам Шелли. — Вот и еще одно «в первый раз». Знаешь, я ведь еще никогда не говорил женщине, что люблю ее. Это мое первое признание в любви…
Эти слова горячей волной прошли по всему телу Шелли, сметая все ее чувства на своем пути и воссоздавая заново, в еще более прекрасном, дивном обличье, не считаясь с тем, хочет она этого или нет. На ресницах ее задрожали слезы. Она не знала, плакать ей или смеяться, громко кричать или просто бежать на край света от прекрасных, серебристо-голубых глаз Кейна.
Домоседка и бродяга — ничего себе любовь до гроба!
«Никогда этого не будет… — с горечью подумала Шелли. — Но если я потеряю его, мне будет так больно, как не было еще никогда в жизни…»
— Кейн…
В ее тихом голосе послышалась такая тоска, такой страх, что он поцеловал ее и нежно обнял, пытаясь успокоить:
— Не плачь, Шелли, не плачь, не надо… Когда ты осмелишься признаться самой себе в собственной дикости, в том, что изначально, в глубине души ты дикарка ты поймешь, что и ты любишь меня так же сильно, как люблю тебя я.
И он еще раз поцеловал ее.
Шелли замотала головой, изо всех сил пытаясь не закричать громко, жалуясь на злую судьбу, подарившую замечательному мальчишке Билли мамашу Джо-Линн и решившую свести домоседку с бродягой.
Кейн сел прямо и посмотрел на изящную темноволосую женщину рядом с ним. Да, она оказалась такой же упрямой, как и чувствительной, и доброй, и нежной…
— Знаешь, мне безумно хочется заняться с тобой любовью снова, прямо сейчас, — сказал он ей. — Я мог бы заставить тебя стонать от страсти в моих руках. И ты бы громко кричала от наслаждения, возвещая всему свету о том, что любишь меня, и благодарила бы небеса…
Шелли увидела, как горят возбуждением его глаза. Она внезапно почувствовала сильное влечение к нему, почти голод. И еще страх.
— Но, боюсь, сейчас это еще больше отпугнет тебя, — продолжал Кейн. — Поэтому пойдем немного погуляем, а? Покажи мне эти холмы, которые видны отсюда, домоседка! Ты считаешь их прекрасными, словно великое произведение искусства? Что ж, тем интереснее. Я еще никогда не гулял по произведениям искусства.
Несколько мгновений Шелли просто неподвижно лежала на кровати и смотрела, как Кейн одевается — он подбирал с пола свою одежду, которую несколько часов назад скинул с таким нетерпением. Наконец она решила встать, стараясь вести себя так же спокойно и непринужденно, как делал это он.
Но это было не так-то просто. Руки ее дрожали от волнения, и она не могла сосредоточиться. «Какая же я все-таки неуклюжая», — подумала Шелли, одеваясь.
— Нам понадобится специальный рюкзак для еды и посуды, — раздался голос Кейна. — Скажи, у тебя в доме такой найдется — скажем, в этом огромном стенном шкафу?
Его непринужденный вопрос совершенно сбил Шелли с толку. Казалось, что этот спокойный мужчина и вовсе никогда не смотрел на нее жадными, пылающими страстью серыми глазами. А ведь он говорил ей о любви… Шелли почувствовала комок в горле и, нервно дернув «молнию» стареньких джинсов, повернулась к Кейну.
Он на нее даже не смотрел!
— Да, найдется, — ответила она, довольная тем, что голос ее был почти таким же непринужденным.
— А обычный большой походный рюкзак есть? — спросил он.
— Да.
— Походные ботинки?
— Есть, но, боюсь, не твоего размера.
— У меня есть свои собственные. Значит, у тебя походная обувь есть.
— Посмотри в стенном шкафу, рядом с рюкзачком для еды.
Кейн медленно, лениво улыбнулся — нет, он ни над чем не смеялся, просто, казалось, еще раньше заключил сам с собой какое-то пари и теперь был доволен, выигрывая его.
— У тебя есть на примете какое-нибудь местечко в горах, где мы могли бы устроить небольшой пикник? — спросил он Шелли.
Задумчиво кивнув, Шелли увидела, как тонкие черты его лица осветила улыбка. Дрожь прошла по всему ее телу. Улыбка делала Кейна таким красивым, что трудно было просто стоять и смотреть, восхищаясь чуть заметными движениями уголков его прекрасного рта.
— Тогда пошли. — Кейн заговорщически подмигнул ей. — Я приготовлю сандвичи, а ты пока собери все необходимые вещи, идет?
И, изумленная простотой и непринужденностью его поведения, Шелли не в силах была вымолвить ни единого слова — ей оставалось только стоять и смотреть, как он поворачивается к ней спиной и выходит из спальни, направляясь на кухню.
«Нет, он не поверил мне, когда я стала убеждать его в том, что я — заядлая домоседка. Или, может быть, в глубине души ему просто нет до этого абсолютно никакого дела, потому-то и не обращает он особого внимания на мои слова»? — подумала Шелли.
Оставшись в спальне одна, она еще раз посмотрела на прекрасные, заросшие чапаралью склоны гор. И медленно покачала головой.
«Нет, все-таки до меня ему дело есть, — возразила она самой себе. — Хотя, разумеется, менять свой образ жизни из-за меня он не станет. Но с другой стороны, у него ведь никогда в жизни не было настоящего дома, и он просто не знает, чем жертвует, ведя бродячий образ жизни…
Кажется, он и впрямь испытывает ко мне нечто большее, чем просто сексуальное влечение. И потом, он ведь сказал, что любит меня! Если бы он просто хотел затащить меня в постель и ничего больше, тогда он признался бы в любви до того, как это произошло, и не очень-то деликатничал со мной теперь. Это было бы ему совершенно не нужно. Он ведь получил чего хотел…
Как, впрочем, и я сама», — решила Шелли.
Одно лишь воспоминание о мгновениях недавно пережитой близости заставило ее вздрогнуть — кровь быстрее заструилась в ее жилах, и от наслаждения она чуть замедлила дыхание. Шелли привыкла быть честной сама с собой, и она знала, что, захоти ее Кейн еще раз, он мог бы без особого труда получить желаемое. И даже не один раз…
«Нет, я-то не имею в виду только секс, — продолжала Шелли внутренний диалог. — Конечно, ему нужно больше, чем просто секс, хотя… Это было чертовски здорово, в постели… А я… Я люблю его? Господи, какая злая шутка судьбы — домоседка и бродяга…»
Прикусив губу, Шелли неподвижно стояла, пытаясь навести порядок в собственных мыслях.
Но не могла. Все в ее спальне: запах, смятые простыни на кровати, крошки хлеба на подносе рядом — напоминало ей об их любви. О незабываемой, удивительной, невероятной близости.
«Впрочем, достаточно сантиментов, — довольно резко сказала она сама себе. — В конце концов, не в первый раз жизнь припирает меня к стенке, лишая свободы выбора и даже возможности спокойно, сосредоточенно все как следует обдумать».
