Лавейл Спенсер - Прошлые обиды
Она прошла на второй этаж в свою спальню. Телевизор работал на всю катушку, и было ясно, что Рэнди валялся на ее кровати. Он, видимо, сгорал от желания скорее поделиться с ней своей новостью. Бесс прошла в ванную, надела халат и крикнула ему оттуда:
- Какую музыку они исполняют?
- В основном рок. Джилберт сказал, что они играют и старый, и новый.
Бесс сняла с лица грим и, втирая в руки лосьон, вошла в комнату. Рэнди сидел на ее кровати, скрестив ноги. Он выглядел каким-то чужим и неуместным в этом будуаре в пастельных полосках и розах, с воздушными занавесками и обитыми ситцем стульями. Бесс села на один из них, положила босые ноги на кровать и прикрыла халатом колени.
- Ты знала? - спросил Рэнди. - Бабушка тебе сказала?
- Нет. Для меня это такой же сюрприз, как и для тебя.
Бесс уменьшила звук телевизора.
- Старина Джилберт... можешь ты в это поверить? - Рэнди изумленно покрутил головой.
- По тому, как он танцует, могу.
- И все оттого, что я играл на свадьбе.
- Вот видишь. Немного мужества - и налицо результат.
Рэнди усмехнулся и выбил на бедрах дробь.
- Боишься? - спросила Бесс.
Он перестал барабанить.
- Как тебе сказать... - Он передернул плечами. - Да, пожалуй. Немножко.
- Я тоже боялась, когда начинала свое дело. И видишь, все получилось.
Рэнди смотрел на нее.
- Да, получилось. - И, помолчав, спросил:
- Что происходит между тобой и стариком?
- Ты хочешь сказать - твоим отцом?
- Да... извини... отцом. Что происходит между вами?
Бесс встала, подошла к туалетному столику, положила на него браслет, переставила флаконы и тюбики, открыла один из них.
- Мы - друзья.
Она взяла на палец немного крема и стала наносить его на лицо.
- Ты врешь, мама. И знаешь, что врешь. Ты с ним спала. Ведь так?
- Рэнди, тебя это не касается.
- Я вижу в зеркале, что ты покраснела.
Бесс взглянула на свое отражение:
- Пусть так, но это тебя не касается, и я не в восторге от твоих манер.
- Ладно, ладно. - Он соскочил с кровати. - Я тебя не могу понять, вот и все. Сначала ты с ним разводишься. Потом ты обустраиваешь его квартиру, а сейчас...
Он сделал красноречивый жест рукой и замолк.
Бесс повернулась к нему:
- А сейчас... будь добр, отнесись к моей личной жизни с тем же уважением, с каким я отношусь к твоей. Я никогда не спрашивала тебя о твоей сексуальной жизни и думаю, что ты не должен интересоваться моей. Договорились? Мы оба взрослые люди. Мы оба знаем, что в своем выборе мы в чем-то рискуем, а в чем-то бываем вознаграждены. Пусть все так и остается.
Рэнди глядел на нее, раздираемый противоречивыми чувствами. Что-то в нем протестовало против ее возвращения к отцу. Но в глубине души он страстно желал, чтобы примирение с Майклом наконец состоялось.
- Знаешь что, мама, - заявил Рэнди, прежде чем выйти из комнаты, - ты не относилась так болезненно к этим вопросам, когда речь шла о Кейте.
Бесс смотрела на дверь, за которой скрылся ее сын, и говорила себе, что он прав. Она присела на край кровати, зажав руки между коленями, пытаясь в мыслях как-то все расставить по местам. Нужно было подумать о защите, потому что она боялась. Потому она сейчас и убежала от Майкла, потому накинулась на Рэнди. Опасность влезть во все это снова была слишком велика - черт, о чем это она? Разве она уже не влезла в отношения с Майклом? Они сделали это вместе, и скорее всего они опять влюбились друг в друга. А к чему стремятся влюбленные, если не к браку?
Бесс повернулась на бок, подтянула колени, скрестила босые ноги и закрыла глаза.
"Я, Бесс, беру тебя, Майкл, в горестях и болезнях, и разлучит нас только смерть".
Они уже поверили в это один раз. И чем пришлось платить? Что ожидало их? Боль разрыва, разоренный дом, сломанная семья, разбитые сердца. Надо ли снова проходить через подобное?
***Прослушивание было назначено на два часа в понедельник, в клубе "Стоунвингс". На сцене все было приготовлено для вечернего выступления. Музыканты репетировали, когда Рэнди вошел с парой барабанных палочек в руках.
В зале было темно, освещена только сцена. Один из гитаристов повторял в микрофон: "Проверка, раз, два", остальные столпились возле устройства для настройки электрогитары.
Рэнди подошел к освещенной сцене.
- Привет, - сказал он.
Все замолкли. Ведущий гитарист, изможденный и похожий на Иисуса Христа с католических картинок, всмотрелся в зал. Он держал голубую гитару "Фендер Старотокастер", между струнами была всунута горящая сигарета.
- Эй, ребята! К нам пришли, - сообщил он. - Ты Куррен?
- Да. - Рэнди протянул руку. - Рэнди.
Музыкант передвинул гитару на живот и наклонился пожать руку.
- Пайк Ватсон, - представился он сам и представил бас-гитариста:
- Дэнни Скарфелли.
Подошел распорядитель пульта и тоже протянул руку:
- Том Литтл.
За ним еще один гитарист:
- Митч Иост.
Электрик-звукооператор возился со светом, стоя на стремянке.
Ватсон сказал Рэнди:
- А там Ли. - И позвал:
- Эй, Ли!
Голос, раздавшийся из темноты, был похож на скрежет напильника по металлу:
- Привет!
- Это Рэнди Куррен.
- Послушаем, - раздалось в ответ.
Все вернулись к настройке инструментов. Ватсон спросил Рэнди:
- Что ты знаешь?
- Что хочешь. Что-нибудь с переменным ритмом или просто рок. Мне все равно.
- Ладно. Может, кусочек из "Голубых замшевых туфелек"?
- Годится.
Рэнди ожидал чего-нибудь такого, самую простую песню, которую они знают так же хорошо, как царапины на своих инструментах. Простые песни - лучшее испытание для настоящего таланта.
Ударная установка была простая: бас, малый барабан, напольный, два тамтама, набор тарелок, одна - на высокой ножке. Рэнди устроился сзади, нашел педаль баса, отрегулировал высоту тарелки. Он взял обе палочки в левую руку, пододвинул стул на несколько сантиметров вперед, опять проверил расстояние, поднял голову и сказал:
- Готово. Я просчитаю три такта, вступаем на четвертый.
Пайк Ватсон пустил струю дыма в потолок, отложил сигарету:
- Давай. Поехали.
Рэнди выбил ритм, оркестр вступил, гитара вела мелодию.
Для Рэнди игра была как терапия. Играть - значило забыть себя, забыть обо всем на свете. Играть - значило жить в полной гармонии с деревянными палочками и барабанами, над которыми у него, казалось, была мистическая власть.
Рэнди действовал ими так, как будто они могли повиноваться просто его команде, звуку голоса, а не прикосновению. Когда песня кончилась, он удивился, потому что не понимал, что играет на барабанах. Казалось, наоборот, они играют на нем.
