Валентина Седлова - Под потолком небес
Наталья даже не стала смотреть на драку. Вернее, просто не смогла. Надо было что-то делать, как-то разнимать братьев, но это были уже их мужские игры. И она не знала, как играть по их правилам, пусть хотя бы и была невольной причиной того, что они сцепились. Когда Лешка наконец-то ушел, прокричав напоследок какое-то ругательство и обозвав брата придурком, Наташка сползла с кровати, где сидела, обнимая подушку и окрашивая ее разводами туши, и пошла к Андрею. Андрей был в ванной, смывал с лица и рук кровь. Наташка смотрела на него и все ждала: что же он скажет? Что он скажет? А Андрей не торопился что-либо говорить. Раз за разом прикладывал смоченное холодной водой полотенце и пытался остановить кровь, бегущую тонкой струйкой из рассеченной брови. Когда это удалось, осторожно отодвинул Наталью в сторону, надел кроссовки и, избегая глядеть прямо в глаза, произнес:
— Не жди меня.
И тоже ушел, как и все остальные.
Наташка смотрела, как за ним захлопнулась дверь. Слышала, как он вызвал лифт, как вошел в него. Как звучно лязгнула тяжелая железная дверь подъезда, как завелась и уехала машина. Она не знала, было ли это концом или только началом конца? Только больно и противно колотилось сердце, а в голове гудели чугунные молоты: бум, бум…
Наташка пошла на кухню, накапала себе корвалола. Разбавила водой прямо из под крана и махом выпила. Посидела. Затем пошла в комнату, убрала следы пивного вечера. Помыла посуду. Увидела, что в коридоре перевернута обувная полка, и на полу блестят бисеринки засыхающей крови. Навела порядок и там. Все ее действия были простыми и, как бы сказал их препод по высшей математике, однолинейными. Когда уже не осталось, чем заняться, Наталья присела на кровать. По подоконнику забарабанили первые капли дождя. Видимо, не зря такая духота весь день стояла. Пришлось идти срочно закрывать окно.
Через десять минут на улице бушевала самая настоящая гроза, с молниями в полнеба и раскатами грома. Андрей сейчас, скорее всего, где-нибудь в дороге, наматывает на колеса черные мили. Интересно, что после всего этого он думает о ней? Или решил, что Лешка прав, и она действительно гуляла направо — налево? Тогда понятно, почему Андрей ее оставил. И самое глупое, что ведь не докажешь, что тебя оговорили. Нет, что угодно, только не оправдываться. Ни за что! Она не виновата, пусть хотя бы и в глазах Андрея Лешкины слова измазали ее почище дегтя. Но это останется на его совести. Если она, конечно, у него еще есть.
Прошел час. Еще один. Потом еще. Наталья поняла, что сходит с ума. От нехорошего предчувствия сжало сердце. Что-то не так. И ведь даже позвонить некуда, потому что свой сотовый Андрей оставил дома. Боже, лишь бы с ним все было в порядке! Еще и этот дождь скверный. Пусть они расстанутся, пусть будут порознь, да что угодно — лишь бы он вернулся живым и невредимым. Она выслушает все, что он захочет ей сказать, она ко всему готова! Лишь бы пережить эту ночь, лишь бы снова его увидеть!
Взгляд ее упал на полку, где в прозрачной пластиковой папке лежала тонкая пачка листов. На прошлой неделе в Интернете случайно нашла киносценарий к фильму «Сталкер», распечатала, да все никак не собралась его полностью прочитать. Недосуг, да недосуг. А вот сейчас ей почему-то показалось, что в этой папке лежит что-то очень важное, что поможет ей, расскажет, как быть и что делать. Наташа взяла ее в руки и раскрыла на первой попавшейся странице:
«А мама говорила: он же сталкер, он же с-смертник, он же вечный арестант! И дети. Вспомни, какие дети бывают у сталкеров…»
Наталья быстро пробежала цитату вниз, жадно ловя и запоминая печатные слова, как откровение свыше:
«Я уверена была, что с ним мне будет хорошо. Я знала, что и горя будет много, но только уж лучше горькое счастье, чем… серая унылая жизнь… Просто такая судьба, такая жизнь, такие мы. А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не было, хуже было бы. Потому что тогда и… счастья бы тоже не было, и не было бы надежды».
Получается, это все про них? И про горькое счастье, и про надежду? Значит, остается только верить, надеяться… и молиться. Наталья в каком-то исступленном экстазе бросилась на колени и бессвязно, путая слова, сбиваясь, и раз за разом начиная сначала, обратилась к небесам. Она никогда не считала себя верующей, хоть в детстве и была крещена, и никогда не думала, что Бог есть на самом деле. По крайней мере, такой, как его рисуют в церквях и на иконах. В сурового, но справедливого дядьку с белой бородой, имеющего дело решительно до всех и до каждого, она никогда не верила. Но сейчас что-то в ее душе надломилось, проросло тонким слабым ростком и потянулось вверх. Она впервые в жизни молилась Богу. Она каялась во всем, что натворила, и что еще только могла натворить, просила наказать ее за грехи, но не трогать из-за нее ее близких! Она не хотела, ни за что не хотела, чтобы ее любовь убила самого дорого ей человека, потому что знала (откуда? почему?), что ко всему, что еще только может произойти, она имеет самое прямое отношение. Она слишком сильно привязалась к своему Сталкеру, она слишком сильно его любит, а Боги не прощают людям сильных чувств. Она просила защиты и помощи для Андрея, потому что в глубине души понимала, что только она сейчас в силах уберечь его от грозящей беды, и как заведенная повторяла: Да минует его чаша сия! Да минует…
Сколько прошло времени? Неясно. Дождь давно смолк и в город пробирался хмурый рассвет. Странно, неужели она провела на полу почти всю ночь? Видимо, психика все-таки не выдержала стресса и милосердно отключилась на пару с сознанием. Наташка поднялась, отряхнулась и подошла к окну посмотреть, не стоит ли машина Андрея на стоянке возле дома? Нет, не стоит. Неужели все-таки случилось что-то непоправимое? Неужели она не смогла уберечь его от беды? Ведь чувствовала, что что-то произойдет, что-то нехорошее и очень страшное. Ну, почему она его отпустила одного, почему?
Тишину раннего утра вспорола трель телефонного звонка. Наталья как сомнамбула подошла к висевшему на стене «панасу» и сняла трубку…
* * *Андрей, сжимая левой рукой руль, а правую держа на рычаге переключения передач, летел по кольцевой. Полчаса назад он побывал на месте гибели Анны, куда рванул сразу же, как только выбежал из подъезда и завел волжанку. Вышел на обочину, постоял под струями холодного дождя, бившего его по спине и плечам, у крохотного придорожного обелиска. Анна всегда помогала ему, но в этот раз даже она была бессильна. Впрочем, чего он хотел? Наверное, всего лишь покоя, пусть даже временного. Лишь бы не циклиться на том, что произошло. Ситуация подразумевала определенные шаги с его стороны, к которым он сейчас был не готов, только и всего. А кипевшие эмоции не давали сосредоточиться и нормально все обдумать. Тело требовало действий, а не мыслей, поэтому он, оттерев с плиты грязь, в последний раз посмотрел в вечно юное лицо Анюты, сел за руль и вновь погнал ласточку сквозь слякоть и мутные потоки.
