Юлия Данцева - Жена Кукловода
Людмила не поверила своим ушам. Он просил?
Она замерла, снова бешено забилось сердце.
- Ненависть, - все так же глухо продолжил Каверин. - Заслужил. А я… просто завидую… Он не понимает… Не ценит…
Каверин обхватил руками голову, зарывшись пальцами в волосы. Потом немного взял себя в руки и спросил:
- Ты же не такая. Тебе не нравится все это?
- Каверин… кто дал тебе право лезть мне в душу? Ты – мерзкий садист и извращенец! - выкрикнула она зло.
Он покачал головой.
- Жаль что ты так думаешь…Очень жаль. Если бы я мог…
Каверин развернулся и быстрым шагом ушел. Людмила потрясенная, прижала руку к груди, пытаясь унять сердцебиение.
Она вернулась в зал, в ушах шумело, голова кружилась, во рту пересохло и чувствовался противный металлический привкус.
Руслан все так же стоял у стены с бокалом в руках и беседовал с седым господином в белом пиджаке. Людмила подошла и тихо встала рядом, не смея вмешаться в разговор. Голова кружилась все сильнее, сердце будто спотыкалось, опять начали неметь пальцы на левой руке. Она смотрела на мужа и безмолвно заклинала его почувствовать, как ей плохо, понять и увезти ее отсюда. Но Руслан не обращал на нее никакого внимания. Наконец, решилась и сжала его локоть. Нехотя отвлекся от разговора и спросил:
- Что такое, родная?
- Мне нехорошо, – ответила Людмила тихо. – Давай уедем.
Руслан жестом подозвал официанта, поставил бокал на поднос.
- Опять болит?
- Немного. Мне жаль, что порчу тебе праздник.
- Глупая, - ответил Руслан, и погладил ее по щеке, - ты для меня важнее всего на свете.
Ей так хотелось поверить ему. Как всегда - безоглядно.
Глава 19
В воскресенье Людмила встала позже обычного, позволила себе бессовестно проваляться в постели лишний час. Руслан встревожено спросил: «Что болит?», сосчитал пульс, измерил давление, вроде успокоился немного. Но все равно заставил выпить какие-то таблетки. Людмила не спорила. Она с удовольствием провела бы в постели весь день.
Но на вечер был запланирован визит родителей Руслана. Можно было бы попросить мужа позвонить отцу и отменить приглашение. Людмила действительно чувствовала себя неважно. Но представила себе, как профессор презрительно скривит губы: «Из санатория сбежала – значит здорова!». И передумала.
Впервые приготовление праздничного ужина не доставило Людмиле никакого удовольствия. Она очень любила готовить, особенно новые, необычные блюда. Но сегодня продуманное за неделю меню – рагу по-ирландски, картофель «дофин», салат-коктейль из морепродуктов, вафельные корзиночки с «Цезарем», чернослив с орехами в сливках и торт «Вдохновение», показалось невыполнимой задачей.
- Давай, я позвоню отцу.
Руслан обнял ее за плечи.
- Выглядишь очень усталой. Целый день провозишься на кухне, потом еще этот ужин, а завтра на работу.
Людмила вздохнула, но упрямо покачала головой.
- Ты своего отца не знаешь? Будет столько сарказма…
- Я скажу, что ты заболела. Гриппом. Отец ни за что не придет – панически боится заразиться «инфлюэнцей».
- Врать не хорошо!
В кухню зашел заспанный Антошка.
- Это будет ложь во благо!
Руслан потрепал сына по взлохмаченной шевелюре.
- Умываться, чистить зубы. Посмотри на себя? Немытый трубочист…
- Пап, - отмахнулся раздраженно Антошка. – Пять лет мне что ли?
- Кашу будешь?
Людмила достала тарелку из сушки.
- Неа, - буркнул сын. – Хлопья.
- Овсянка полезнее, - начал было Руслан.
- Или хлопья или ничего, – отрезал Антошка.
- Так и не могу понять – кто из вас упрямее, - улыбнулась Людмила. – Хлопья так хлопья. Сейчас молоко согрею.
Ровно к пяти ужин был готов, стол сервирован, квартира сияла чистотой. Только Людмила держалась из последних сил, чтобы не хлопнуться в обморок и не напугать Антошку. Наскоро приняла душ, высушила волосы и успела одеться, когда в прихожей раздался звонок.
Она строго посмотрела на себя в зеркало и мысленно приказала своему отражению:
- Не раскисай. Ты должна продержаться.
Почти весь ужин она молчала, изо всех сил стараясь не выдавать своего состояния. Мария Петровна посматривала на нее встревожено, профессор увлеченно беседовал с Русланом, почти не удостаивая ее взглядами. Только один раз процедил:
- Рус, жена твоя выглядит бледно. Витамины подобрал бы, что ли. Учишь тебя, учишь. И внука давно пора профилактировать. Иммуномодулянты курсом. Вон опять «инфлюэнца» наступает.
Наконец, ужин закончился. Руслан и Антошка помогли ей убрать со стола, она стиснула зубы перед последним рывком – вымыть посуду. Но Мария Петровна решительно отобрала у нее губку.
- Вытирать будешь, - сказала она тихо, но спорить Людмиле совсем не хотелось. – Лица на тебе нет. А лучше вообще – иди, отдыхай. Тошенька, бабушке помоги!
Людмила благодарно сжала сухонькую маленькую руку Марии Петровны.
- Спасибо. И правда устала что-то. На работу завтра.
- Не за что. Иди-иди. Ужин как всегда великолепный. Позвоню на днях, рецептом рагу поделишься. Травы необычные, очень пикантно.
- Обязательно.
Людмиле показалось, что она уснула в тот же миг, как голова коснулась подушки.
В понедельник вечером, когда Людмила уже собиралась уходить с работы, в дверь постучали. Курьер службы «Экспресс доставки», долговязый парень в оранжевой куртке и бейсболке козырьком назад, спросил: «Вы Сикорская?» и вручил ей конверт. Имени отправителя на нем не было.
Расписавшись на бланке, Людмила с интересом надорвала конверт и оттуда выпала фотография. Та самая – с ней, обнаженной, распятой на кресте. С искаженным лицом…
Она потрясенная смотрела на карточку несколько секунд, потом заглянула в конверт и вынула оттуда записку.
Размашистым почерком Каверина на листке было написано:
«Это единственная и последняя. Все другие я уничтожил. Сам, а не ваш дурацкий хакер, что пытался сжечь мне комп. Прости».
Она судорожно скомкала в руках записку. Потом разгладила. И положила вместе с фотографией в шредер, что с тихим гулом превратил все в тонкие полосочки бумаги. Ненужные и безвредные.
Отошла к окну и смотрела на струйки дождя, стекающие по стеклу. В груди снова заныло, будто в сердце воткнули тупую ржавую иглу.
Всю неделю Людмила ловила на себе жадные, нетерпеливые взгляды мужа. За его постоянной, навязчивой заботой о ее здоровье, внезапно стала видеться тревога о том, смогут ли они провести сессию пятницу. И становилось так тоскливо.
