Наталия Миронина - Отказать Пигмалиону
– Вы развелись?
– Нет, его убили. Бандиты. Сами знаете, сейчас это случается.
Виола произнесла это так просто, без какой-либо интонации, что Вадим оторопел. «Она одинока. Отсюда и такое поведение: вроде строгая, а вроде кокетничает. И еще какая-то снисходительность. Мне жаль ее». Он вдруг захотел обнять Виолу или хотя бы погладить по плечу.
Из дома на Берсеневской набережной, где жила Виола, он вышел ранним утром. Вдохнул холодный воздух, сел в машину и задумался. Ехать было некуда – в офис рано, домой стыдно. Стыд был мелкофизиологический. Словно после публичной икоты. Он знал, что Галя скандалить не будет, тем более что он ей что-то наврал поздно вечером по телефону. После вранья он целовался с Виолой, утешал ее, говоря общие, затертые слова, но она реагировала на них, как на откровения. «Не от большого счастья, не от большого счастья», – думал он и казался себе сильным, добрым и циничным одновременно. Чувствовал себя настоящим мужчиной.
Обстановку ее квартиры он даже не запомнил. Разве что высокий книжный шкаф, за стеклом которого стояла фотография ее мужа. «Муж как муж. Мордастый», – подумал непочтительно о покойнике Вадим. Он даже не помнил, как из гостиной они перешли в спальню и что послужило поводом для этого. В памяти его осталась только Виола, лежащая у него на плече, и ее черные волосы, пахнущие лаком для волос. Ночь с объятиями, поцелуями и стонами он тоже помнил, но ему казалось, что это было не с ним, а с кем-то другим. «А как же Галя? А как же Аля? Господи, Галя-Аля, Аля-Галя! Что мне с этим делать! И все-таки на кого она похожа, где я ее видел? Вспомнить надо, это делу поможет!» – Голова у него болела, но не от вина, выпитого вчера, а от бессонной ночи и тяжелого пробуждения.
Утром, одеваясь, Вадим догадывался, что Виола не спит и ждет его ухода. Это полностью совпадало с его желанием. Он понимал, что его заманили, затащили, соблазнили. Он мужским чутьем уловил, что скорее всего это было сделано не из симпатии и уж точно не по любви. Это произошло в силу обычного женского страха неприкаянности. Но Вадим не обижался, не огорчался. Они оба были в одинаковом положении – и вчерашний вечер и вчерашнюю ночь прожили ради того, чтобы хоть недолго побыть не самими собой, ради волнующего разговора, тонких намеков, призрачных надежд на легкое, короткое счастье и ради потаенного сладкого чувства греха.
«И все-таки поеду домой. Не съедят меня там, – подумал Вадим, завел машину и тут вдруг понял, на кого похожа женщина, с которой он провел ночь, – Белоснежка! Из мульфильма! Черные волосы, белая кожа, алые губки! У нее даже прическа такая же! Идиот! Понятно, откуда я ее знаю!»
Вадим, по рекомендации Виолы, пару раз встретился с заинтересованными людьми, и вскоре комплекс зданий на Хорошевке перешел в его собственность. С Виолой он больше не встречался – оба делали вид, что ничего между ними не было.
– А что, просторные помещения. – Бочкин с удивлением рассматривал пустые цеха. Для него покупка стала неожиданностью.
– Отличное помещение, акустика и все такое! – сказал Вадим. – Нам нужен большой концертный зал, помещение под звукозаписывающую студию, офисы и магазин. Большой магазин.
– Зачем тебе магазин? Что ты продавать собираешься?
– Всю профильную продукцию. Кассеты, диски, старые виниловые диски, старую аппаратуру для любителей, книги по нашей теме – музыка, культура, плакаты, постеры. Да, кстати, обрати внимание на складские помещения во дворе. Их не трогать, а переоборудовать под небольшое полиграфическое производство. Сами будем и печатать.
– Что печатать?
– Бочкин, ты когда покупаешь диск или кассету – они в коробочке и с аннотацией, правильно?
– Ну?
– Вот мы на себя возьмем весь процесс. Раскрутка, запись, тиражирование, производство, продажа.
– Ну ты даешь!
– А что? Денег на это хватает. Потом будем выпускать журнал, посвященный музыке.
Денег действительно хватало, к тому же московская недвижимость еще не пошла в рост – продавали больше, чем могли купить. Вся сделка по приобретению старых зданий, ремонт, переоборудование и наладка производства обошлись Вадиму в сумму, которая равнялась полугодовой прибыли. Он был доволен – из отцовского наследства он не взял ни копейки. «В прямом смысле, ни монетки!» – усмехался он про себя. Сейчас уже можно было сказать, что дело, в которое он пустился очертя голову, «под настроение», не имея никаких специальных знаний или навыков, заработало. И приносило оно его владельцу отличную прибыль. Вадим на этом рынке был первым и стал монополистом. Был ли он доволен? Наверное. Во всяком случае, внешне он производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека, только, может, излишне молчаливого. Впрочем, разговорчивым он никогда и не был.
– Я рада, что у тебя так все получается. – Галя эту фразу произносила все чаще, и на лице у нее была виноватая улыбка. Муж из Москвы почти не отлучался, но разговоров, длинных, задушевных или деловых, у них уже не получалось. «Недоверие изымает человека из отношений», – что-то такое прочла недавно Галя и про себя согласилась. Недоверие потихоньку выкрадывало у нее мужа. Вадим в доме был осторожен, словно снайпер, слова были продуманы, интонации – выверены. Галя при всем желании ни к чему не могла придраться. Да, Вадим засиживался на работе допоздна, но и деньгами он ворочал немалыми, и в клиентах у него ходили люди непростые – от любовниц бандитов, приезжающих с охраной, до дочерей депутатов – все хотели попробовать себя на музыкальной сцене. «А почему бы и нет? Если деньги есть!» – сказал как-то один из высокопоставленных чиновников Вадиму. «Хорошо бы еще слух и голос!» – ответил Вадим. «Какой вы, однако, суровый. Ваш брат намного любезнее!» – заметил в ответ ему клиент. А брата Вадим теперь почти не видел. Юрий же постоянно был в длительных командировках.
– Ты знаешь, он мне ничего не сказал, но я думаю, что у него важное государственное дело! – Варвара Сергеевна по привычке обожествляла младшенького. – Просто так государство не будет тратить столько денег на жизнь в Парижах и Миланах.
Вадим вздыхал, но с матерью не спорил. Во-первых, она постарела, во-вторых, он видел, как Варвара Сергеевна тоскует по Юрочке, как-никак они всегда были близки. А теперь…
– Наверное. Но он хоть звонит тебе из своих заграниц?
– Звонит часто, а заезжает только на час-другой, когда бывает в Москве.
Юрий к этому времени построил себе дом в престижном районе Подмосковья.
Вадим выходил от матери, доезжал до своего дома на улице Горького, которая теперь стала Тверской, и шел погулять. Ноги его несли в сторону Миусской площади, к Дому детского творчества. Сквер наконец привели в порядок, и дом стоял нарядный в своей свежей побелке. Вадим проходил мимо тех окон, из которых впервые услышал Алин голос, и всеми силами удерживал себя от того, чтобы тотчас не броситься в аэропорт и не сесть на ближайщий рейс в Австрию. Он тосковал по Але, как иные тоскуют по детству – по прекрасному, ясному времени, но что там прекрасного, сразу и не определишь. Что ему нравилось в ней? Глаза? Волосы? Бледность лица и яркая припухлость губ? Или ее фигура, заметно пополневшая в последнее время и приблизившая ее к тем самым Мадоннам, с которыми ее всегда сравнивали? Вадим не знал, он только чувствовал теперь тоску, в которой было очень много бызысходности. Аля и Тенин. Кто бы мог подумать. Эта девушка приехала в чужие края, чтобы встретить свою первую любовь, своего первого мужчину. От всех этих мыслей и от сознания, что Тенина Аля встретила благодаря ему, Вадиму, начинало болеть сердце и становилось тяжело дышать. Ему казалось, знай он, что так все получится, он бы никогда не остановился под этими звучащими пленительной музыкой окнами.
