Нас больше нет (СИ) - Вильде Арина

Я беру себя в руки, жму на кнопку вызова лифта. Сотрудники фирмы искоса поглядывают на меня и я их понимаю — выгляжу я немного безумно.

Спускаюсь вниз, а сердце о ребра бьется-бьется. Взгляд на парковке одну машину из всех выделяет. Рядом мужчина, стоит прислонившись к капоту, нервно курит, делая затяжку одну за другой. Он еще не догадывается, что я променяла все на него.

Иду, спотыкаясь, почти лечу. Внутри настоящий ураган поднимается, крупная дрожь пробирает тело, несмотря на то, что на улице тепло. Вижу его и обо всем забываю. Перед глазами картинки нашего прошлого. Как впервые его увидела, как в Мадриде на выставке были, потом баня эта дурацкая, когда у стенки зажал и ушел. Вспомнился секс в машине и как я змой под лед провалилась, а он следом прыгнул, когда остальные стояли и ничего не делали. И как котенка нашел, как приезжал каждый раз, когда в неприятности влезала.

Можно много говорить о любви, но иногда поступки звучат громче, чем самые красивые слова на свете. Хотя и слова тоже нужны. Чтобы увернности друг другу придавать, чтобы избежать недомолвок и недопониманий.

Я останавливаюсь перед Давидом, взгляд поднимаю. Он, кажется, не ждал что так быстро вернусь. Бровь его вверх взлетает, сигарету до рта не доносит, потому что я делаю последний разделяющий нас шаг и сама к его губам тянусь.

Давида явно обескураживает мое поведение, но губы раскрывает, на встречу подается давая мне возможность углубить поцелуй. Сам не спешит действовать, инициативу мне отдает. А я надышаться этим мгновением не могу. Прижимаюсь ближе и ближе, отчаяние в каждом вдохе и выдохе, в каждом движении и касании.

— Пообещай что не сделаешь мне больно, Давид. Я ведь умру. Умру, понимаешь? — с надрывом, со слезами на глазах. Потому что только что, кажется, поставила на кон все ради него.

— Девочка моя, — шепчет мне и пылко целует. Все без слов понимает, ему они никогда не нужны. Сжимает так крепко, что ребра болеть начинают. Сам не верит в то что происходит, и я не верю.

— Пообещай что не отпустишь. Никогда. Что всегда твоей буду, а ты моим. Обещай, Давид, — у меня слезы из глаз брызгают, я оплакиваю ту девочку, что три года была брошенной им же, три года одну боль ощущала, три года словно и не жила. Но стоит ей услышать:

— Обещаю тебе. Ты навсегда моя, а я — твой. Больше никогда не оставлю, везде за тобой пойду.

Как на душе бутоны роз расцветают. С острыми шипами, которые эти самые розы, душу и сердце защищают. Потому что «навсегда» в этот раз и в самом деле «навсегда». Потому что теперь точно не чужие. И душой, и телом друг другу принадлежат.

Эпилог

Самолеты меня всегда пугали. Я за последние годы столько перелетов сделала, что страх должен был давно отпустить, но как только нога ступает на борт железной птицы — внутри меня нарастает паника.

Чтобы хоть как-то успокоить себя, я достаю из рюкзака лист бумаги и карандаш. Несколько секунд задумчиво смотрю на серый грифель, решая, что бы изобразить, а потом начинаю рисовать карикатуру злого Давида. Он мою поездку не одобрил, мы ночью в пух и прах рассорились, потом несколько раз успели помириться, но это не отменяет того факта, что я осталась на него зла.

Кто-то занимает место рядом со мной. В поле моего зрения сначала попадают кроссовки, точно такие же, как я привезла мужу из прошлой поездки. Я поднимаю взгляд на мужчину, открываю рот, но все слова застревают в горле.

— Что? — Он поворачивается в мою сторону, смотрит на меня с насмешкой.

— Какого черта ты здесь делаешь? — быстро прячу лист бумаги в сумочку, что не укрывается от глаз Леонова.

— Ты что-то скрываешь от меня, — щурится, внимательно меня рассматривая, его голос глубокий, пробирает до дрожи.

— Что? Нет, ничего я не скрываю, — возмущаюсь, все еще не понимая почему рядом со мной сидит мой муж. — У тебя вообще-то переговоры.

— Я их перенес.

— Перенес?

— Я начальник, что хочу то и делаю.

Я прикрываю веки. Устало выдыхаю. Иногда Леонов меня бесит до чертиков. В особенности своей паранойей.

Помню пять лет назад я улетела в Лондон чтобы разобраться с квартирой, забрать свои вещи, обговорить дальнейшую работу с Алексом. У Давида был завал, он даже дома не ночевал, поэтому я оставила ему записку. Которую он не нашел. И решил что я передумала и свалила в Лондон. Прилетел ближайшим рейсом выяснять какого хрена произошло, застал нас с Алексом одних в квартире, растолковал все по-своему и сразу же бросился махать кулаками. Ревнивый дурак.

— Давай на чистоту: почему ты здесь?

Улыбка слетает с его лица, он становится предельно серьезным.

— Ты можешь быть беременна, я не могу отпустить тебя вот так.

— Это на три дня.

— Знаю.

— И беременность еще не подтверждена. В прошлый раз ничего не вышло, а этот может тоже не получиться.

— В этот раз все получится, Лера. Я чувствую, — с уверенностью, присущей только ему, говорит он, прикасаясь к моей руке и переплетая наши пальцы.

Мне не остается ничего, кроме как смириться, тяжело вздохнуть и откинуться на спинку кресла. Мне сейчас безумно страшно и не только из-за предстоящего полета.

Мы с Давидом поженились через год после того как я решила дать нам второй шанс. В этот раз все было правильно. И предложение, и свадьба, и медовый месяц. О детях мы задумались не сразу, поэтому и не стали бить тревогу, а когда поняли что давным-давно перестали предохраняться, а желаемых двух полосок так и нет — обратились к докторам. И начались новые круги ада.

Не знаю за что мне столько испытаний подкинула жизнь.

Мой нерегулярный цикл дал о себе знать. Нервы, гормональный сбой, проблемы с женским здоровьем — аукнулись в самый ненужный момент. Несколько лет лечений и никакого результата, поэтому мы решились на ЭКО. Первое — не принесло ничего, эмбрионы не прижились. Второе… второе провели две недели назад и я до сих пор не нахожу в себе смелости взглянуть на чертов тест. Сегодня утром сделала, в сумку забросила, но так и не глянула. Страшно до чертиков, так боюсь снова разочароваться, и Давида подвести. Ему ведь давно пора детей иметь, не двадцать ведь, а я у него такая непутевая жена.

— Погоди, ты что в моей сумочке рылся? — внезапно осеняет меня, потому что вот эта дурацкая улыбочка на его лице, глаза сияющие, и то что бросил все и со мной решил улететь — не просто так.

— О чем ты? — улыбка Давида становится еще шире.

— Скажи что все получилось, — задержав дыхание, прошу я. Давид не отвечает, просто кивает и я готова визжать от радости на весь самолет.

Но перед этим нужно убедиться лично. Дрожащими пальцами открываю боковой кармашек на сумочке, достаю тест и прикрываю ладонью рот, сдерживая всхлипы.

— Две, — показываю Давиду, словно он еще не видел. — Представляешь, две?

— Эй, только без слез, прошу, — Давид до сих пор не может выдержать моих слез, а я та еще плакса.

— У нас будет ребенок. Свой, — все еще не могу поверить я. Последние несколько месяцев мы вели разговоры о том, чтобы в случае чего усыновить малыша из детского дома.

— Иди ко мне, — Давид притягивает меня к себе, целует, все так же вызывая внутри нарастающее тепло и спокойствие. Гладит плоский животик, сам не верит в происходящее, — Я же говорил что все хорошо будет. Просто не время было тогда, я был вечно занят, ты карьеру строила. А сейчас у нас времени много, можно и детей рожать.

Я за эти пять лет и в самом деле многого достигла. Теперь не просто известный художник, у меня есть несколько собственных школ искусств в разных странах. Сегодня я лечу в Испанию, нужно взглянуть на помещение будущей школы.

 Давиду же пришлось взять на себя управление одной компаний отца, которая была записана на меня. Поначалу ему давалось это сложно, он все же военный, а не финансист или управитель, но Даня взялся помогать. У него прекрасный брат. У меня, кстати, тоже.

Юра занимается созданием видеоигр, он у нас настоящий гений, его компания здорово продвинулась на рынке. С Юлей мы видимся по праздникам, во второй раз замуж она не вышла, тоскует по отцу. И я тоже. А вот с Настей, к сожалению, не сложилось. Она переехала в отдельную квартиру, живет в свое удовольствие, транжиря деньги. Единственное что ее спасет — мужик, который не будет потакать ей в каждом желании.