Дженни Хан - P.S. Я все еще люблю тебя
Моя голова резко поднимается.
– Я бы никогда не купила магазинный торт для этого.
– Я пошутил, Кави. Твой – карамельный. Это сразу видно по тому, как необычно ты покрыла его глазурью. – Он замолкает и засовывает руки в карманы. – Итак, просто чтобы ты знала, я ездил с Джен в дом престарелых не для того, чтобы помочь ей тебя выбить.
Я пожимаю плечами.
– Откуда мне знать, может быть, ты уже написал ей и сообщил, что я здесь, так что.
– Я же говорил, что мне плевать на эту игру. Я считаю ее тупой.
– Ну, а я – нет. Я все еще планирую выиграть. – Я ставлю следующую песню для пирожного шествия, и все дети бегут занимать места. – Так вы с Женевьевой снова вместе?
Он испускает грубый звук.
– Какое тебе до этого дело?
Я снова пожимаю плечами.
– Я знала, что рано или поздно ты к ней вернешься.
Питер испытывает боль от моих слов. Он поворачивается, будто собирается уйти, но затем останавливается. Потирая затылок, он говорит:
– Ты так и не ответила на мой вопрос о Макларене. Это было свидание?
– Какое тебе до этого дело?
Его ноздри раздуваются.
– Мне есть до этого гребаное дело, потому что всего несколько недель назад ты была моей девушкой. Я даже не помню, почему мы расстались.
– Если ты не помнишь, тогда я не знаю, что тебе сказать.
– Просто скажи правду. Не дури меня. – Его голос срывается на слове «дури». В любое другое время мы бы посмеялись над ним. Жаль, что теперь это невозможно. – Что происходит между тобой и Маклареном?
В моем горле образуется ком, из-за которого внезапно становится трудно говорить.
– Ничего. – Всего лишь поцелуй. – Мы друзья. Он помогает мне с игрой.
– Как удобно. Сначала он пишет тебе письма, теперь возит по всему городу и тусуется с тобой в доме престарелых.
– Ты говорил, что тебя не волновали письма.
– Ну, полагаю, волновали.
– Тогда, может быть, надо было так и сказать, – Китти смотрит на нас, ее лоб хмурится. – Не хочу больше об этом говорить. Я здесь, чтобы работать.
Питер пристально разглядывает меня.
– Ты с ним целовалась?
Сказать правду? Нужно ли?
– Да. Один раз.
Он моргает.
– То есть, ты хочешь сказать, что с тех пор, как началась эта дурацкая игра – и даже раньше – я жил жизнью холостяка, а сама ты тем временем заигрывала с Маклареном?
– Мы расстались, Питер. В то же время, когда мы фактически были вместе, ты был с Женевьевой…
Он запрокидывает голову и кричит:
– Я ее не целовал! – Некоторые взрослые поворачиваются и глядят на нас.
– Она была в твоих объятиях, – кричу я шепотом. – Ты обнимал ее!
– Я ее утешал. Боже! Она плакала! Я же тебе говорил! Ты сделала это, чтобы отомстить мне? – Питеру хочется, чтобы я ответила «да». Он хочет, чтобы все дело было в нем. Но я не думала о Питере, когда целовала Джона. Я его целовала, потому что хотела.
– Нет.
Мышцы на его челюсти подергиваются.
– Когда мы расстались, ты сказала, что хочешь быть чьей-то девушкой номер один, но посмотри на себя. Ты не хочешь, чтобы рядом был парень номер один. – Он жестом грубо показывает на стол с тортами. – Ты хочешь и тортик сохранить, и скушать его.
Его слова жалят так, как он этого и хотел.
– Я ненавижу эту поговорку. Что она вообще означает? Конечно же, я и торт хочу иметь и съесть его – а иначе, какой смысл иметь торт?
Он хмурится, глядя на меня.
– Я не об этом говорю, и ты это знаешь.
Потом песня заканчивается, и дети подходят за своими тортами. Китти с Оуэном тоже.
– Пойдем, – говорит Оуэн Питеру. У него в руках мой карамельный торт.
Питер поглядывает на него, а затем снова на меня, его взгляд жесткий.
– Я не хочу этот торт.
– Но именно его ты велел мне взять!
– Ну, больше я его не хочу. Поставь его обратно, и возьми вон тот Фанфетти в конце.
– Ты не можешь его взять, – говорит ему Китти. – Пирожное шествиеработает не так. Можно брать только торт с цифрой, на которую ты встал.
Челюсть Питера в шоке отпадает.
– Да брось, малышка.
Китти пододвигается ближе ко мне.
– Нет.
После того, как Питер с братом уходят, я обнимаю Китти сзади. Все-таки она была на моей стороне. Девушки Сонг держатся вместе.
52
Китти захотела задержаться на ярмарке подольше, поэтому я еду домой одна, когда вдруг замечаю на дороге машину Женевьевы. И вот так получилось, что я следую за ней. Пришло время убрать эту девушку.
Она по-прежнему бесстрашная. Ее машина со свистом проносится через светофоры так, что я несколько раз чуть не теряю ее. «Я не достаточно хороший водитель для этого», – хочется закричать мне на нее.
Наконец, мы оказываемся у офисного здания, где, как я помню, располагается офис ее отца. Она заходит внутрь, а я встаю на паркинге в том же ряду, но не слишком близко. Заглушаю двигатель и откидываю спинку сиденья, чтобы она не смогла меня увидеть.
Проходит десять минут, и ничего. Я даже не знаю, зачем она приехала в офис отца в выходные. Может, она помогает папиной секретарше? Возможно, придется застрять здесь на некоторое время. Но, если потребуется, я буду ждать вечность. Я выиграю, несмотря ни на что. Меня даже не волнует приз. Я просто хочу выиграть.
Я уже начинаю дремать, когда из здания выходят два человека – ее отец, в костюме и верблюжьем пальто, и девушка. Я пригибаюсь в кресле еще ниже. Сначала я думаю, что он с Женевьевой, но эта девушка выше. Я прищуриваюсь. И узнаю ее. Она училась на одном потоке с Марго; кажется, они вместе посещали «Клуб Ключа». Анна Хикс. Они выходят вместе на стоянку, он ведет ее к ее машине. Она роется в сумочке в поисках ключа. Он хватает ее за руку и поворачивает лицом к себе. И потом они целуются. Страстно. С языками. С руками повсюду.
О, мой Бог. Она же ровесница Марго. Ей всего восемнадцать. Отец Женевьевы целует ее так, как будто она взрослая женщина. Он ведь отец. А она – чья-то дочь.
Мне становится дурно. Как он мог так поступать с мамой Женевьевы? С Джен? Знает ли она? Это и есть та трудность, которую ей приходится переживать? Если бы мой папа сделал подобное, я бы никогда больше не могла смотреть на него прежними глазами. Я даже не знаю, смогла бы я смотреть на всю свою жизнь прежними глазами. Это было бы настоящим предательством, не только нашей семьи, но и себя самого, того, какой личностью он является.
Мне не хочется больше ничего видеть. Я не поднимаю голову, пока они оба не уезжают со стоянки, и как раз собираюсь завести машину, когда выходит Женевьева, ее руки скрещены на груди, плечи опущены.
