Андрей Матвеев - Летучий голландец
Это случилось минут десять назад, сейчас они уже перевалили через последний холм и идут к морю.
Наверное, это были лучшие минуты в его жизни.
Он мог погибнуть, но он не погиб, а сейчас спускается по уже подсохшей августовской траве и вот-вот как ступит на горячий прибрежный песок.
Разденется и зайдет в воду.
И Мартышка тоже зайдет в воду, его лучшая на свете сестра.
— Это чья песня? — спрашивает он у сестры.
Та не отвечает.
— Мартышка, — просит Максим, — вспомни, чья это песня?
Она улыбается, внимательно и лукаво смотрит на брата, потом подбирает веточку и начинает выводить на песке слова.
Банан читает первую строчку:
Ну а если ты не веришь, что я Палтус, твой друг…
— Уберите эту девку! — громко говорит Вилли.
Палтус смотрит на Вилли и предлагает тому заткнуться.
Мартышка принимается за следующую строку:
Повидай сестру Мартышку, чей задок так упруг…
Продавец снова говорит с кем-то по мобильному телефону.
— Сам заткнись! — отвечает Вилли Палтусу.
На песке возникает третья строчка:
И спроси ее, какого цвета я дарил ей халат…
Палтус, Банан и Вилли внимательно смотрят на то, как Мартышка приступает к четвертой.
Но она не спешит, задумчиво смотрит в сторону горизонта, полоса воды там уже не синяя, а почти черная, это у берега вода голубая, но потом она становится синей, затем — темно-синей, к горизонту чернеет, и чернота с угрожающей быстротой наползает в сторону берега.
— Шторм идет! — говорит Мартышка брату — Пора сматываться!
— Я еще не наплавался! — капризно отвечает тот.
— Нас смоет, дурачок! — произносит сестра.
— Эй, — говорит Вилли — там должна быть еще одна строчка!
— Нам пора, — говорит Мартышка, — сейчас начнется!
Половина неба уже черная, пусть даже здесь, на берегу, все еще ярко светит солнце.
Но каток катится, море притихло, скоро оно встанет на дыбы и обрушится.
Взметнется ураганный ветер, тонны воды будут падать с неба.
Шторм, дождь, ветер.
— Бежим! — кричит сестра брату, вскакивая с песка.
Банан хватает вещи в охапку и несется за ней, обратно на холм.
— Строчка! — кричит Вилли им вдогонку. — Ты забыла последнюю строчку!
— Я тебе подскажу! — ехидничает Палтус.
Первый раскат грома. Палтус что-то произносит, видно, как на экране шевелятся губы.
Видно, но не слышно.
Тогда они все равно промокли до нитки — дождь застиг их почти у станции, но когда они влезли в электричку, идущую в город, то почему-то были очень счастливы и беспричинно смеялись.
Электричка ехала вдоль берега, берег пожирали здоровенные волны, за окном все было темным, с непрерывно распарывающими мглу зигзагами молний.
Мартышка притихла, а потом сказала брату:
— И она ответит: «Белого! а что тебе, брат?»
— Это ты о чем? — спросил тот.
— Не знаю, — сказала сестра и заплакала.
— Вот видишь, — сказал Вилли, — все правильно, это моя песня!
— Отдай, — спокойно проговорил Палтус, — это не твоя ампула!
Улыбающийся афро-американец снова покачал головой.
У продавца опять зазвонил мобильник.
Тот послушал, покачал головой в недоумении, потом вышел из-за прилавка и пошел к Банану.
По CNN показывали сюжет о торнадо где-то в Америке.
По Sky-TV очередной захват заложников.
Банан взял телефон и поднес к уху.
Голос был незнакомым, низким и неприятным.
От таких голосов ничего хорошего ждать не приходится.
Голос советовал свалить отсюда как можно быстрее.
Иначе будут неприятности.
Точнее — он уже и так в неприятностях по макушку.
А что будет дальше — никому мало не покажется.
В Барселоне — это только цветочки.
Тогда его пожалели, больше не будут.
Понял?
— Понял! — тихо ответил Банан, а потом вдруг разозлился и задал дурацкий вопрос:
— А ты, собственно, кто такой?
В мембране хрюкнули, но потом тем же низким и неприятным голосом произнесли:
— Зови меня Даниэль!
И связь прервалась.
По CNN начались сказки шоу-бизнеса.
По Sky-TV долдонили о новом африканском вирусе.
Банану стало жарко, он почувствовал, что голова идет кругом.
Кружится, вертится, мотается из стороны в сторону.
Надо за что-то схватиться, иначе он сейчас упадет, грохнется на пол, потеряет сознание.
Его о чем-то спрашивают.
Максим оборачивается, в глазах туман, но сквозь него, пусть и с трудом, он видит ту самую молодую особу с соломенными волосами.
Сердобольный голос:
— What kind of problems?
Банан напрягается и вдруг отчетливо понимает, что отвечать по-английски не может.
Слова не приходят, их выморозило.
— Мне плохо! — говорит Банан по-русски и вдруг вцепляется женщине в плечо.
Та ошарашено смотрит на него и по-русски же говорит:
— Отпусти!
— Не могу! — сипло произносит Банан. — Я сейчас упаду!
Женщина грозится позвать полицию.
— Мне все равно! — говорит Банан. — Зови!
— Тогда замолчи! — говорит женщина решительным тоном и добавляет: — Только не цепляйся так, синяки будут!
Она идет к эскалатору, Банан висит на ней.
— Осторожнее, — произносит светловолосая, помогая встать на ленту.
Банан мотает больной головой.
Эскалатор спускает их на первый этаж, вон уже двери.
Дождя опять нет, призывно мелькают яркие огни паттайских ночных фонарей.
Снова душно, липко, влажно.
— Ну и куда мне тебя? — спрашивает женщина, глядя на Банана.
— Не знаю, — честно отвечает тот, моля Бога лишь об одном — чтобы его не оставили здесь. Один не пройдет и десяти метров, рухнет на асфальт, заберут в полицию, а может и вообще испустить дух…
— Дернуло сегодня пойти по магазинам! — раздраженно говорит Надя, подзывая первое же такси.
Договаривается о цене и открывает заднюю дверь.
Банан сидит на корточках, она помогает ему встать и впихивает в машину — сам он сесть не в состоянии.
Его вновь начинает морозить, он опять покрывается коркой льда.
Надежда просит притормозить у аптеки и выскакивает за аспирином.
Исключительное выдалось приключение — подобрать в торговом центре больного соотечественника.
Берни долго бы смеялся, узнав, кого она сейчас везет к нему домой.
Хотя заболеть здесь в сезон дождей не сложно, особенно при местных кондиционерах — только вот сами тайцы отчего-то не простывают.
