Татьяна Тронина - Магнолии, девушка, солнце…
– Ни на кого. Ребенок как ребенок, – с тоской произнес Урманов.
– Скотина! Ох, как же я тебя ненавижу… – Регина то ли плакала, то ли смеялась. – Ладно, поедем на эту твою дачу вместе, прикинем, во что ремонт обойдется… Ты ведь дачу для нее хочешь подготовить, я так понимаю?
– Наверно. Они, понимаешь, все лето в городе…
– Ладно, поедем вместе! – она потихоньку начала успокаиваться.
Урманов задумался.
– Нет, – наконец мрачно произнес он. – Там тебя соседи увидят. Ей донесут.
– А у нее что, какие-то планы насчет тебя? – Голос у Регины вновь начал предательски звенеть.
– Она – очень странная женщина, – спокойно ответил Урманов. – Странная и упрямая. Я ее совершенно не понимаю – вот в чем дело. Но лучше ее не дразнить.
– Ненормальная, что ли? Господи, Лёнчик, и зачем тебе понадобилось с этакой дурой связываться!..
– Регина, не надо.
– Надо! – заорала уже та вне себя. – Все, Лёнчик, надоел ты мне хуже горькой редьки… Столько лет голову морочил! Ничем не хотел поступиться, а тут здрасте – на все готов ради какой-то идиотки… И не твой это ребенок, не твой! Тебе лапшу на уши вешают! – и Регина бросила трубку.
Урманов набрал номер Гули Соловьевой.
– Гуля, милая… Я в следующие выходные не смогу приехать.
– Ой, а что случилось? – переполошилась добрейшая Гуля Соловьева. – У тебя такой голос…
– Меня в командировку отправляют.
– Опять? Надолго?
– Да, очень. В Австралию, – печально произнес Урманов. – Не знаю даже, когда вернусь.
Гуля Соловьева немедленно принялась плакать.
– Пожалуйста, не надо. Я вовсе того не стою, чтобы из-за меня слезы лить.
– А… – всхлипнула Гуля, – …а когда ты вернешься?
– Я же говорю – не знаю. Когда-нибудь… Но ты лучше не жди меня.
Маруся свернула за угол и уперлась прогулочной коляской прямо в колени Жени Журкина.
– О-о… – вытаращил глаза тот. – Маруся, ты ли это? А это у нас кто?
Он присел на корточки и пощекотал Егорке живот. Тот принялся отбрыкиваться.
– Это Егор. Георгий то есть… – привычно пояснила Маруся.
– Уси-пуси, уси-пуси… Маруська, да какой он славный! – с искренним восхищением засмеялся Жэ Жэ. – Неужели твой?
– Мой. Год и три, – с гордостью ответила она, моментально простив Журкину за это восхищение все прошлые обиды. – А ты как тут оказался?
– Я, собственно, к тебе. Вот решил проведать… – Он встал, погладил Марусе плечо. – Ты очень неплохо выглядишь. А шевелюра… Самая настоящая мадонна! А кто отец ребенка?
– Да так… – улыбаясь солнцу, неопределенно пробормотала Маруся.
Они медленно пошли по дороге. Маруся катила впереди себя коляску – со стороны они все, наверное, казались одной семьей.
– Ты ни о чем не жалеешь? – спросил Жэ Жэ, затрещав по старой привычке пальцами.
– Нет, – не задумываясь, ответила Маруся. – А о чем я должна жалеть?
– Ну, хотя бы о тех деньгах, от которых отказалась…
– Да, одно время жалела, – спокойно согласилась Маруся. – Очень жалела… Мне их здорово не хватало, но сейчас как-то привыкла. К зиме сдам Егорку в ясли, пойду работать. Ты знаешь, меня берут в ту же поликлинику восстановительного лечения, где я раньше работала, помнишь?
– А не жалко – в ясли? – Журкин потрепал Егорку по вихрастому затылку. – Он же еще такой карапуз…
– Ничего, как-нибудь, – помрачнела она.
– Маруся…
– Что? – повернулась она к нему.
– А ты ведь удивительная женщина. Я таких нигде и никогда не встречал, – очень серьезно произнес бывший супруг. – Наверное, многие тебя считают, ну… немного странной, но на самом деле ты необыкновенная. Я даже думаю, в тебе есть королевская кровь.
– Журкин, ты что такое городишь? – захохотала Маруся. – В моем роду королей не было!
– Откуда ты знаешь? Может, лет триста назад или пятьсот… Помнишь, как в «Мастере и Маргарите» – «как причудливо тасуется колода»?..
– Женечка, ты болен? – снова захохотала Маруся, хотя ей было приятно слышать подобные комплименты.
– Нет, я в порядке… Только короли способны на такие поступки! Да, а ты знаешь, мне наследство Марлен не принесло счастья! – почти весело признался тот.
– Почему? – удивилась Маруся. – Ты так добивался этих денег, и Инга Савельевна, и Роланд Германович…
– Роланд Германович ушел от мамы, – сдержанно сообщил Журкин.
– Почему? – огорчилась Маруся.
– Ну, он потребовал себе новенький «Порш», а мама сказала, что она не позволит тратить деньги на всякую ерунду. Намекнула, что раз он не является формальным членом семьи, то вовсе не заслуживает таких подарков. По-моему, она просто хотела, чтобы Роланд наконец официально зарегистрировал с ней отношения (столько лет вместе!), но он взбесился. Заявил, что раз он чужой, то уходит. И ушел! Я, честно говоря, не верил, что он способен на это, но…
– Может, они еще помирятся?
– Нет, все слишком серьезно. Теперь мама обиделась на него. Они успели столько наговорить друг другу… Это уже вражда – не на жизнь, а на смерть. Я даже боюсь произносить имя Роланда при маме – с ней каждый раз случается нечто вроде припадка, она становится почти невменяемой!
– Может быть, Инга Савельевна хотела потратить деньги на что-то особенное? – с любопытством спросила Маруся.
– Как же! – фыркнул Журкин. – Сначала хотела купить домик в Жуковке – но там такие цены… Короче, денег потребовалось бы раз в пять-шесть больше, чем у нас было. Я говорю: «Мам, у нас уже есть прекрасная дача в Кратове, на фига тебе эта Жуковка?» А ее буквально трясет – ну как же, подавай только элитное, только эксклюзивное! Я ей говорю: «Мам, мало купить домик на Рублевке, надо же еще будет потом соответствовать…», а она… – он безнадежно махнул рукой. – Потом решила омолаживаться. Пара новых подтяжек, инъекции стволовых клеток… «Я, говорит, себе нового мужа найду, молодого!»
– Нашла?
– Нет, что-то до сих пор не нашлось желающих, – печально усмехнулся тот. – Да и не найдется, я думаю. Она теперь всех подозревает, что ради денег с ней хотят познакомиться. И насчет моих знакомств – тоже… Как-то привел девушку – так она ей прямо в глаза заявила: «Знаю, знаю, вы за денежками моего Женечки охотитесь!» Подозревает всех, что с корыстными намерениями ко мне подбираются… Я ей как-то сказал: «Мам, а знаешь, ведь единственная женщина, которой от меня ничего не надо, – это Маруся». Ты не представляешь, что было!
– Бедный Женечка… – пробормотала Маруся с иронией.
– Вот именно! – Жэ Жэ засмеялся. – А самое неприятное, знаешь что? Я тебе скажу, только уж ты больше – никому…
– Да кому я скажу! – возмутилась Маруся. – Разве только Егорке…
