Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата

Я настолько устала, что не хотела шевелить даже пальцем. Но нужно помыться. Он сказал, чтобы я пошла в душ. Разумеется, ему нужно чистое тело. За что тысяч и мне следует немного постараться.

Я взяла с полки пластиковую бутылочку с надписью «гель для душа». Налила часть её содержимого себе на ладонь и, выйдя из-под потока воды, стала размазывать средство по телу. Кабинку заполнило мятным и травяным запахом. Кожу будто защипало легкой прохладой.

И только теперь решила обратить внимание на себя. По торсу были болезненные ощущения. Я даже не помню боли, которая оставила на мне эти синяки. Разного размера.

На линии талии были видны красные линии. Очевидно их оставил пояс джинсов, которые пытались с меня ни то сорвать, ни то с силой расстегнуть.

Ноги и руки тоже не остались без синяков. Свежие. Я знаю, как выглядят свежие синяки. Но я не могу себе объяснить, почему я помню только удар по лицу и совершенно не помню, моё тело тоже истязали.

Видимо, в той возне в куртках и на полу, сопротивляясь сразу двоим, я абсолютно не акцентировала внимание на физической боли. Паника и желание сбежать настолько заняли мой мозг, что на всё остальное было тупо плевать.

Смыв гель, помыла голову шампунем. Пахло тоже чем-то приятным, чистым и уютным. Но с гигиеническими процедурами пора заканчивать. Раньше начну — раньше… Раньше закончится вся эта хрень, и я, наконец, смогу освободиться от всего кошмара, что выпал мне на этот вечер и предстоящую ночь.

Выключив воду, я обернулась полотенцем. Собрала с волос влагу и, отерев ладонью зеркало, посмотрела на своё искаженное отражение. Нижняя губа слева опухла, под левым глазом назревало что-то типа гематомы. Красные глаза были практически неузнаваемы. В них было настолько пусто, что даже мне в какой-то момент стало жутко видеть себя такой.

К счастью, в комнате, в которую я прошла, даже не глянув в сторону кухни, где, точно знаю, сидел Одинцов, было темно.

Пусть так и остаётся. Ему необязательно видеть меня полностью, чтобы попасть в одно конкретное место.

Наощупь я нашла край постели, присела на него и, обняв себя талию, просто начала ждать.

Он сказал, что ему нужно поработать. Потом, наверное, ему тоже нужно будет принять душ.

Я подожду. Все равно мне некуда деться до самого утра.

И я ждала. Долго. Наверное, даже слишком долго.

Усталость давала о себе знать. Я отползла к подушкам, легла на одну из них головой и осталась лежать, глядя на тонкую полоску света под дверью.

Я слышала, как он стучит пальцами по клавиатуре. Слышала, как стучат кнопки. Немного вздрагивала, когда он слегка прочищал горло или щелкал ручкой.

А потом я просто выключилась. Это нельзя назвать сном. Сложилось впечатление, что в какой-то момент Одинцов, щелкая ручкой на кухне, щелкнул что-то и во мне. Наступила тьма, из которой я резко вынырнула только рано утром.

За окном едва забрезжил рассвет. Я была в том же положении, в котором смотрела на полоску света под дверью. Только теперь оказалась укрыта одеялом. Похоже, во сне я накинула его край на себя.

Либо это Одинцов пришёл за тем, что ему было обещано, но, увидев меня — никчемную, просто накрыл одеялом.

По крайней мере, приоткрытая дверь свидетельствовала о том, что в комнату он точно заходил.

Снова завернувшись в полотенце, которое сползло с меня во сне, я, чувствуя ноющую боль в каждой мышце своего тела, вышла из комнаты и пошла на запах кофе, исходящий из кухни.

Часы на микроволновке показывали шесть с небольшим утра.

Я застыла на пороге кухни, встретилась взглядом с голубыми холодными глазами, которые выглядели так, будто не спали всю эту ночь.

Одинцов держал в руке кружку с черным кофе. В центре пустого стола лежала пачка денег.

— Сядь, — сухо бросил мужчина, кивнув на стул напротив себя.

Тон, с которым было сказано это короткое слово не сулил для меня ничего хорошего.

Страх тонким ледяным покрывалом накрыл мои плечи, а всё ещё сосредоточенный на мне взгляд голубых глаз вынудил подчиниться.

Сделав пару шагов в кухню, я выдвинула стул. Скрип металлических ножек по полу заполнил тихое молчаливое пространство.

Я села, но постаралась держаться подальше.

Пачка денег на столе вызывала кучу вопросов и плохое предчувствие.

— Рассказывай, — так же сухо потребовал Одинцов.

Я вскинула на него взгляд и нахмурилась. На лицо сама собой, уже по привычке, упала маска отрешенности и равнодушия.

— Что рассказывать?

— Всё рассказывай.

— Что именно? — не знаю, сколько я смогу прикидываться дурочкой.

— Не хочешь по-хорошему? — повел мужчина бровью.

— А вы можете по-плохому? Мне пройти к комоду?

— Что вчера случилось? — проигнорировал он мои вопросы.

— Четверг, — повела я плечами.

— Алёна, — Одинцов устало выдохнул моё имя. Прикрыл глаза и сжал кончиками пальцев переносицу. Вновь посмотрел на меня и, поставив на стол кружку с недопитым кофе, отодвинул её в сторону. — Ты пришла ко мне и потребовала трахнуть тебя за деньги…

— Не потребовала, — перебила я тут же. — Предложила сделку. Вы, кстати, согласились. Но, почему-то, ничего не сделали. Оставили на утро? — спросила я, бросив взгляд на пачку денег в центре стола.

— Что вчера случилось?

— Мы с вами только что это обсудили, — я смотрела на него, стараясь сохранить абсолютно непроницаемое лицо, чтобы не смог прочитать эмоции и понять, насколько мне сейчас больно и тошно от самой себя.

Лучше бы он просто пришёл ночью, сделал это, дал денег, и всё. Может, сегодня утром мне не пришлось бы смотреть ему в глаза. Гонимая стыдом, я просто ушла бы раньше, чем он проснулся.

— Я звонил Вадиму, — если бы словами можно было бить, то я бы уже лежала на полу.

Оглушенная его заявлением, я смотрела в глаза напротив и понимала, что моя внешняя броня начала давать первые трещины.

— И? — голос мой звучал надломлено. — Что он сказал?

— И ничего, — равнодушно повёл он плечами. — Просто хотел убедиться в том, что ты реально дошла до края, Алёна. Мало того, что дошла, но ещё и решила с него прыгнуть. Эти деньги… — он придвинул ближе ко мне ровную пачку. — …они действительно помогут тебе решить все проблемы?

Я опустила взгляд, уставилась в пятитысячные купюры и не смогла ответить на поставленный вопрос даже в своих мыслях.

— Я надеюсь, — выдохнула я едва слышно. — Мне просто нужно уехать.

— У тебя свежие синяки. На шее, руках, ногах. Разбита губа, гематома на лице… Это я не беру во внимание старые, но ещё видимые, синяки и шрамы.

Я машинально обняла себя за плечи, будто так могу защититься. Одинцов успел разглядеть шрам ещё красную царапину от лезвия ножа на моей правой руке.

— Повторяю ещё раз: эти деньги действительно способны решить все твои проблемы раз и навсегда? — и хоть его голос казался ровным и спокойным, я слышала в нём стальные нотки.

— Да, — в этом ответе даже я не услышала ни капли уверенности.

— Отчим?

— Да.

— Хочешь забрать сестру и уехать?

Он словно клещами тянул из меня информацию, но, самое ужасное, у него это получалось. И хоть я теперь не могла смотреть ему в глаза из-за стыда и страха, я осталась сидеть и отвечать на его вопросы.

— Да.

— Мать в курсе того, что ты собираешься провернуть? У тебя есть какие-то документы на сестру? Доверенность?

— Нет.

— Угу, — выдохнул Одинцов шумно. — То есть ты планируешь выкрасть чужого ребенка, а затем сесть в тюрьму. Цена вопроса всего сто тысяч…

— Катя не чужой ребенок, а моя сестра! — едва не крикнула я, испугавшись своего голоса.

Одинцов же даже не поменялся в лице, продолжая смотреть на меня так же холодно и отстраненно.

— Юридически она чужой ребенок. Заявит отец или мать, и тебя закроют. Как ты, вообще, себе представляешь всё это? Как ты заберешь документы из школы? Как ты устроишь её в новую школу? Как вы будете прятаться от матери и отчима? А сестра точно этого хочет? Ты её спросила?…