Замечательный сосед (СИ) - Десса Дарья
Всё-таки не зря я представился помощником губернатора. Будь простым человеком, так пришлось бы самому пороги обивать, выпытывать и уговаривать. Слово же «губернатор» действует на мелких должностных лиц буквально магически. Что ж, я всего лишь хотел узнать, как дела у человека, к которому у меня накопилось очень много непростых вопросов. И от того, будет ли он жить, зависит, получу ли ответы.
Кеша оказался, к моему удивлению, человеком действительно сильно влюблённым в Глеба. Вот уж повезло соседу, нечего сказать. Парнишка на следующее утро (кажется, он и не спал вовсе) примчался ко мне поинтересоваться, звонили из клиники или нет. Узнав, что нет, понуро побрёл обратно, но тут как раз позвонили, и я успел его окликнуть – не ушёл далеко. Просияв от радости, что его Глеб жив, Кеша помчался домой, потом – в клинику. Об этом намерении он мне сам сказал. Я крикнул: «Тебя к нему не пустят, зря только время потратишь!» А он: «Хоть краешком глаза на него посмотрю!» И умчался.
Слушая его удаляющиеся шаги, я покачал головой. Невероятно. Вот уж не думал, что среди голубых случается такая любовь. Мне раньше казалось, что мужики просто так встречаются, секса ради. Подставляют друг другу задницы, получая сексуальную разрядку, а потом болтают о разном. Короче, дружат телами. Но глядя, как страдает Кеша, вдруг понял: ведь бывает же и подобное! Даже завидно немного стало на несколько секунд, пока не вспомнил: у меня есть Катюша, и она ради меня, уверен, отправится в огонь, воду и вообще…
Когда вернулся в квартиру с лестничной клетки, Воробышек уже проснулась. Нашла позабытую мной записку (растыка я такой!) и спросила, что случилось. Пришлось ей, опуская реалистичные подробности, рассказать. Она, бедняжка, побледнела даже немного. Но я говорил обо всем с полуулыбкой, словно о некоем забавном приключении. Мол, встретил Глеб на своем жизненном пути ревнивого мужика, тот его ножичком потыкал, а теперь будет сидеть за попытку убийства, Отелло несчастный.
– Нам нужно съездить к нему в больницу, – сказала Катя.
– Обязательно. Только не сейчас. Он в реанимации. Туда никого не пускают.
– Не забудь. Он нам сделал столько хорошего.
– Конечно, – отвечаю, а сам думаю о количестве и плохого, что натворил Глеб. Причем так много, что всё положительное на этом фоне стирается бледнеет. Вот интересно: зачем он устроил нас с Катей на работу, если прежде сделал столько отвратительных вещей? Наверняка не ради спасения своей грешной души в загробном мире. Наверняка это была часть его коварного плана. Может, хотел и нашу семью разрушить? Сначала Катю соблазнить, благо она оказалась рядом, в министерстве, потом – развод, делёж имущества, и готово. Нет больше семьи Морозовых.
Мне от таких мыслей совсем стало противно. Настолько, что я в этот же день отправился на работу, оттрубил там положенные восемь часов с перерывом на обед, а уже ближе к концу дня написал заявление по собственному желанию. Начальник автоколонны, которому я подчинялся, прочитав документ, покачал головой.
– Жалко, Серёга, что ты от нас уходишь. Специалистов, как ты, по пальцам одной руки пересчитать. Может, останешься? Похлопочу о прибавке.
– Нет, никак не могу. Обещал жене, что найду работу, где платят намного больше. У нас ребенок скоро родится, сами понимаете.
– Это да, конечно. Дело семейное, оно такое. А все-таки очень жалко. Так, может, пока не нашел новую-то работу, у нас побудешь? – в глазах начальника столько надежды.
– Простите, но нет.
– Ладно. Что с тобой будешь делать, – говорит он и наносит резолюцию. – Вот, даже две недели можешь не отрабатывать. А то пока ты тут, твоя жена родит, и не заметишь. Ступай с Богом.
Мы тепло попрощались, и вернулся я домой свободным человеком. Счастливым от сознания, что у меня денег столько теперь благодаря Вере Харкет-Эйденбаум, что могу не работать до конца дней своих, если тратить с умом. Пришел и сообщил Кате об увольнении по собственному желанию. Она улыбнулась:
– Что, Ёжик, не вытерпел искушения евриками?
– Что-то типа того. Просто не хочу, когда ты рожать будешь, оказаться где-нибудь под бульдозером, грязным и в пыли. Пока отмоюсь, пока приеду, ты уже мамочкой станешь. А я хотел быть рядом.
– Смотреть, как рожать буду?
– Да. Ты же не против?
– Ну… я не знаю. Тебе дурно не станет?
– Так я уже видел.
– ??? – смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Смеюсь, видя такую её реакцию.
– Не бойся, ни одна дама пока от меня не рожала. Я видеоролик смотрел. Случайно наткнулся, он был на английском, и я сначала даже не понял, что показывают. Крупным планом демонстрировали. Что-то лезет, брызжет, женщина кричит. Когда головку увидел…
– Ёжик, прекрати. Меня сейчас стошнит.
– Ладно-ладно, – прервал я свой рассказ. – Только скажу, что увиденное меня глубоко шокировало.
– В смысле противно было?
– Не столько это, сколько женщину стало жалко.
– Пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву, – шутит Катя. – Жалко ему. Раньше надо было думать, когда в меня кончал. Благодетели вы мужики, блин. Сначала заделаете женщине дитё, а потом «ой, бедняжечка, тебе теперь рожать».
– ??? – теперь моя очередь пялиться. Не ожидал таких слов от Воробышка. Злые они какие-то. Несправедливые.
– Что, попался? – и она весело хохочет.
– Фух, Катя! Ты не пугай так. Я думал, ты серьёзно.
– Нет, конечно. В кино видела, вот и повторила. Ну что испугался, рыцарь мой? – она звонко чмокнула меня в щёку. – Не трясись. Я так не думаю, что мужики все козлы. То есть, конечно, встречаются. Но ты – моё святое исключение, потому замуж и вышла.
А через неделю случилось то, чего мы так ожидали, но, конечно, произошло это неожиданно. Утром Катюша привычно чистила зубы в ванной, как вдруг вскрикнула. Я, отставив чашку, рванул к ней с кухни. И увидел Воробышка в странной позе: она стояла, растерянная, бледная, широко расставив ноги, и по её мягким пижамным штанам растекалось большое влажное пятно. Мне сначала показалось – не выдержал мочевой пузырь, но тут же вспомнил.
– «Скорую», – прошептала Катя, и я помчался звонить, попутно понимая: у моей красавицы воды отошли, значит скоро родит.
К счастью, медики прибыли довольно быстро, а поскольку «тревожный чемоданчик» (на самом деле спортивную сумку) Катюша собрала заранее, начитавшись в интернете, что туда сложить, то сборы заняли считанные минуты. И вот мы уже летим на «неотложке» в родильный дом, и меня бросает то в жар, то в холод. Я сижу рядом с женой, вижу, как она кусает себе нижнюю губу, когда машина подскакивает на неровности, – всё это отдаётся в её хрупком теле болью, я знаю. Вернее – чувствую, словно это происходит со мной.
Я протянул руку и взял Воробышка за лапку. Она же стиснула меня с такой силой, что ещё немного, и превратит кости с сухожилиями в фарш. Но терплю: ей сейчас куда тяжелее, чем мне.
Я те несколько часов до последнего мига на этой земле помнить буду. Как стоял у изголовья Катюши и держал её за руку, пока она рожала. Как мой Воробышек своей тонкой дланью стискивал меня от боли так, что самому впору было заорать. Не думал, что в таком маленьком теле может быть столько невероятной силы. Хотя даже если бы она переломала мне все пальцы, всё равно терпел. Ей-то куда тяжелее.
Нам, мужчинам, никогда не понять, каково это, когда из тебя на белый свет появляется живое существо. Да не мышка-норушка какая-нибудь, а вполне себе человек, у которого всё, как полагается, и он головой пробивает себе путь на свободу. Пока Катюша рожала, я смотрел на это и понимал: зря согласился. Меня мутило, мне было дико страшно. Оказалось, что видеофильм и реальность – две абсолютно разные вещи. Когда смотришь процесс рождения человека на мониторе, он передает десятую долю происходящего на самом деле. А тут тебе и крики, и стоны, и мощная длань супруги, а главное – запахи. Так много, и такие разнообразные, что кружится голова. Ещё бросает в пот, и он струится у тебя по лицу из-под шапочки и внутри маски, а вытереть его не можешь.