Джейми Макгвайр - Мое прекрасное искупление (ЛП)
— Нет, пока вы не попросите об этом.
Я покачала головой, и она потянулась через кровать, надев маску полегче на мой нос и рот. Изнутри раздалось шипение.
— Глубокий вдох, пожалуйста, — сказала она, покидая поле моего зрения, проверяя оборудование возле меня, — Ты позже перейдешь наверх, но сначала доктор хочет получить твою статистику.
Я огляделась вокруг, чувствуя себя слабой. Мои глаза несколько раз моргнули, почти в замедленном темпе. Мое тело снова стало тяжелым, и я на мгновение задремала, пока не вздрогнула, проснувшись.
— Ух ты! — сказала Вэл, подпрыгнув в кресле.
Я была в другой комнате. В этой были картины с букетами цветов на стенах.
— Где Томас? — спросила я, в моем горле было такое чувство, словно я проглотила гравий.
Вэл улыбнулась и кивнула один раз. Я посмотрела вверх и увидела Томаса, крепко спящего. Рейки были опушены, и наши койки были сдвинуты вместе. Рука Томаса накрывала мою.
— Он нажал на пару серьезных кнопочек, чтобы организовать это, — сказала Вэл. — Ты в порядке?
Я улыбнулась Вэл, но ее лицо потемнело от беспокойства.
— Я пока не знаю, — сказала я, поморщившись.
Вэл взяла кнопку вызова и нажала ее.
— Чем могу помочь? — спросил гнусавый голос.
Звук был включен так тихо, что я едва могла слышать его.
Вэл подняла пластиковый пульт повыше к ее рту, чтобы прошептать:
— Она проснулась.
— Я дам знать ее медсестре.
Вэл мягко потрепала меня по колену.
— Стефани скоро придет с твоими обезболивающими. Она была великолепна. Я думаю, она влюбилась в Томаса.
— Есть кто — нибудь? — сказал Сойер из темного угла.
— Привет, Чарли, — сказала я, используя пульт, чтобы слегка присесть.
Он и Маркс сидели на противоположной стороне комнаты.
Сойер нахмурился.
— Ты уже один раз умерла за прошлые сутки. Не заставляй меня убивать тебя снова.
Я хихикнула и задержала дыхание.
— Блин, больно. Я не могу представить, как ощущаются две. Томас, наверное, не сможет двигаться, когда проснется. — Я посмотрела на него и сжала его руку.
Он моргнул.
— Доброе утро, солнышко, — сказал Маркс.
Томас сразу посмотрел налево. Черты его лица смягчились, и появилась широкая, усталая улыбка.
— Эй, — Он притянул мою руку ко рту и поцеловал мои пальцы. Он опустил щеку на подушку.
— Привет.
— Я думал, что потерял тебя.
Я наморщила нос.
— Неа.
Сойер встал.
— Я собираюсь уходить. Рад, что вы оба в порядке. Увидимся на работе, — Он подошел ко мне, поцеловал мои волосы и вышел.
— Пока, — сказала я.
Вэл улыбнулась:
— Он обещал подписать бумаги.
— Правда? — спросила я удивленно.
Маркс усмехнулся.
— При условии, что ему останется квартира.
Я посмотрела на Вэл.
Она пожала плечами.
— Надеюсь, ты серьезно говорила о том, что хочешь соседку.
— Все равно, это только временно, — сказал Маркс, — Я собираюсь попросить ее переехать ко мне.
— Черт возьми, — усмехнулась она. Она улыбнулась мне, — Ты просто поправляйся. Я позабочусь обо всем. Все равно, это идеальное время. Тебе нужен будет кто — нибудь, чтобы помогать тебе готовить и убираться. — Маркс посмотрел на Томаса, — Ты удачливый засранец, приятель.
— Могу я тоже переехать? — поддразнил Томас.
Он задержал дыхание, подвинувшись, чтобы лечь поудобнее.
Вэл поманила Маркса.
— Нам надо идти. Дадим им отдохнуть.
Маркс кивнул, вставая и хлопая по ноге Томаса.
— Держись здесь, брат. Мы будем держать оборону.
— Я боялся, что ты скажешь это, — сказал Томас. Маркс протянул руку Вэл, она взяла ее, и они вместе вышли в коридор.
— Что насчет Гроува? — спросила я Томаса, — Что нового?
Он кивнул.
— Маркс сказал, они позаботятся об этом, придерживаясь тех же линий — неудавшееся ограбление.
— А что насчет свидетелей?
— О них тоже позаботились. Бенни понятия не имеет, что скоро Трэвис постучится в его дверь, а Тару будет думать, что он просто пропустил его проникновение. Расследование может продолжаться по плану.
Я кивнула. Томас погладил мой большой палец своим, и я посмотрела на наши руки.
— Надеюсь, все хорошо, — сказал он.
— Лучше, чем хорошо.
— Ты знаешь, что это значит, правда? — спросил он.
Я покачала головой.
— Совпадающие шрамы.
Широкая улыбка расползлась по моему лицу.
Томас притянул мою руку к своей щеке и поцеловал мое запястье. Медленно опуская наши руки на матрас, он лег, расслабившись, когда убедился, что видит меня, пока не уснул.
Томас нуждался во мне. Он делал меня счастливой и сводил с ума, и он был прав: только вместе мы имели смысл. Я отказалась от мыслей о том, что случится дальше, от анализа вероятности или логики успешных отношений, от контроля, того, не слишком ли много я чувствовала.
Я наконец — то нашла ту любовь, ради которой стоило рискнуть разбитым сердцем.
Мы должны были найти друг друга, чтобы наконец понять, что любовь невозможно контролировать. Прогнозы, предположения и запреты были иллюзиями. Моя любовь к нему была непостоянной, неуправляемой и подавляющей, но… это была любовь. Любовь была настоящей.
Эпилог
Хоть и прошли годы с того момента, когда у меня в каждой комнате лежали наполовину распакованные коробки, организованный хаос заставлял меня улыбаться. Воспоминания о переезде в мою первую квартиру в Сан — Диего — даже первые изменчивые месяцы — были хорошими, и они пронесли меня через труд обучения к моей работе в качестве нового аналитика разведывательной службы в NCAVC в Квантико. Еще шесть месяцев назад я получила работу своей мечты. Три месяца спустя меня перевели. Теперь я была одета в халат и пушистые носки и распаковывала летние платья, которые я бы носила, если бы еще была в Калифорнии. Вместо этого мне пришлось пообещать себе не настраивать обогреватель — снова — и я была уверена, что буду держаться возле пылающего камина в моей спальне. Я развязала пояс халата, позволив ему упасть, а затем подняла свое серое худи от ФБР, снимая его, чтобы почувствовать большой круглый шрам внизу живота. Вылеченная рана всегда будет напоминать мне о Томасе. Она помогала мне представлять, что он рядом, хотя его и не было. Наши совпадающие шрамы были словно ощущением того, что мы находились под одним небом — но еще лучше.
Звук автомобильного двигателя усилился, когда он пришел в движение, и фары скользнули по стенам перед тем, как погаснуть. Я прошла через гостиную и выглянула за занавеску рядом с входной дверью. В окрестностях было тихо. Единственным движением была машина на моей подъездной дорожке. Почти все окна в соседних домах были темными. Мне нравился новый дом и новое общество. На моей улице жило много молодых семей, и хотя в дверь постоянно стучали, и казалось, что принимая ежедневные просьбы на покупку шоколада или сыра от местных школьников, я чувствовала себя дома гораздо сильнее, чем когда — либо раньше.
