Ирина Романова - Я зарекалась любить
Ко мне повернулся измученный страданиями и сожалениями человек, словно обычная маска уверенности и хладнокровия была сорвана и унесена легким ветром, подувшим от реки.
- Я убил человека, - похоронным голосом произнес он.
Опустив плечи, он соскользнул по гранитной набережной на ступени, сев на холодную каменную поверхность и зарываясь пальцами в свои отросшие волосы.
Я стояла не дыша несколько секунд и смотрела в пустоту, где когда-то находился мой любимый человек. Часто моргая, я пыталась изо всех сил понять услышанные мною страшные во всех смыслах слова в поисках иного значения, но не находила его. Его просто не было. Казалось, что может быть ужаснее…
Я взяла себя в руки и села рядом с ним, почувствовав под собой холодную и жесткую поверхность.
- Как это произошло? – спросила я полушепотом, не решаясь взглянуть на него.
Иван поднял голову и посмотрел на противоположный берег. Казалось, прошла вечность, когда он продолжил:
- Это было ночью возле клуба… началась потасовка, которая переросла в драку… - ему было тяжело говорить, каждое слово он словно выдавливал, заставляя страдать себя, вспоминая снова и снова случившееся. – Я ударил одного из них, и он неудачно упал, разбив висок о металлическое ограждение.
Я коснулась пальцами своих губ, подавляя вопль ужаса, который вырывался у меня из груди. Судорожно сглотнув, я проговорила:
- Он умер…
- Нет, - Ваня повернулся ко мне с напряженным и пепелящим взглядом, полным ужаса и боли. - Я… убил его.
- Что было потом?
Он снова посмотрел на мутную воду и продолжил:
- Потом был суд… Я получил два года исправительных работ по статье «Причинение смерти по неосторожности». Посчитали, что мои действия носили оборонительный характер. Мне сыграло на руку, что потерпевший был пьян и имел судимость…
- Значит… ты не был виноват… - я тихо поговорила слова, но он даже не шелохнулся, витая в своих воспоминаниях. - Ваня! Ты не был виноват!
Он на секунду повернулся ко мне и снова отстранился.
- Я много раз себе это повторял… Снова и снова - что я защищался, что это случайность… Но, Аня, от этого совсем не легче. Любые попытки оправдать себя звучат омерзительно, словно он смотрит с ненавистью сверху на меня и ухмыляется, приговаривая: «Ну да, конечно, что же ты еще можешь сказать?!». Невыносимо жить с чьей-то кровью на руках. Я ведь мог сдержаться, проигнорировать, послать его, в конце концов. Но я ввязался в драку. Я ведь мог хоть что-то сделать по-другому! И тогда он бы жил, понимаешь?
Что я могла ответить? Я не понимала. Я ни черта не понимала, каково это жить, зная, что ты отнял чужую жизнь. Ты убил человека, которого когда-то родили, растили, его воспитывали, его любили. Он был кому-то дорог, а потом его не стало. Из-за тебя его не стало.
- Кем он был?
Ваня потер переносицу двумя пальцами и тихо проговорил:
- Молодой парень, тогда ему было двадцать пять. Был судим за мелкие кражи. Постоянной работы не имел. Я о нем толком ничего не знаю, кроме того… - Ваня сделал глубокий вздох, - кроме того, что у него есть жена и маленький ребенок.
Меня начало тошнить, меня выворачивало наизнанку от услышанного. Я всеми силами хотела бы успокоить его, сказать что-нибудь ободряющее или поддержать его как-нибудь, но не могла. Мелкая дрожь, охватившая мое тело, переходила в крупную тряску. Я резко встала и отошла на случай, если меня вырвет. Я не могла больше этого слушать. Мне нужно было побыть одной. Мне нужно было подумать. Но я не знала, как уйти, не причинив ему еще бОльшей боли.
Я облокотилась руками на холодное гранитное ограждение и старалась совершать глубокие вдохи, чтобы унять свой желудок и приобрести ясность мысли. Как часто мы оказываемся заложниками стечения обстоятельств, после чего нам приходится жить с ошибками судьбы? Как много вины может выдержать добрый человек, наказывая себя за содеянное? Как жить с этим дальше? Как жить, осознавая, что ты отнял отца у ребенка и мужа у жены? Как ходить по этой земле? Есть, спать, любить? Какая к черту разница, было ли это случайностью или преднамеренно - факт остается фактом! Нет. Не думаю. Есть вещи, на которые мы не в силах повлиять. Да! Мы совершаем ошибки, за которые нам приходится платить. Да! Мы ужасно раскаиваемся и готовы все исправить, если бы только выпала такая возможность, но ее нет. Ее не будет никогда. И нам ничего не остается, кроме как влачить свое бренное существование, вымаливая себе прощение, и стараясь осознать, за что были столь сурово наказаны.
Я чувствовала его спиной. Я чувствовала, что он стоит рядом, но не знает, что сказать и боится ко мне прикоснуться, пытаясь распознать мою реакцию. Я резко развернулась. Ветер развевал мои волосы, и я в сотый раз убрала непослушные пряди с губ. Я смотрела в его бездонно-синие глаза, из-за солнца его зрачки превратились в черные точки, брови были нахмурены, челюсть твердо сжата, выделяя суровые черты лица, широкие, точно очерченные скулы.
Мысленно каждый из нас, услышав такое, произнес бы: «Хорошо, что это случилось не со мной», «Да… не повезло парню». А что делать с этим этому парню? Как ему с этим жить? Передо мной стоял далеко не победитель по жизни: красивый, умный, молодой, состоявшийся, казалось, природа его ничем не обделила. Но судьба навязала ему один грех. Смертный грех.
Я резко двинулась к нему и сильно обняла за пояс. Прижимаясь к его твердой груди, я слышала, как быстро бьется его тревожное сердце и часто вздымается грудь. В воздухе висели его руки, нерешительно опускаясь мне на плечи, носом он зарылся в мои волосы, делая глубокий вдох.
- Послушай, - произнесла я сквозь слезы, - я понимаю, что это ужасно. С этим, должно быть, невыносимо жить. Но ты должен понять, - я подняла голову и заглянула в его печальные глаза, - это просто случайное совпадение, на твоем месте мог оказаться любой, как и на месте того парня. В этом нет твоей вины… Ты не… убийца, - при этих словах он закрыл от боли глаза, но я хотела сказать ему главное: - Ваня, ты спас мою жизнь… Ты искупил свой грех…
***
Он улетел. Я сидела на своей кухне и постоянно окунала пакетик с чаем в свою желтую кружку, печально осознавая, что пережить неделю без него будет трудно. Вспоминая наш главный разговор, я понимала, что он мне не поверил. Несколько лет он живет с разъедающим его душу чувством вины. В один момент для меня открылась причина его тотального самоконтроля, его уникальной возможности скрывать все свои эмоции и чувства. Он не открывался никому, потому что тот, кого он прятал в порыве гнева, убил человека. Мне было невыносимо думать об этом, при этом я не могла прочувствовать и десятой доли того, что испытывал он. Я хотела ему помочь, но не знала как. Я не могла подобрать нужные слова, чтобы достучаться до него, потому что даже доказав его невиновность, никто не оживет, никому не станет легче.
