Люсинда Эдмондз - Зачарованная
– Может, мне лучше сесть? – спросила она, чувствуя, как по подбородку потекла вода, но Себастиан предостерегающе покачал головой.
– Нет, девочка моя, тебе строго-настрого приказано лежать.
Мадди робко и осторожно попыталась пошевелить пальцами ног, но с раздражением поняла, что ничего не получается. Тогда она попробовала приподнять голову, чтобы посмотреть на свои ноги, но и на это у нее не хватило сил. Себастиан смотрел на нее и по лицу девушки догадывался, о чем она думает. Рано или поздно она все равно узнает правду. Он бережно взял ее за руку и спросил:
– Ты хочешь знать, что с тобой случилось, правда, малышка?
– Ты думаешь? – ответила она. – Судя по моим ощущениям, мне лучше не знать и оставаться в счастливом неведении.
– Тебе стало лучше, дорогая. Скоро ты поправишься, – успокаивающим тоном сказал он.
– Да? Значит, на следующей неделе я уже смогу танцевать в «Лебедином озере»?
– Ну, не совсем, но… – Себастиан не представлял, как ей объяснить то, что случилось. Любому человеку трудно сказать, что понадобится целый год, прежде чем он сможет ходить, да и то с костылями. А ведь это предстояло объяснить девушке, у которой вся жизнь зависела от возможности танцевать и легко управлять своим телом. И все-таки он должен ей сказать.
– Ты упала с лодки и очень сильно ушиблась. К этому добавилось то, что часть конструкции упала на тебя. Тебя привезли в отделение хирургии спинного мозга, кажется, это так называется. Дело в том, что у тебя поврежден позвоночник, но при интенсивной терапии все скоро наладится.
Мадди внимательно посмотрела ему в глаза.
– Слушай, а почему ты говоришь, будто это очень хорошие новости?
– Ну, видишь ли, врачи сказали нам, что ты снова будешь ходить. Конечно, нужно время, покой, затем…
Себастиан увидел взгляд Мадди и осекся.
– Что значит «снова будешь ходить»? О, Господи, Себастиан! И это ты выдаешь за хорошую новость? Лучше скажи, когда я снова буду танцевать.
– Милая, но это же бывает по-разному, – тщательно подбирая слова, начал он, в отчаянии понимая, что все не так, а слова не те… Глаза девушки наполнились слезами.
– Ты пытаешься мне сказать, что я, возможно, не смогу больше заниматься балетом, так ведь? – прошептала она.
Вместо ответа Себастиан взял ее ладонь и слегка сжал.
– Нет, дорогая. Просто я хочу сказать, что за эти несколько дней были такие минуты, когда мы с твоим папой ожидали самого худшего…
– Ты советуешь мне благодарить счастливую звезду, что я вообще осталась жива, да?
– Я говорю о том, что ты должна принимать каждый день таким, какой он есть, и надеяться.
Мадди отвернулась от него и тихо, пытаясь сдержать крик, произнесла, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Пожалуйста, уйди и оставь меня одну.
– Мадди, не прогоняй меня. Я…
– Уйди. Ну, пожалуйста, Себастиан.
– Ладно. Скоро придет твой отец…
От ее ледяного тона у него холодок прошел по спине.
– Я никого не хочу видеть.
– Не говори так, пожалуйста…
– Буду. Буду говорить.
Себастиан встал, чувствуя себя совершенно потерянным из-за того, что не сумел найти нужные слова. Надо будет попросить врача поговорить с ней, а пока нет смысла оставаться здесь и дальше ее расстраивать.
– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
– Абсолютно.
Мадди слышала, как он вышел из комнаты, как в коридоре прозвучали его шаги. И все стихло. Она вздрогнула, чувствуя, как отчаяние леденит ей кровь и сжимает сердце, словно обручем.
На кой черт ей знать, будет она ходить или нет? Это совсем неважно. Если она не сможет танцевать, ей незачем жить.
Глава 47
Как Кейт прожила неделю после смерти своих родителей, она не поняла. В тот день, приехав домой, она увидела, что часть улицы оцеплена полицейскими.
Какой-то констебль провел мертвенно бледную Кейт в кабинет ее отца и, усадив в кресло, сказал:
– Наберитесь мужества, мисс Джонсон. Сейчас к вам подойдет детектив Уилкинс.
Кейт кивнула, непослушными пальцами достала из сумочки сигарету и попыталась закурить, но руки так дрожали, что ничего не вышло. Тогда констебль достал свою зажигалку и поднес огонек к кончику ее сигареты. В этот момент в комнату вошел лысеющий мужчина и протянул девушке руку.
– Я инспектор Уилкинс. Понимаю, насколько ужасно вы себя чувствуете. Мы звонили в Хитроу и просили сообщить пилоту, что вам было бы лучше незаметно покинуть аэропорт. Видимо, нашу телеграмму не успели передать.
Кейт с горечью подумала, что она дошла, просто в самолете был человек, который больше нее нуждался в защите от скандала.
– Я… – Кейт сглотнула комок в горле, пытаясь найти мужество заговорить. – Я понимаю, что мои родители мертвы. Но что произошло?
– Пока эксперты не провели исследований, нет анализов найденных улик, трудно утверждать со всей определенностью, но, к сожалению, я должен сказать, что все свидетельствует о самоубийстве. Мы полагаем, что ваш отец сначала убил вашу мать, а затем выстрелил в себя.
– Это невозможно! – закричала она. – Мой отец никогда бы не поднял руку на мать или на самого себя. Это неправда. Вы так говорите, потому что у вас нет никаких улик, и вы ничего не можете сделать.
Кейт попыталась встать, но ноги подкосились, и она снова села.
– Я понимаю, мисс Джонсон, как вам горько все это слышать, но, поверьте мне, если ваших родителей убили, мы обязательно найдем преступников. Вы знали, что деятельность вашего отца расследовала комиссия по экономическим преступлениям?
– Да, знала. Но не понимаю, какое это имеет отношение к убийству моих родителей.
– Результаты расследования должны быть опубликованы сегодня, – детектив пристально смотрел на девушку, стараясь увидеть ее реакцию. Но она сидела совершенно растерянная, практически парализованная случившимся.
– Ну и что?
– Может быть, в этой связи…
– Да вы же не знаете точно, самоубийство это или нет! – вырвалось у Кейт. – У моего отца было много врагов, потому что он был на вершине успеха.
– А вы знаете, что империя вашего отца находилась на грани банкротства?
– А вам откуда это известно? Или вы посвящены в деловые тайны моего отца?
Детектив печально посмотрел на девушку.
– Мисс Джонсон, к несчастью, в деловые тайны вашего отца с завтрашнего дня будет посвящена вся Британия.
Глаза Кейт наполнились слезами, а лицо покраснело от гнева.
– Они наверняка ошибаются! Компании моего отца стоят миллионы, а если бы возникли проблемы, я уверена, он сказал бы мне об этом.
