Меган Харт - Голые
– Нам пора ехать, – выдохнула я у его губ.
– Ага.
Но мы не двинулись с места. Налетевший ветер снова растрепал волосы Алекса, бросив длинные пряди ему на глаза. Я откинула челку с его лица.
– Я говорила абсолютно серьезно, – вдруг призналась я Алексу. – О том, что стала жадной до тебя. Хочу, чтобы ты был только моим.
Алекс накрутил один из моих локонов себе на палец и еще крепче прижал меня к машине.
– Это хорошо.
Я люблю тебя. – Мне казалось, что это признание прозвучит сильнее, решительнее. Но вместо этого слова, на мгновение застыв в моем горле, хрипло, судорожно, еле слышно сорвались с губ.
И все же он их услышал.
– Я тоже люблю тебя, Оливия.
Я не могла обвинять Алекса в не самом искусном выражении чувств – только не сейчас, когда мои собственные слова прозвучали так небрежно и шероховато. Я лишь обняла его сильнее, прижалась к нему всем телом и, закрыв глаза, зарылась лицом ему в грудь. От Алекса исходил приятный аромат, и с этим мужчиной мне было так хорошо, что именно в тот самый момент я вдруг осознала, без сомнений и страхов, что буду любить его вечно.
Алекс погладил меня по волосам:
– О чем ты думаешь?
Я откинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Я думаю, что… я хочу познакомить тебя со своей мамой.
Глава 14
Алекс удивленно моргнул, потом засмеялся:
– Хорошо.
– Она живет примерно в двадцати минутах езды отсюда.
Он медленно кивнул и отошел назад, чтобы позволить мне двинуться с места.
– Ладно. Конечно. Если ты хочешь.
Я глубоко вздохнула. И улыбнулась ему:
– Да. Я хочу, чтобы ты с ней познакомился.
– Почему ты не упомянула об этом раньше? – спросил Алекс, как только мы сели в машину, и я отъехала от парковки.
Я не отводила взгляда от дороги: не была знакома с ней настолько, насколько следовало бы, и не хотела заблудиться.
– Я не думала, что мы сможем заскочить к маме на минутку. Не знала, сколько продлится мастер-класс, к тому же сейчас Шаббат.
С губ Алекса сорвался испуганный звук.
– Так что, у твоей матери наверняка возникнут проблемы со мной?
– Вполне возможно.
– Черт. – Его голос звучал ошеломленно. – В самом деле?
– У моей матери множество проблем со множеством вещей, которые она не может изменить, – объяснила я. Мои руки вцепились в руль так крепко, что мне пришлось буквально заставить себя ослабить пальцы. – Не беспокойся об этом.
Алекс с минуту помолчал.
– Что поделать, так или иначе, она не будет первой матерью, которая ненавидит меня. Похоже, я произвожу на матерей неизгладимое впечатление.
Я тихо прыснула, двигаясь по улицам квартала, в котором жила мама. Мы миновали синагогу, в которую она ходила. Потом проехали маленький, ничем не примечательный дом, в котором размещалась миква – ритуальная купальня. Мы были почти у дома матери, когда я вдруг подумала, что стоит проехать мимо. Не останавливаясь.
– Как кто-то мог ненавидеть тебя, Алекс?
– Это – талант.
– Ты мне никогда прежде его не демонстрировал.
– Ты ослеплена любовью.
Трафика впереди и позади нас не было, и я замедлила машину в паре минут ходьбы до дома матери.
– Моя мама не станет ненавидеть тебя. Она может не одобрить тебя в качестве моего избранника, но не будет ненавидеть за то, что ты – это ты.
Алекс помолчал еще минуту и заговорил, только когда мы въехали на ведущую к дому дорожку:
– Приятно это осознавать.
Я выключила зажигание и взглянула на него.
– Мы не останемся надолго. Я просто хочу, чтобы она познакомилась с тобой. Чтобы ты познакомился с ней. Ведь так обычно делается, верно? Когда у тебя с кем-то завязывается все всерьез?
Он усмехнулся, сверкнув зубами:
– Выходит, ты относишься ко мне серьезно, да?
– Ага.
Алекс посмотрел в сторону дома, туда, где фонарь освещал крыльцо.
– Думаю, нас заметили. Спасаться бегством слишком поздно.
Я бросила взгляд через лобовое стекло и увидела, как раздвинулись занавески на окне гостиной.
– Теперь никакого отступления. Воспринимай это как обряд посвящения. Знакомство с безумной семейкой.
Алекс тоже посмотрел в окно. Дверь дома открылась, и моя рука крепко сжала его ладонь.
– Ни одна семейка не безумна так, как моя.
– Оливия? Это ты?
– Я, мама. – Пройдя по газону, я поднялась на крыльцо, где она смогла стиснуть меня в объятиях. Это были те же самые объятия, которыми мама неизменно приветствовала меня, но любое проявление чувств с некоторых пор казалось мне другим, непохожим на все, что было раньше.
– Ливвале, что ты здесь делаешь? – Мать произнесла уменьшительно-ласкательный вариант моего имени так, словно называла меня им всегда, хотя на самом деле начала использовать его всего несколько лет назад.
Я просто ненавидела это имя.
– У меня был мастер-класс неподалеку отсюда, и я подумала, раз уж оказалась поблизости…
– Входите, входите. – Мама посторонилась, пропуская нас в дом, и оценивающе оглядела Алекса с головы до ног. – И представь меня своему другу.
– Мама, это – Алекс Кеннеди.
Я забыла предупредить Алекса о том, что мама не будет пожимать ему руку, так что он уже успел протянуть ладонь в знак приветствия. Впрочем, заминка длилась всего пару секунд, недостаточно долго для того, чтобы повисла неловкость. Муж моей матери, Хаим, показался из кухни в белой незаправленной рубашке, под которой выступал живот. С углов рубашки свисали сплетенные пучки нитей, цицит. Он энергично пожал руку Алекса, избегая обмениваться рукопожатием со мной.
– Оливия взяла с собой друга, чтобы познакомить с нами, Хаим. – Улыбка моей матери, должно быть, могла зажечь огни Бродвея. – Вы ведь проголодались, верно? Входите же! Мы только что закончили хавдалу[22]. У меня есть баранья грудинка, немного халы…
Когда я росла, любимый ужин моей мамы состоял из продававшейся навынос еды из «Макдоналдса». Теперь она стала постоянной клиенткой Бати Крокерштейна. Как-то мама сказала, что приготовление пищи ее детства служит лишним напоминанием того, откуда она родом. Очевидно, приятные чувства вызывал только процесс приготовления пищи, а не сама еда: живот Хаима показался мне наполовину больше, чем во время нашей последней встречи, в то время как мама оставалась крошечной, похожей на птичку.
– Мы просто заскочили на минутку…
– Что за вздор! – оборвал Хаим своим глубоким, низким голосом. – Вы останетесь, поедите. Расскажете, как у вас дела.
Скорее всего, Хаим не хотел вызывать во мне чувство вины за то, что не звоню так часто, как следовало бы, и все-таки именно это я и ощущала. По его мнению, все, что произошло между матерью и мной, было моей ошибкой. «Почитай отца твоего и мать твою» и все в том же духе. То, что Хаим не был моим отцом, в расчет, похоже, не принималось.
