Джессика Соренсен - Спасение Келли и Кайдена (ЛП)
Мама отворачивается от раковины. У нее на плече кухонное полотенце; волосы собраны в пучок. Она не накрашена, одета в брюки и розовый свитер.
— Келли Лоуренс, — говорит мама, бросая полотенце на стойку, упирая руки в бока. — Где, черт возьми, ты пропадала?
Я оборачиваюсь к отцу, сидящему за столом в толстовке с эмблемой школы. Он ест яичницу с тостами, пьет сок; мой брат сидит рядом, переписывается по телефону.
— Мне нужно поговорить с тобой, — говорю папе неровным голосом. Не уверена, почему выбрала именно его, вот только мы отлично ладили, когда я была младше, и знаю, что он отреагирует более уравновешенно, чем мать. — Наедине.
Озадаченно взглянув на меня, папа опускает вилку и без возражений встает со стула.
— Хорошо, милая.
Положив сотовый на стол, брат бросает на меня сердитый взгляд.
— Ты даже не собираешься рассказать маме, где была? Она волновалась.
— Не важно, где я была, — отвечаю. — Важно только то, почему я здесь.
Он хмурится, потом качает головой, после чего возвращает свое внимание к телефону. Мама начинает кричать, что я обязана объяснить свое отсутствие. Меня удивляет, что она не следует за нами в гостиную. Я сажусь на диван, в последний раз мысленно себя подбадривая; отец – в свое потрепанное кожаное кресло напротив. Смотрю на расставленные по комнате фотографии нашей семьи, и даже Калеба.
— Весело было, правда? — я указываю на свое фото с папой – мы в футбольных футболках стоим перед стадионом, улыбаясь. Мне тут восемь, и я счастлива.
Он следует за моим жестом; улыбка трогает уголки его губ.
— Да, хороший выдался денек. — Папа снова смотрит на меня; у него на лбу появляется складка. — Милая, мы с твоей мамой очень переживали… из-за того, что произошло той ночью, а потом ты сбежала с парнями, которых едва знаешь.
— Эти парни мне как семья, пап, — честно отвечаю я. — Они очень поддержали меня в трудную минуту.
Папа теребит завязки на капюшоне своей толстовки, то затягивает, то ослабляет.
— Да, они всегда казались хорошими ребятами. — Он улыбается. — И на поле умели надрать всем задницы.
Мне сразу становится ясно, что я сделала правильный выбор, решив сначала рассказать ему. Отец не заостряет внимание на том, как Кайден избил Калеба, возможно потому, что немного глубже вник в ситуацию.
— Мне нужно тебе кое-что сказать. — Я прочищаю горло. — Будет довольно тяжело, не только говорить, но и выслушать.
— Ладно… — Он сбит с толку, не уверен, что вполне понятно.
Я делаю глубокий вдох. Еще один, и еще, до тех пор, пока не чувствую головокружение. Затем перестаю дышать вообще. Тебе лучше помалкивать ко всем чертям, в противном случае, клянусь, я сделаю тебе очень больно.Я сжимаю листок клевера, висящий у меня на шее, из-за потребности прикоснуться к частичке Кайдена, чтобы набраться сил и смелости.
— Ты помнишь мой двенадцатый день рождения?
Похоже, вопрос ставит его в тупик еще больше. Папа слегка склоняет голову набок, его голубые глаза немного сужаются, лоб морщится, пока он оценивающе глядит на меня.
— Да… для тебя тогда вечеринку устроили, верно?
Сжав губы, киваю.
— Пришло много гостей.
— Ты же знаешь, как твоя мать любит устраивать шоу, — он тяжело вздыхает. — Ей всегда нравились сборища и празднества.
Я опять киваю, после чего тороплюсь высказаться, пока пульс и мысли не заглушили голос.
— Нечто плохое случилось со мной… в тот день. — Мне вспоминается, как Калеб меня держал, отчего я начинаю дрожать. Пожалуйста, слезь с меня. Больно. Я разбиваюсь. Пожалуйста. Помогите мне. Помогите мне. Помогите…
Папа выпрямляется, сдвигается на край кресла, словно собирается кого-нибудь поколотить или вроде того. Хотя я не этого от него хочу. Я просто хочу, чтобы он знал.
— Пап, пожалуйста, не выходи из себя, когда я тебе это скажу. — Я тереблю край своей куртки, раскрываю молнию на кармане, закрываю обратно, потом возвращаю руку к клеверу. — Мне нужно, чтобы ты оставался спокойным.
Он сжимает руки в кулаки.
— Я постараюсь, но обещать не могу. Келли, милая, ты меня пугаешь.
— Прости. — Провожу рукой по лицу, опускаю свой капюшон, вспоминая, как чувствовала себя тогда. Мне бы хотелось быть невидимой. Хотелось прекратить существование. Я хочу умереть. В комнате становится немного светлее, потому что за окном солнце прорывается сквозь облачную завесу. Я сжимаю клевер, хватаюсь за чувство, данное Кайденом. — Меня изнасиловали. — Вот, сказала. Слова повисли в воздухе, чтобы папа смог их услышать. Будто лейкопластырь сорвала, приподнимая кожу, раны, все, потому что к такому не подготовишься.
Отец смотрит на меня целую вечность, тысячи эмоций сменяются у него на лице: гнев, ярость, досада, боль. Потом происходит то, чего я еще ни разу не видела. Он начинает плакать. Рыдает надрывно, держа голову в руках. Я не знаю, что делать, поэтому встаю, пересекаю комнату и обнимаю его.
Папа продолжает рыдать, а мои глаза остаются сухими. Я наплакалась вдоволь за последние несколько лет, с меня хватит.
~ ~ ~
Беседа с мамой проходит не так успешно, как с папой, особенно когда мне приходится сказать, кто это сделал.
— Нет, нет, нет, — произносит она, словно отрицание станет реальным, если повторить слово достаточное количество раз; постукивает ногой по полу, сидя в кресле перед окном. — Этого не было… Невозможно… — Только каждый раз, когда мама смотрит на меня, я знаю – она понимает, что это правда, и наверняка перебирает в памяти мельчайшие детали из моего прошлого: то, как я обрезала волосы, как начала постоянно прятаться у себя в комнате, как сменила гардероб на "лохмотья", выражалась ее языком. Мама явно думает о том, когда я практически перестала разговаривать со всеми. Когда перестала плакать. Когда перестала жить.
Мы в гостиной, сидим на диване. Отец рядом со мной, близко, словно думает, что по-прежнему может защитить меня от всех ужасов мира. Джексон ушел сразу после того, как я позвала папу поговорить, поэтому он еще не в курсе. Но я гадаю, что сделает мой брат, обо всем узнав – поверит ли мне или примет строну своего лучшего друга.
— Возможно, — говорю я, удивляясь силе собственного голоса. — Ты вышла на улицу, гости играли в прятки. А он… Калеб сказал мне, что у него есть подарок. Он отвел меня в мою комнату, и затем… затем это случилось.
Мама качает головой снова и снова, папа вновь начинает плакать.
— Должно быть, тут какая-то ошибка. Хоть бы это была ошибка.
— Нет, — просто отвечаю. — Это действительно случилось, и я вам рассказываю… Мне бы очень хотелось… Я бы очень, хотела, чтобы все оказалось ошибкой. Но желания – всего лишь желания, мам. Я знаю не понаслышке.
