Элиф Шафак - Сорок правил любви
Я не сразу понял, о ком она говорит, но вскоре меня осенило. Это мог быть только Шамс Тебризи. Кто же еще?
Сначала он опозорил моего дядю перед учениками, а теперь еще это.
Элла
26 июня 2008 года, Нортгемптон
Безгранично дорогой Азиз!
На этот раз я решила написать тебе настоящее письмо, как это делалось в прежнее время, чернилами, на бумаге, в конверте и с маркой. Сегодня днем оно отправится в Амстердам. Мне только не нужно откладывать поездку на почту, потому что, боюсь, если я промедлю, то никогда на это не решусь.
Бывает, встречаешь кого-то, кто совершенно непохож на людей, окружавших тебя всю жизнь. Кого-то, кто все видит иначе, в другом свете, нежели ты, и тем самым заставляет тебя менять угол зрения, заново осознавать происходящее — и снаружи и изнутри. Ты думаешь, что тебе удастся держать безопасную дистанцию, думаешь, что сможешь противостоять, а потом неожиданно осознаешь, что тебя выбросило в открытое море и ты ничего не контролируешь.
Не могу сказать точно, когда именно меня захватили твои слова. Единственное, что я знаю, — наша переписка изменила меня. Вероятно, я еще пожалею о своих словах. Что ж, я всю жизнь жалела о чем-то, чего не сделала, а теперь для разнообразия пожалею о сделанном.
С тех пор как я «встретила» тебя в твоем романе и твоих посланиях, ты завладел моими мыслями. Каждый раз, читая твои письма, я чувствую, как у меня внутри начинает все трепетать, и понимаю, что очень давно не испытывала ничего подобного. Весь день ты не выходишь у меня из головы. Я мысленно разговариваю с тобой, и мне интересно, как бы ты отреагировал на то или иное событие в моей жизни. Когда я собираюсь в ресторан, мне хочется пойти туда с тобой. Когда я вижу что-то интересное, мне жаль, что я не могу поделиться этим с тобой. Накануне моя младшая дочь спросила, что я сделала со своими волосами. А я ничего с ними не делала! Но она права, я выгляжу иначе, потому что стала другой.
Я напоминаю себе, что мы даже ни разу не виделись, и это возвращает меня в реальную жизнь. Однако, что делать с этой реальной жизнью, я понятия не имею. Твой роман я прочитала и даже написала отчет. (О да, я должна была написать редакторский отчет. Временами мне хотелось поделиться с тобой своими впечатлениями и даже послать свой отчет тебе, но мне казалось, что это будет неправильно. Хотя мне нельзя рассказывать о деталях моего отчета, ты должен знать, что я в полном восторге от твоей книги. Спасибо тебе. Твои слова навсегда останутся со мной.)
Но «Сладостное богохульство» никак не связано с моим решением написать это письмо. Впрочем, не исключено, что из-за него все как раз и началось. Причиной стало то, что возникло между нами, как бы это ни называлось. И из-за этого я потеряла контроль над собой. Все оказалось серьезнее, и мне не справиться одной. Поначалу я влюбилась в твое воображение и твои истории, потом поняла, что люблю мужчину, который сочинил эти истории.
И теперь не знаю что делать.
Я уже написала, что должна немедленно отослать письмо, потому что иначе разорву его на мелкие клочки. И буду жить так, как будто ничего странного, ничего особенного в моей жизни не случилось.
Ну да, я смогу делать то, что делала всегда, притворяться, будто все у меня нормально.
Я даже смогу притворяться, что не чувствую сладкой боли в сердце.
С любовью,
Элла
Керра
Май 1246 года, Конья
Не знаю, как мне справиться с тем, что произошло. Сегодня утром словно ниоткуда явилась незнакомая женщина и стала расспрашивать о Шамсе Тебризи. Я попросила ее прийти позже, так как его не было дома, но она сказала, что ей некуда идти, и стала молить, чтобы я разрешила ей подождать во дворе. Тут у меня возникли некоторые подозрения, и я спросила, кто она такая и откуда. Женщина упала на колени и подняла покрывало, открыв лицо, испещренное шрамами и кровоподтеками от побоев. Несмотря ни на что, она показалась мне очень красивой и лицом и фигурой. Беспрестанно всхлипывая, она все же сумела признаться в том, что я заподозрила с самого начала. Она была шлюхой из дома терпимости.
— Я сбежала из этого ужасного дома, — пояснила она. — Пошла в общественную баню, омылась сорок раз и прочитала сорок молитв. И еще дала обет держаться подальше от мужчин.
С сегодняшнего дня моя жизнь принадлежит Богу.
Не зная, что сказать, я смотрела в ее глаза — глаза раненого существа — и думала о том, как столь юная и хрупкая девушка нашла в себе силы уйти от той единственной жизни, которую знала. У меня не было желания видеть падшую женщину возле своего дома, но чем-то она пленила мое сердце, наверное, своей простотой или скорее наивностью. Никогда в жизни не видела ничего подобного. Карие глаза этой незнакомой женщины напомнили мне глаза Девы Марии. Ну как было прогнать ее? Вот я и позволила ей подождать Шамса во дворе. Это было самое большее, что я могла для нее сделать. Она села около стены и замерла, уставившись перед собой, словно мраморная статуя.
Спустя час, когда Шамс и Руми вернулись с прогулки, я бросилась к ним, чтобы рассказать о неожиданной гостье.
— Ты хочешь сказать, что у нас во дворе шлюха? — удивленно переспросил Руми.
— Правильно. И она говорит, что ушла из бардака, потому что собирается искать Бога.
— А, это, верно, Роза пустыни! — воскликнул Шамс, и в его голосе я услышала не столько удивление, сколько радость. — Почему же ты держишь ее во дворе? Впусти ее сюда.
— Но что скажут соседи, когда узнают, что мы приютили шлюху под своей крышей? — спросила я, задыхаясь от волнения.
— Разве мы все не живем под одной крышей? — возразил, показывая на небо, Шамс. — Короли и бродяги, девственницы и шлюхи, все мы живем под одним небом!
Разве поспоришь с Шамсом? У него на все есть ответ.
Тогда я пригласила шлюху в дом, моля Бога о том, чтобы Он отвел от нас любопытные взгляды соседей. Едва Роза пустыни переступила порог дома, как с рыданиями бросилась целовать руки Шамсу.
— Я очень рад, что ты пришла, — сияя, словно встретил старого друга, произнес Шамс. — Тебе не придется идти назад. Этот период твоей жизни подошел к концу. Да сделает Бог твой путь к познанию Истины плодотворным!
Роза пустыни зарыдала еще горше:
— Хозяйка не оставит меня в покое. Она пошлет за мной Шакалью Голову. Ты не знаешь, как…
— Успокойся, дитя, — перебил ее Шамс. — Запомни еще одно правило: «Пока все остальные в этом мире стремятся куда-то, хотят сделаться кем-то, только чтобы все нажитое оставить на земле после смерти, ты идешь к высшей ступени. Проживи эту жизнь легко и без лишнего груза, словно Ничто. Только осознание „Ничто“ заставляет нас идти дальше».
