Джудит Крэнц - Все или ничего
Частенько, задержавшись в студии, чтобы запереть ее после длинного рабочего дня, Джез не спешила уходить, возвращаясь к фрагментам композиции, которые снимала днем, заново ставя освещение, стараясь сделать это лучше, чем Мэл, но так и не нашла секрета, как сделать кольца лука более живыми, чем у него. Мэл обладал особым даром, который никак не могла ухватить Джез, – умением показать продукты аппетитнее и привлекательнее, чем они были на самом деле. На его снимках, казалось, каждый ломтик, ягода или кусочек готовы были выпрыгнуть из кадра и проглотить зрителя, если тот не успеет сделать это первым. Джез научилась уже освещать небольшие фрагменты почти – но только почти! – так же хорошо, как Мэл, в то же время признаваясь себе, что до него ей не подняться никогда.
Задетая за живое, она принялась экспериментировать с различными композициями из продуктов-дублеров, которые нередко оставались в студии всю ночь, пылясь и тускнея, пока по их образцу не выстраивали основную композицию. Джез бесконечно переставляла тарелки, блюда, украшения и цветы, стараясь еще сильнее подчеркнуть волнующую гармонию и графику предметов, чем удавалось сделать Мэлу. Подчас, рассматривая в объектив свое творение, она ловила себя на мысли, что ее композиция более выразительна, чем у Мэла, и тут же быстро делала снимок на свою собственную цветную пленку, а потом часами восстанавливала нарушенный ею порядок.
Позже, сравнивая свои работы с работами Мэла, Джез признавала, что есть какая-то грань в работах Ботвиника, переступить которую ей не дано. Несмотря на определенную заданность сюжета каждого нового снимка, Мэлу удавалось каждый раз совершить скачок в новое, на не исследованную еще территорию. Его фантазия каждый раз поражала своей новизной, удивительной в этой узкой области фотомастерства, и Джез понимала, что едва ли сможет работать когда-нибудь лучше. Так что, делать нечего, оставалось только учиться.
Джез сняла небольшую меблированную квартирку неподалеку от студии, расположенной в стороне от престижных районов. Возвращаясь домой часов в восемь-девять вечера, вымотанная, с гудящими ногами от проделанных за день как внутри студии, так и за ее пределами километров, она мечтала лишь об одном: приготовить себе легкий ужин, принять горячую ванну и забраться в постель. В студии они вместе обедали и пили чай, заказывая еду в кафе по соседству. Попробовать то, что они рекламировали, никому и в голову не приходило: кому, как не им, знать, что проделывают с продуктами, чтобы придать им аппетитный вид! Это все равно, думала Джез, что требовать от хирурга-пластика страстной любви к женщине, которой он только что увеличил грудь, уменьшил ягодицы и подтянул коленные чашечки.
Она испытывала умиротворенность и покой от мирного течения студийных дней всю первую половину 1982 года. Как бы ни был талантлив сам фотомастер и вся его команда, в их деле требовалось еще одно: колоссальный запас терпения. Два, а то и три долгих дня кропотливого труда, мелочной подготовки – обычная норма для одной-единственной композиции.
И все же это неспешное, окрашенное иронией и юмором бытие в студии не имело ничего общего с ленью. Неспешность не оборачивалась медлительностью; казалось, сам воздух студии пропитан твердой решимостью быстрее закончить одно кропотливое задание, чтобы перейти к следующему, такому же. Они работали на пределе, четко представляя себе ту черту, за которую нельзя переступить, которая оговаривалась и рекламодателями или художественными руководителями журналов, требующими, чтобы работа была сделана в указанный срок.
Джез впервые работала в команде, преданной своему делу, связанной воедино, команде, в которой личность каждого ее участника не играла роли. Мэл Ботвиник, застенчивый и скромный, оказался лидером, который прекрасно умел добиться от подчиненных полной преданности.
Если какая-то важная деталь упускалась или должна была быть подобрана заново, что случалось сплошь и рядом, Мэл оставался по-прежнему спокойным, не позволяя возникнуть даже намеку на кризис. Никто никогда не слышал от него упреков в свой адрес, даже если все валилось из рук, как не было и конкуренции, стремления выделить одного или принизить другого. Мирный ход событий могло нарушить разве что внезапное вторжение тараканов. Студия Ботвиника казалась особой вселенной, надежной и защищенной от ужасов и волнений, сотрясающих мир за ее пределами.
Она не смогла бы ответить, хотела ли проработать в такой обстановке всю свою жизнь, но понимала, что в атмосфере студии есть то качество, которое ей сейчас крайне необходимо. Она возвращалась к жизни, студия помогала ей нарастить новую кожу поверх саднящей раны – поселившегося в ней за прошедшие два года смятения. Бродя вместе с Тинкой по магазинам в поисках необычной корзиночки для хлеба, стараясь предугадать, как Мэл решит осветить блюдо с тушенной в вине рыбой или что еще придумает Шэрон, чтобы сделать еще более свежими артишоки, Джез мало-помалу начинала забывать о своем раненом сердце.
– Не могу найти «именное фото» для Мэла, – сказала как-то июньским днем 1982 года Джили, непривычно растерянная в этот день, роясь в кипах досье и папок.
– Это и немудрено. Откуда им тут взяться? Это же негативы снимков, сделанных в прошлом году. Хочешь, я сбегаю в магазин за поздравительной открыткой?
– Нет, дело не в этом, Джез. Каждый год в день своего рождения Мэл посылает одну из своих работ всем клиентам, настоящим и будущим, а также представителям рекламных агентств и журналов. О том, что это день его рождения, никто и не догадывается. Ты знаешь, как он застенчив, но такой ритуал ему по сердцу. И Фиби считает, что для будущего бизнеса это гениально.
– Просто один снимок?
– Да. Он его увеличивает и печатает на самой дорогой, плотной глянцевой бумаге, подписывая каждый снимок внизу. Многие даже помещают его потом в рамку. Это уже стало традицией.
– Помочь тебе найти?
– Спасибо, но, боюсь, это бесполезно. Я уже показала ему пятьдесят прекрасных снимков, но он все отвергает. Говорит, в них нет ничего нового. Я начала уже перебирать прошлогодние работы. Понимаешь, эта традиция с фото в день рождения возникла в самый первый год работы студии.
– При всем моем уважении, Джили, почему бы не попробовать что-то новенькое?
– Джез!
– А что? Можно придать индивидуальность даже чашке с желе. Подумай об этом.
– Желе! Да Мэл его терпеть не может! Как ты думаешь, что нового можно обнаружить в чашке с желе?
– Ладно, пусть будет не желе. А если сделать снимок сотрудников, работающих в студии? Показать, каков личный вклад каждого в один-единственный снимок, а внизу приписать, что это люди, которые работают на Мэла Ботвиника. Знаешь, можно даже сделать что-то вроде... буклета. Точно, буклет, и на последней странице дать уже законченную композицию. Никто ведь и не подозревает о тех усилиях, которых требует этот снимок.
