Барбара Бреттон - Один-единственный
Изабель подошла к окну и постучала пальцами по стеклу, зовя на ленч Ивана с зятем.
— И вот что самое странное, — продолжала принцесса, открывая холодильник и доставая пакет молока и бутылку крем-соды, — в этих снах я еще совсем маленькая девочка, мне не больше пяти лет. Мама сидит у туалетного столика, и я смотрю, как она открывает пробку «Баль-а-Версаль» и прикасается ею к ямочке на шее.
— Как часто я наблюдала именно за этим ее жестом, — молвила Мэксин, и голос ее дрогнул от боли. — Иногда я останавливалась в дверях и смотрела, как она укладывает густые темные волосы в прическу. Такая красивая и такая неблагоразумная.
— Однажды Оноре сказал мне, что мама очень любила танцевать и не знала устали, порхая от одного партнера к другому.
— Твоя мама была просто обворожительна. Все, кто знал Соню, пали жертвой ее необычайных чар.
— Но она была неважной матерью. Мэксин взглянула в глаза своей воспитаннице.
— И это тоже тебе сказал Оноре? Изабель покачала головой:
— Нет, но когда я сопоставляю его воспоминания со своими, не так уж трудно сделать вывод. — Принцесса села к столу и, протянув руку, накрыла ладонь Мэксин своей. — Скажи мне, я ведь все время думаю о маме, о том, сумею ли избежать ее ошибок.
— Знаешь, уж раз ты меня спрашиваешь о таких вещах, значит, непременно станешь хорошей матерью.
— А она? — Голос Изабель понизился до шепота.
— Соня не была рождена для семейной жизни, милая. Она жила своими чувствами. Ты не должна осуждать ее.
Изабель показалось, будто яркая петарда от фейерверка пролетела по небу и рассыпалась искрами, чтобы немедленно и бесследно исчезнуть.
— Она состояла в связи с Оноре?
— И откуда ты это взяла, милая?
— Не знаю, — протянула Изабель, — догадалась. Почувствовала. Просто Оноре так по-особенному говорит о маме. Это слышно в его голосе.
— Оноре Малро — хороший делец, но он не друг, милая. Ни для кого из нас.
— Мэксин! Я прежде ни разу не слышала, чтобы ты плохо отзывалась о нем!
— Что отец, что сын, — продолжала ирландка. — Будь уверена, это именно Оноре руководит всеми поступками Эрика. И он столь же ответствен за свадьбу Джулианы, как и твой собственный папенька.
— Он еще раз звонил, да? Мэксин кивнула.
— Запомни мои слова, этот тип способен на любую гадость. А ты встречаешься с очень влиятельным в мире бизнеса человеком, милая. Этот факт ни в коем случае не ускользнет от его внимания.
Изабель нетерпеливо взмахнула руками.
— Да наплевать мне на Оноре с его бизнесом! Мне интересно только то, что связывает его с моей мамой.
Ирландка вздохнула.
— Твоя мать была темпераментной женщиной, милая. Не надо осуждать ее за это.
— Я и не осуждаю, Мэкси. Просто лежу по ночам без сна и думаю, что мне делать со своим ребенком, как избежать той непонятной мне ошибки, которая передается в нашем роду из поколения в поколение.
— Ах, дорогая моя, — сказала Мэксин, вытирая слезы с лица. — Кажется, ты наконец-то превратилась в настоящую женщину. Теперь, если только ты скажешь о ребенке Дэниелу…
— Ты звонишь на целый день раньше срока, принцесса, — заметил он, подняв трубку. — Я ждал твоего звонка завтра.
— Я настолько предсказуема?
— Только для меня.
— Мэксин с Иваном были сегодня тут, — сказала Изабель, с удовольствием ныряя в начинающийся разговор ни о чем. — Иван со своим зятем нарубили мне дров для камина.
— У вас суровая зима?
— Не очень, — рассмеялась принцесса. — Во всяком случае, по меркам Перро. Трудно поверить, что всего через месяц наступит весна.
— Я скучаю по тебе, принцесса. Она ошалела.
— Что ты сказал?
— Я скучаю по тебе.
Ребенок перевернулся у нее в животе, как будто услышал слова Дэниела. Изабель глубоко вздохнула.
— Я по тебе тоже.
— Я говорю не только о сексе.
— И я.
— Может быть, мне удастся прилететь домой на пару дней. Знаешь, я по ночам лежу, не могу уснуть и все время стараюсь вызвать в памяти твое лицо, твою улыбку.
— Нет! — Изабель с трудом справилась с тембром своего голоса. — То есть я хотела сказать насчет твоего прилета. Я ни за что не стала бы просить тебя об этом, особенно учитывая то, как ты переносишь самолет.
— Но со мной Святой Кристофер.
— Ты носишь этот медальон?
— Постоянно.
— А еще?
— Попробуй сама догадаться.
Но Изабель боялась подключать воображение.
— Кстати, ты меня сегодня не спрашивал, во что я одета, Бронсон. Я разочарована.
— О'кей, — сказал он, и рокочущий смех, пронесшись по проводам, защекотал ее барабанную перепонку. — Послушаю.
— Ну что ж, на мне спортивные брюки, мешковатая футболка и гигантские шлепанцы.
— Ты шутишь. — Бронсон помолчал немного. — Нет? Не шутишь?
— Нисколько.
— А бриллианты?
— Ни единого.
— А я полагал, ни одна уважающая себя принцесса не выходит из апартаментов без фамильных бриллиантов.
— На мне только одно украшение, Бронсон, это золотой браслет, который однажды подарил мне на Рождество один замечательный мужчина.
Теперь пришло время удивиться Дэниелу:
— Но я думал, ты ненавидишь этот браслет.
— Я никогда так не говорила.
— Но вид у тебя был такой, будто ты хотела запустить им мне в физиономию.
— В тот день я вела себя ужасно, — сказала Изабель, — и я прошу прощения. Мне тогда и в голову не приходило, что я могу оскорбить твои чувства.
— Нет. Тебе в голову не приходило даже то, что у меня могут быть какие-то чувства.
Ну что тут возразишь? Это ведь правда.
— Что ж, я учусь, Бронсон. Вот и все, что могу сказать в свое оправдание. При таком воспитании, как у меня, довольно трудно не выйти из рамок. — Изабель вспомнила бесконечную вереницу слуг, роскошные пансионы, все эти преграды между ней и реальным миром. — Мне так хочется, чтобы ты понял, какой я была.
— Мои уши к твоим услугам, — отозвался Дэниел. — Если, конечно, ты хочешь рассказывать.
— Хочу, только это слишком долго. Я так давно не думала об этом, — Изабель рассмеялась, — что даже не знаю, с чего начинать.
— С чего угодно, принцесса. — Голос его звучал тепло и ласково. — Я буду слушать, сколько нужно.
Принцесса откинулась на спинку кресла-качалки и прикрыла глаза.
— Я вспоминаю, как моя мама сидела возле трюмо…
Они регулярно связывались по телефону — пять дней подряд. То были долгие интимные разговоры о себе, о родственниках, о знакомых: обо всем, кроме, пожалуй, одного — кроме будущего. Дэниел принадлежал к числу тех редких мужчин, которые, несмотря на возраст, продолжают любить свою семью и отчетливо понимают всю важность кровных уз. К тому же он был достаточно опытен и отдавал себе отчет в том, насколько редко встречаются такие отношения между родными, как в доме его родителей. Изабель от всей души завидовала его детству и юности. Но ни разу за все это время Дэниел не сказал, что хотел бы обзавестись собственной семьей.
