Анна Берсенева - Флиртаника всерьез
Легкость, которая охватила их обоих, не исчезла, и когда они возвращались пешком в отель, и когда вспоминали номера своих комнат, чтобы взять у портье ключи, и когда оказалось, что комнаты их находятся рядом… Сначала они болтали, стоя каждый на своем балконе, потом Арсений перелез на Галинкин балкон, потом они целовались под виноградными лозами, которыми этот балкон был увит… И во всем, что произошло потом, была та же праздничная легкость, которая сопровождала весь этот долгий вечер.
Назвать это супружеской верностью у Галинки, конечно, язык не повернулся бы. Но эта измена, и не только эта, бывали и другие истории в таком же духе, ее почему-то не беспокоила. Да и не почему-то – она прекрасно понимала, почему.
Все это происходило с нею только от переполненности жизнью. В этих мимолетных, как весенний ветерок, и таких же, как весенний ветерок, приятных отношениях не было никакой корысти, поэтому они оставляли ее совесть спокойной.
А в первый же раз, когда ей было предложено обменять эти отношения на житейское благо, она, ни секунды не раздумывая, отказалась и от от блага, и от отношений.
К тому времени Галинка уже полгода вела туристическую рубрику в «Комсомольской жизни», и это были самые интересные полгода в ее биографии. Счастье, что они наступили именно сейчас: Колька наконец начал работать и даже решил продолжить учебу, уныние его вроде бы слегка развеялось, во всяком случае, внешне, и она наконец могла отвлечься от проблем его работы, учебы и настроения. А заодно и от мыслей о том, что отвлечься от всего этого надолго, а лучше бы насовсем – невозможно, потому что… Да вот потому, что это так, без объяснений.
Надьку пришлось отвезти к маме в Краснодар. Посидеть с ребенком до вечера, пока невестка на работе, свекровь еще соглашалась, но брать на себя заботы о внучке на время Галинкиных командировок отказывалась категорически.
– Хороши командировки! – возмущалась она. – Ты на какие-то там острова попусту глазеть будешь, а я тут с дитем твоим сидеть?!
Расстаться на полгода с Надькой было жалко, но объяснять Колькиной мамаше, почему она живет так, как считает нужным сама, Галинка не собиралась. К счастью, Колька никаких объяснений от жены не требовал и недовольства ее работой не высказывал.
И она окунулась в эту работу, как в живительный поток. Все бурлило вокруг нее и кипело, дальние и ближние страны кружились ярким хороводом, и то, что мужу безразлична эта сторона ее жизни, очень скоро стало казаться не обидным, а удобным.
Она пребывала в такой эйфории от поездок, в которые ее наперебой зазывали турфирмы, жаждавшие рекламы в газете с массовым тиражом, что поездки эти стали казаться ей само собой разумеющимися. Можно было даже посомневаться, стоит ли ехать на Балеары, ведь уже два раза была, правда, в этот раз обещают показать не только Майорку, но и Менорку – ладно, поеду!
Писать она еще в школе умела так лихо, что ее сочинения читали в классе, как увлекательнейшие новеллы. А теперь и вовсе набила руку – ее рубрика считалась самой интересной из всех газетных рубрик по туризму. Обычно впечатлений от каждой поездки оказывалось так много, что хватало не на одну статью в родной газете, но и еще на пару-тройку материалов в дамском журнале, и в журнале мужском, и в журнале путешествий… Люди ездили, ездили, ездили, объездили уже, кажется, весь мир, а все равно им было мало, и они готовы были сорваться в новое путешествие только потому, что прочитали о нем в случайно купленном по дороге на работу журнальчике. А Галинка как раз и умела написать о путешествиях так, чтобы остановить даже случайный взгляд.
Когда ее вызвал главный редактор, она решила, что он хочет отправить ее в какую-нибудь особо важную поездку. Ну, например, приглашали его, а он не может, вот и ищет себе замену. Главред был новый, за последний год третий, и, как большинство журналистов, Галинка еще не успела толком с ним познакомиться.
– Читал ваши материалы, Галина Александровна, – сказал он, как только Галинка появилась на пороге его кабинета. – Хорошо пишете, увлекательно. Но почему о всяческой экзотике?
– А почему бы и нет? – пожала плечами Галинка.
«Правду говорят, с этим мы наплачемся», – подумала она.
Ей в самом деле уже приходилось слышать, что нового главреда поставили на эту должность не за профессионализм, которого у него не было и быть не могло, потому что лучшие годы своей жизни он посвятил комсомольской карьере, а за компромиссность и управляемость. Но слушала она об этом вполуха. Ей некогда было вникать в редакционные сплетни – и потому, что она не вылезала из командировок, и потому, что отдел у них был хороший, дружный, и сплетни не имели отношения к их внутренней жизни.
– Наш читатель живет трудно, – сделав скорбное лицо, сказал главред. Галинке все стало ясно. Хоть возраст ее считался юным, но демагогию она различала за версту. – Какое дело человеку в костромской деревне, сколько стоит билет в Диснейленд? Или вот в последнем материале вы пишете… – Он перебрал у себя на столе газеты. – Ага, вот – про загадку Стоунхенджа. Да ведь большинство наших читателей никогда в жизни в этой вашей Англии не были и не будут! Что им до тамошних камней?
Галинка вспомнила, как в десять лет впервые прочитала про загадку мегалитов Стоунхенджа в журнале «Наука и жизнь» и всю ночь не могла заснуть – размышляла, кто построил эти огромные сооружения из камней, не инопланетяне ли… Размышлять об этом ей было гораздо интереснее, чем о школьных отметках или о ценах на творог.
Правда, она жила тогда не в костромской деревне, а в краснодарской, в военном гарнизоне. От этой последней мысли ей стало смешно, и она улыбнулась.
– Разве я сказал что-то смешное? – обиделся главред.
«Да-а, запущенный случай!» – поняла Галинка.
От человека, который за каждой улыбкой видит желание его оскорбить, ничего хорошего ожидать не приходится.
– Я вспомнила смешной случай из своей практики, – голосом девочки-отличницы объяснила она. – Про краснодарскую деревню.
– Эх, Галя, – с хорошо поставленной доверительной интонацией сказал главред, – молодая ты девчонка, способная. Тебе бы про людей писать, про их ежедневный героизм.
– Это про кого же? – не удержавшись, хмыкнула Галинка.
– Да вот хоть про женщину-мать напиши. Которая рожает учителей, врачей, великих полководцев. И просто хороших людей, в конце концов!
Если прежнее его словоблудие еще можно было как-то терпеть, то это вывело Галинку из себя.
– Женщина-мать, – исподлобья глядя на главреда, сказала она, – рожает также убийц, насильников, воров в законе и просто наркоманов. Я про одну такую писала. Каждый год по ребенку, от кого, вспомнить не может, всех в роддоме оставляет. А рожает потому, что, говорит, для здоровья полезно.
