Неспешная игра (ЛП) - Мерфи Моника
К тому времени, как мы оба садимся в машину, меня трясёт, я безумно нервничаю. Тристан всё ещё ничего не сказал. Он даже не посмотрел в мою сторону, завёл машину, и ничего. Он просто сидит на водительском сиденье, уставившись на руль, его грудь быстро поднимается и опускается — единственный признак того, что он действительно жив.
— Макинтош, — наконец произносит он, медленно поворачивая голову и смотря в упор на меня. — Твоя фамилия Макинтош?
Я смотрю на него, во рту пересыхает, пока я пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы всё объяснить. Мне стоило рассказать ему раньше, но это было неважно. Во всяком случае, не для меня. Алекс Макинтош — это прежняя я. Я больше не та девушка.
— Раньше была.
Его рот кривится в гримасе отвращения, как будто он только что съел что-то особенно отвратительное.
— Раньше была? Что, чёрт возьми, это вообще значит, Александрия?
Я вздрагиваю, когда он кричит, в маленьком пространстве его машины звук очень громкий. Но он всё ещё не собирается двигаться, так что, думаю, разговор будет прямо здесь.
— Я сменила фамилию. В конце моего выпускного класса родители были арестованы по обвинению в растрате. Они управляли собственной инвестиционной компанией, и их обвинили в краже миллионов у своих клиентов. Они обслуживали множество крупных счетов с огромными деньгами, и у них это хорошо получалось. Пока, как я думаю, мой отец не стал слишком жадным и не начал воровать, — объясняю я убито, на сердце горько. Я всё ещё не оправилась от того, что они сделали. И не думаю, что когда-нибудь смогу. — Потом присоединилась и мама, и в конце концов их обоих поймали.
— Итак, они в тюрьме, — говорит он ровным, бесстрастным голосом, уставившись в пространство, не отрывая взгляда от лобового стекла.
— Да, — тихо подтверждаю я. Мне бы хотелось, чтобы он посмотрел на меня. Чтобы увидел, насколько я искренна. — После того, как нашу фамилию протащили через суды и средства массовой информации, как только я поняла, что мы потеряли всё и пути назад нет, я сменила имя и уехала. Я хотела начать сначала, начать новую жизнь. Там бы я никогда не смогла этого сделать. Все были в курсе позора моей семьи, моего позора.
Он смотрит на меня.
— Включая Марка.
Я киваю.
— Включая Марка.
Тристан разочарованно выдыхает. По-другому не сказать. Я чувствую его гнев, его раздражение. И я ничего не могу сделать, чтобы это исправить.
— Меня чертовски убило, что он знал такие подробности о тебе и сказал их так небрежно, словно они не имели большого значения, в то время как я умираю от желания узнать о тебе всё и вся. Ты никогда ни хрена мне не рассказываешь.
Ничего не говорю, потому что он прав. Я наклоняю голову и изучаю свои дрожащие руки, сцепленные вместе у меня на коленях.
— Лишь самую малость. Ты всегда говоришь мне ровно столько, чтобы заморочить голову, но так ли это на самом деле? Достаточно ли этого? — я поднимаю голову, когда чувствую, что он смотрит на меня, наши взгляды встречаются. — Мне насрать, богата ты или бедна, Александрия.
— Знаю, — прикусываю нижнюю губу, чтобы не разбиться вдребезги. — Я так долго держала это в себе, что не знала, как сказать это вслух. Иногда я забывала, что это вообще когда-либо случалось. Как только я встретила Келли, тебя, Шепа, Джейд, и… всех остальных, вы все помогли мне забыть. На этот раз у меня есть настоящие друзья, настоящая жизнь. У меня есть работа, учёба и люди, которые действительно заботятся обо мне. У меня есть цель, а я никогда раньше не чувствовала, что у меня есть хоть что-то из этого.
Понимает ли он? Понимает ли, что сделал для меня? Что они все сделали для меня? Я всё ещё была бы той оболочкой человека, одинокого и грустного, и двигалась бы по жизни без них. Мне повезло, что вместо этого они есть у меня. И впервые в жизни я действительно живу. Они мне нужны.
Но Тристан мне нужен больше всех.
— Господи, — выдыхает он, ударяя кулаком по рулю, отчего я подпрыгиваю. Я смотрю, как он снова бьёт по нему, его пальцы сжаты в кулак, костяшки покраснели. — Твоего отца зовут Дуглас Макинтош?
Моё тело замирает. Откуда он знает?
— Д-да.
Он поворачивается на своём сиденье так, чтобы оказаться лицом ко мне, позволяя мне увидеть ужас и печаль, запечатлённые в его знакомых, красивых чертах.
— У твоего отца был роман с моей мамой. Он украл все её деньги, и она из-за этого пыталась покончить с собой.
Я изумлённо смотрю на него.
— Что? — его слова не доходят до меня. Я знаю, что мои родители украли деньги. Я знаю, что они забирали у людей сбережения и тратили их все, оставляя своих жертв ни с чем. Они опустошали и разрушали будущее. Они брали с нулевыми намерениями когда-либо отдать.
Их истории, хотя и ужасные, никогда не касались меня лично. Мне было плохо, но я ничего не могла для них сделать. В то время я могла сосредоточиться только на том, как действия родителей повлияли на меня. Как это разрушило мою жизнь. Я не думала ни о ком другом. Только о себе.
— У твоего отца был роман с моей мамой, — медленно повторяет он. — Она пыталась покончить с собой после того, как он бросил её и забрал все её деньги. Мама приняла кучу таблеток, но выжила.
Я в ужасе. Неужели это правда? Неужели мой отец действительно сделал это?
— Слава Богу, она выжила, — автоматически говорю я, потянувшись к нему, но Тристан отдёргивает руку, прежде чем успеваю схватить её. Я откидываюсь на спинку сиденья, задетая тем, что он не позволяет мне прикасаться к нему, когда это всё, что я хочу сделать прямо сейчас. Он даёт мне твёрдую почву под ногами. Заставляет чувствовать себя цельной.
Но сейчас я вижу, как Тристан постепенно отдаляется.
— Как будто тебе не всё равно, — бормочет он, поворачиваясь, чтобы снова сосредоточиться на руле. — Позже она призналась мне, что копила эти деньги, чтобы уйти от моего отца. Они не ладили друг с другом. Их брак, по сути, был лишён любви в течение многих лет. Она хотела сбежать, но твой отец забрал всё и разрушил её планы. Практически, чёрт возьми, разрушил её жизнь.
У меня такое чувство, будто моё сердце разрывается пополам. Не могу объяснить действия моего отца. И я тоже не могу извинить то, что он сделал. Но разве его воровство — моя вина? Его роман с мамой Тристана — разве я сделала так, чтобы это произошло? Нет. А Тристан смотрит на меня так, словно да. Как будто это всё из-за меня.
— Мне так жаль, — шепчу я, не зная, что ещё сказать.
Никакого ответа. Я наблюдаю за ним, изучаю его сильный, знакомый профиль. Его челюсть как гранит, желваки ходят ходуном, и я знаю, что он сжимает и разжимает зубы. Он безумно напряжён. И почему-то считает, что это моя вина.
Я не знаю, как убедить его в обратном.
— Это не я украла деньги твоей матери, — начинаю я, и он поворачивается ко мне с враждебным выражением лица, его глаза пылают гневом.
— Так вот как ты это оправдываешь? Что это не ты их взяла? Разве не деньги моей мамы помогли оплатить всё, что ты надела сегодня вечером? Твою сумочку от Шанель, которая, наверное, стоит тысяч пять долларов? Эти охеренно дорогие туфли? — он кричит, а я съёживаюсь на своём сидении, принимая на себя основной удар его гнева. — Мои родители чуть не развелись из-за всего этого дерьма. Между ними до сих пор что-то не так. Это, чёрт возьми, разорвало мою семью на части.
— И мою тоже, — шепчу я, моё горло дерёт и саднит.
Он едва смотрит в мою сторону.
— Уверен, это было действительно тяжело, — саркастически замечает он.
Я вздрагиваю от его слов, гнев переполняет меня. Он может злиться. Я могу это понять. Я кое-что скрыла от него, и это было неправильно. Я скрыла нечто такое, о чём он даже не подозревал, и за это он может на меня злиться. Но я отказываюсь брать на себя вину за то, за что не несу никакой ответственности. Это несправедливо.
Но какой дурак сказал, что жизнь справедлива? Это была я? Потому что никто никогда не говорил мне, что жизнь справедлива. Это не так.