Дж. Редмирски - По дороге к любви
— Боже, только не это. Сегодня никаких баров. Да и вообще… в жизни больше не буду пить.
Вижу, как в другом конце комнаты вспыхивает его улыбка.
— Все так говорят, — авторитетно заявляет он. — Да я и не позволю тебе пить, даже если сама вдруг потребуешь. Нужно как минимум сутки, чтобы оклематься, иначе тебе придется вступать в одну веселенькую организацию. «Анонимные алкоголики». Слыхала, небось?
— Ладно, надеюсь, к вечеру смогу хотя бы встать и что-нибудь поделать, не валяться в постели… но сейчас… в общем, хреново.
— Ну, во-первых, тебе обязательно надо поесть. Понимаю, от одной этой мысли тебя тошнит, но, если ты не съешь что-нибудь, уверяю, тебе будет хреново весь день.
— Вот тут ты прав. — Я чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. — Только подумаю о еде, сразу блевать хочется.
— Пара тостов и яйца — вот что тебе нужно. — Он снова подходит ко мне. — В общем, что-нибудь легкое… Ты же взрослая девочка и понимаешь, что надо просто себя заставить.
— Да, заставить, легко сказать, — безучастно отзываюсь я.
Ах, как было бы здорово — щелкнуть пальцами и сразу почувствовать себя лучше.
Глава 26
К концу дня я все-таки чувствую себя лучше. Не на сто процентов, конечно, но вполне сносно, чтобы разъезжать с Эндрю по Новому Орлеану на трамвае по тем местам, которые мы не успели посмотреть вчера. Мне удалось-таки проглотить яйцо и два кусочка поджаренного хлеба, а потом мы сели в трамвай, по набережной реки доехали до «Одюбон аквариум», вошли в узкий тоннель длиной футов тридцать, где вокруг нас за стеклом плавали рыбы. Потом мы кормили с рук длиннохвостых попугаев и пробирались сквозь джунгли. А еще кормили электрических скатов и фотографировались на телефоны, снимки получались довольно глупые: приходилось держать телефон перед собой на вытянутой руке. Позже я внимательней рассмотрела эти фотки: плотно прижавшись щеками друг к другу и выпучив глаза, мы улыбались в камеру, как делает всякая парочка, которая веселится вовсю и наслаждается жизнью.
Всякая парочка… Но мы-то, какая мы, к черту, парочка?! Нужно постоянно напоминать себе об этом.
Да, действительность — сволочная штука.
Но с другой стороны, не знать, чего ты сама хочешь, штука еще более сволочная. Впрочем, если честно, я-то знаю, чего хочу. И рада бы сомневаться в этом, но не могу, и мне все еще страшно. Я боюсь Эндрю, боюсь страданий, которые он может мне причинить, если, конечно, вообще буду страдать, потому что у меня такое чувство, что я просто не вынесу этих страданий. Если уже сейчас, когда он еще не сделал ничего такого, чтобы заставить меня мучиться, мне так тошно, то что же будет потом?
Да-а, по всему похоже, я по колено в дерьме.
На Новый Орлеан снова спускается ночь, наступает время веселья и развлечений, люди покидают свои жилища, и Эндрю везет меня на пароме через Миссисипи в одно местечко под названием «Олд пойнт бар». Я рада, что снова надела черные босоножки вместо туфель на шпильке. На этом настоял, в общем-то, Эндрю: мол, много придется ходить пешком.
— Я не уезжаю из Нового Орлеана, пока не зайду в это местечко, — объясняет он, вышагивая рядом и держа меня за руку.
— Значит, ты здесь завсегдатай?
— Можно и так сказать, каждый год один или два раза бываю здесь обязательно. Несколько раз даже играл здесь.
— На гитаре? — Я гляжу на него с любопытством.
Навстречу идет группа из четырех человек, и я подвигаюсь к Эндрю поближе, чтобы дать им пройти. Он отпускает мою руку и обнимает за талию.
— На гитаре я играю с шести лет, — улыбаясь, говорит он. — Поначалу, конечно, плохо получалось, до десяти ничего интересного… Все так начинают.
— Да ты у нас прямо Моцарт… Он тоже с шести, кажется, начал.
— Ну, не то чтобы… Но мне с детства нравилась музыка. Вот Эйдану с детства нравилась архитектура. — Эндрю бросает на меня быстрый взгляд. — Он вечно что-то строил. Однажды в лесу даже выстроил шалаш на дереве. А Эшер хоккеем увлекался, тоже с раннего детства. Отец очень любил хоккей, почти так же, как бокс, — снова смотрит он на меня, — только, правда, почти. А Эшер год позанимался хоккеем и бросил. Когда ему было тринадцать. — Эндрю весело смеется. — Это папа хотел, чтобы он занимался, а Эшер не очень. Эшер любил ковыряться в электронике, пытался связаться с инопланетянами, собрал какую-то хитрую штуковину из разных деталей, которые валялись по всему дому… Это после того, как посмотрел фильм «Контакт». — Снова смеется, и я вместе с ним. — А твой брат? — спрашивает Эндрю. — Ты говорила, он сейчас в тюрьме… Вы были с ним дружны?
Я сразу слегка мрачнею:
— Коул был замечательным старшим братом… Правда, только до восьмого класса. А потом связался с одним типом, жил такой по соседству, подонок, в общем, Брэкстон Хиксли. Я терпеть его не могла, противный ужасно. Ну вот, они с Коулом подсели на наркоту и все такое. Папа хотел помочь ему, пристроил в приют для неблагополучных подростков, но Коул сбежал и попал в еще бо́льшую неприятность. А потом вообще покатился по на клонной. — Поднимаю голову, гляжу на шагающую навстречу толпу. — И доигрался… В общем, сам заслужил.
— Может, в тюрьме одумается, выйдет и снова станет хорошим старшим братом.
— Может быть, — пожимаю я плечами, не слишком-то разделяя его оптимизм.
Доходим до угла, сворачиваем с Паттерсон на Оливьер, и вот перед нами «Олд пойнт бар», внешне больше похожий на старинный двухэтажный особняк с боковым флигелем. Проходим под видавшей виды продолговатой вывеской, мимо стоящих у стены пластиковых столиков со стульями, за которыми сидят какие-то люди и довольно громко разговаривают.
Изнутри доносятся звуки музыки.
Эндрю придерживает дверь, пропуская выходящую парочку, и берет меня за руку. Мы проходим внутрь. Не сказать, чтобы очень просторно, зато довольно уютно. Я гляжу на высокие потолки, оглядываю стены, на которых висят фотографии, лицензии в рамочках, яркие плакаты, старинные афиши — ни дюйма свободного места. Потолок деревянный, с него свисает несколько потолочных вентиляторов. Справа стойка бара, и, как во всяком порядочном баре, на задней стенке мерцает экран телевизора. Женщина за стойкой, несмотря на толчею, похоже, сразу замечает Эндрю и машет ему рукой.
Эндрю в ответ улыбается и тоже машет, подняв два пальца, словно хочет сказать: «Поговорим немного позже».
Кажется, все столики заняты. Несколько человек танцуют на площадке, за которой на небольшой сцене расположились музыканты. Музыка отличная, что-то вроде блюз-рока. Мне очень нравится. Чернокожий гитарист сидит на табуретке, щиплет струны серебристой гитары, рядом белый парень поет в микрофон, акустическая гитара свисает перед ним на ремне. За ударными восседает огромный детина. На сцене есть еще клавишные, но сейчас на них никто не играет.
