Ульяна Соболева - Черные Вороны. Реквием
— То есть ни разу обо мне не мечтала?
Я усмехнулась, чувствуя, как он щекочет губами мою шею.
— Мечтала. Слишком часто мечтала.
— И о чем ты мечтала, Лена, — укусил за мочку уха и я, запрокинув голову, нашла его губы.
— О том, что я бы все на свете отдала, чтобы вот так стоять с тобой на балконе, смотреть на снежинки и чувствовать, как ты обнимаешь меня горячими ладонями.
Я бы умерла ради того, чтобы хотя бы один раз оказаться в твоих объятиях и снова услышать, что ты меня любишь.
— Никто не даст тебе умереть, глупая. Ты будешь встречать со мной тысячи закатов и тысячи рассветов, пока я не надоем тебе.
— Ты не можешь мне надоесть.
— Никогда-никогда?
Жадно нашел мои губы, захватывая в поцелуе, зарываясь пальцами в мои волосы.
— Никогда, — прямо в губы вместе с паром дыхания.
— То есть ты согласна встречать со мной рассветы до самой смерти?
— Даааа.
— Точно?
— Точно, Воронов. Это что за допрос с пристрастием?
Он вдруг сплел свои пальцы с моими. Потом чуть отстранился, а уже через секунду надел мне на палец кольцо. Я шумно выдохнула, а он снова прижал меня к себе спиной, зарываясь лицом мне в затылок и шумно втягивая мой запах.
— Моя. Теперь точно моя.
— Твоя, — закрывая глаза.
— Давай сбежим на пару часов… — забираясь руками под полушубок, сжимая грудь ладонями и учащенно дыша мне в ухо, — я хочу тебя.
Взгляд тут же поплыл и закатились глаза, пока его пальцы играли с сосками, а язык обводил мочку уха.
Мы лихорадочно одевались под взглядом Карины, вздернувшей одну бровь и даже не делающей вид, что она поверила тому, что в десять часов вечера мне понадобилась новая сумочка, потому что в моей сломалась змейка.
— Ну-ну. Удачных поисков сумочки. Вы до завтра или вернетесь?
— Вернемся, конечно.
Мы не доехали ни до одной гостиницы, а занялись сексом прямо в машине под какую-то сумасшедшую мелодию, сигналы машин, визг покрышек и завывание ветра. Разгоряченные, в одежде. Жадно, быстро, на грани какого-то помешательства, словно голодали целую вечность. Когда ехали обратно, я рассматривала следы от своих пальцев на лобовом стекле и думала о том, что люблю его так сильно, что от счастья мое сердце готово разорваться. И мне так мало слов. Кажется, говорю ему об этом, а слова какие-то ненастоящие, пластмассовые. Они не дышат тем сумасшествием, от которого порхает моя душа.
Пришлось, кстати, купить какую-то дурацкую сумочку в одном из магазинов, работающих круглосуточно, чтобы дочь ничего не подумала. Андрей смеялся, когда я рассматривала этот кошмар ярко-коричневого цвета с рыжими вставками.
— У меня и вещей таких нет, — в отчаянии сказала я.
— Ну ничего скажешь, что решила приобрести.
— Ужас.
— Ну тут или пострадает мнение о твоем вкусе, или мнение о нашей благопристойности. Выбирай.
— Черт с ним, со вкусом.
Мы оба рассмеялись. А потом ходили по ночному городу. По парапетам, с ним за руку. Я не помню, о чем мы говорили. Обо всем и ни о чем. Иногда просто молчали. Оказывается, он почти не смотрел фильмы все эти годы и не ходил в кино. Я вспомнила, как много лет назад мы вместе смотрели какой-то шедевр, а он доводил меня пальцами до оргазма, пока я дрожала, спрятав лицо у него на плече, а потом сам же и подначивал, что я совершенно не смотрела и не знаю сюжет.
Когда вернулись за полночь, Карина сказала, что Даша ушла. Андрей хотел кинуться следом, но дочь нас успокоила — она снова поехала к Максу, её отвез Лёня. Карина ему сама позвонила. Моя умная девочка. Леня там присмотрит за Дариной. Андрей его набрал сразу же. Я тогда восхитилась спокойствием Андрея, он решил не давить на Дарину, позволить той самой вливаться в семью. И если на данный момент она считает, что с Максом ей комфортнее (не скрою, что я так совсем не считала), то пусть будет с ним.
Даша вернулась на следующий день. Она закрылась в одной из комнат. Я слышала сдавленные рыдания, а когда захотела к ней пойти, Карина меня удержала. Наверное, она была права. Не все любят показывать свои слезы посторонним. Если Даша захочет, она сама потянется к нам, а если нет, то придется как-то приспосабливаться. Довольно трудно ужиться в доме с подростком, который не рос в нормальной семье. Нам всем будет непросто. Но ни у кого даже не возникло мысли, что Даша может находиться где-то в другом месте.
Девчонка не выходила около суток, а потом, когда вышла, попросила поесть. Они так поладили с Кариной, что у меня душа радовалась. Как сестры. Андрей часто сидел с ними обеими и о чем-то беседовал, узнавал каждую из них. Когда выбирали, кто из девочек будет с мной, а кто поедет с Андреем, они тянули жребий, и Даша впервые взвизгнула, когда ехать с ним выпало ей. Хотя я подозревала, что дело не только в Андрее, но и в Максе. Я видела, как это «голубоглазое чудо», как называет ее Андрей, смотрит на своего так называемого дядю. Воистину, иногда первая любовь делает шокирующий выбор. Не то чтобы мне не нравился Макс, но я считала, что он должен быть последним, кем стоит увлечься не только в шестнадцать, но и в тридцать тоже. Такие, как он, проедутся по таким, как Дашка, катком и не заметят. Впрочем, вряд ли она представляла какой-то интерес для Макса, и слава Богу.
Я надела на шею колье и Карина застегнула сзади.
— Папа балует тебя подарками.
Я резко повернулась к ней.
— Как ты его назвала?
Карина пожала плечами, поправила светлые пряди волос за уши:
— А как я его назвала?
Она растерялась, а я рассмеялась.
— Да ладно, мам. Тебе послышалось.
— Назвала-назвала.
— Не может быть, — Карина намотала прядь моих волос на палец.
- Назвалааааа.
— Но ты же ему не скажешь?
— Еще как скажу!
— Мама! Я сама… я назову. Когда смогу. Я обещаю.
Я улыбнулась и обняла ее, прижала к себе, потом отстранилась и обхватила лицо Карины ладонями.
— Я такая счастливая, милая. Такая счастливая, что мне даже больно.
— Я вижу. Ты так его любишь, — дочка прижалась лбом к моему лбу, — а я счастлива, потому что ты счастлива и наконец-то улыбаешься, мама. Ты столько смеялась, как никогда за всю нашу жизнь.
— Ты же хочешь, чтобы мы с ним жили вместе? С ним и с Дашей? Скажи честно.
— Конечно, хочу. Он мне нравится. Ты же знаешь. Очень нравится. А Дашка. Она конечно странная, но с ней интересно. Разберемся, мам. Все хорошо будет. Ты сегодня не об этом должна думать.
— Обязательно, все хорошо будет. Я точно знаю.
На глаза навернулись слезы.
— Так. Вот даже не думай разводить сырость — тушь потечет.
— Подуй мне на глаза.
