Габор Васари - Monpti
Вот и еще одна покровительница кресел.
Как бы я хотел удрать от нее. Честное слово, не из-за двадцати пяти сантимов, а из-за наслаждения, из-за возбуждения, которое доставляет бегство. С другой стороны, и эта старая женщина должна на что-то жить.
– Скажите, дорогая, сколько вы имеете от этих двадцати пяти сантимов?
– Один сантим, – отвечает она апатично и стоит грустная в своих стоптанных туфлях передо мной. Даже черное страусиное перо на ее шляпе грустит.
Вот она уже ковыляет от меня в сторону, потому что засекла господина, который только что уселся на ее объект. Однако господин тоже заметил ее, он тут же встает и пускается в бегство. Тетка останавливается на полпути, медленно меняет направление обхода и исчезает в аллеях.
Спустя десять минут рядом со мной на креслах удобно располагается целое общество. Пять человек. Это уже урожай из пяти сантимов, мадам надзирательница! Надо бы свистнуть ей, чтоб побыстрее пришла, пока и эти клиенты не удрали. Хотя они не похожи на таких.
Ага, она уже торопится сюда на своих старых ногах. Страусиное перо весело подскакивает на ее выцветшей шляпке. Наверное, она была в засаде.
Общество расплачивается медленными, натянутыми движениями. Безнаказанно нельзя даже любоваться природой.
– Постойте, дайте мне тоже билет!
Тетка озадачена. Она еще очень хорошо помнит меня и потому потрясена. Такого с ней еще не бывало – чтобы кто-то платил дважды, когда тут и один-то раз с трудом расстаются с деньгами.
Она дает мне талон и ковыляет прочь. Спустя полчаса она снова проходит мимо, инспектируя окрестности. Так, теперь позабавимся по-настоящему.
– Дайте мне, пожалуйста, билет!
Она смотрит на меня так, словно я укокошил одного из ее родственников.
– Вам я… никакого билета! – визжит она. – Я дожила до седин в честности! У вас уже есть два билета! Память меня не обманывает! Нет… нет… со мной у вас такие штучки не пройдут!..
Сказав, уходит, тряся головой; затем разговаривает сама с собой. От своей кристальной честности она рехнулась. Потеряла всю сообразительность и уже не знает больше, что разумно, а что нет.
– Ты дряхлая, старая какаду, я же только хотел тебе помочь!
В половине шестого я стою с букетиком фиалок перед бюро и ожидаю Анн-Клер.
Стрелки часов медленно подползают к цифре шесть.
Ровно в шесть я становлюсь напротив того места под въездом в ворота, где я ее обычно жду. Я не хочу сразу подходить к ней, пусть подумает, что я не пришел: тем больше будет радость, когда она меня увидит. Надо немножко ее потомить. Хочу на минуту насладиться ощущением, что меня любят.
В шесть с двумя минутами – электрические часы рядом – Анн-Клер выходит из бюро, пересекает улицу, оглядывается по сторонам, взволнованная, ищет меня. Полная страха и ожидания, она смотрит то вправо, то влево. Вот здесь она неизбежно должна пройти, когда пойдет домой… Вот здесь я и подожду ее, так лучше всего.
Она стоит, замерев, не трогаясь с места, и ждет.
На проезжей части неожиданно возникло скопление машин и автобусов, за ними ее не видно. Когда движение снова упорядочивается, ее там уже нет. Словно сквозь землю провалилась. Куда она исчезла? Она же должна была пройти мимо меня, направляясь к метро… и неожиданно испарилась в воздухе.
Я бегу вперед. Единственная станция метро, куда она могла спуститься, – «Лувр». Наверняка она поехала в этом направлении. Если потороплюсь, то смогу догнать ее. Не могла же она за это время далеко уйти. На улице много прохожих. Мне приходится держать в поле зрения и другую сторону улицы, что весьма нелегко. Анн-Клер нигде не видно. Лучше, если я не буду тратить время попусту, а сразу двинусь к станции метро, там я не упущу ее.
Я отталкиваю в стороны идущих мне навстречу, протискиваюсь между людьми, задыхаясь, бегу к метро и стою в ожидании, фильтруя всех пассажиров.
Целые толпы проходят мимо меня – люди смеются, теснят друг друга, счастливые тем, что освободились от принудительного дневного труда. Составы вагонов хватают и заглатывают людские массы и мчатся прочь, чтобы освободить место для следующих вагонов. Кондукторы едва поспевают – так много людей, и всем они должны проколоть проездные билеты. Костюмы их выглядят нереально и празднично – словно усыпаны конфетти.
Ее нет.
Уже три четверти седьмого. Я даже не заметил, как много времени прошло. Возможно, она пошла домой пешком. Ожидание уже не имеет никакого смысла. Я сажусь в первый поезд метро. К счастью, я знаю, где она живет.
На станции «Одеон» я случайно выхожу – сам не знаю, инстинктивно или по привычке. Так как я уже вышел, я иду домой. Я хочу тут же написать Анн-Клер письмо и забросить в отель «Виктория». Да, это лучшее, что можно сделать. Я спешно пересекаю рю Мсье ле Принс, сворачиваю на улицу Сен-Жакоб и в гостинице за один прием одолеваю по три ступени сразу.
На втором этаже мне показалось, что кто-то прошмыгнул мимо меня и спрятался в коридоре, чтобы остаться незамеченным.
Я останавливаюсь. Возможно, я ошибся, и это всего-навсего постоялец, вернувшийся в свой номер.
Как только я достиг третьего этажа, я услыхал шаги.
Кто-то спускался со второго этажа. Я свешиваюсь через перила.
Это Анн-Клер.
В следующий миг я настигаю ее. Она прислоняется к стене и улыбается мне сквозь слезы:
– Это ты?
Неожиданно она теряет равновесие; если бы в последний момент я не подхватил ее, она бы просто рухнула на пол. Я несу ее в мою комнату, кладу на постель и быстро делаю мокрый компресс.
Медленно она приходит в себя.
– Анн-Клер, я ждал тебя около бюро, но ты неожиданно исчезла. Тебе лучше?
– Да, сейчас немного лучше.
Лицо ее бледно, под глазами глубокая синева.
– Что с тобой? У тебя болит что-нибудь?
– Нет, ничего.
– Посмотри, я принес тебе цветы.
– Мне?
Она смотрит на меня большими, влажными от слез глазами. Такой красивой она еще никогда не была.
– Я хочу выплакаться.
– Ну, не будь ребенком, Анн-Клер.
Лицо ее медленно искажается, она беззвучно рыдает, слезы катятся ручьем по щекам.
– Перестань плакать, все же хорошо.
Постепенно она успокаивается, обессиленная, затихает, словно готова вот-вот заснуть. Слышно лишь тиканье часов. Рядом кто-то кашляет.
– С тобой действительно все в порядке?
– Я голодна. Со вчерашнего дня я ничего не ела.
– Отчего? У тебя не было денег?
– Деньги были, но я была в трансе.
– Подожди, я сварю тебе чашку какао. Есть еще немного сыра.
– Возьми, прошу тебя, деньги из моей сумки и принеси для нас ужин.
Я, задетый, молчу. Она смотрит на меня и говорит тихо:
– Не смущайся, делай спокойно, что я говорю. Сегодня ночью я все равно буду спать у тебя.
