Лора Бекитт - Девадаси
Джаи все не было. Амрита тревожилась, хотя и не думала, что эта молодая женщина способна ее предать. В голосе, взгляде, лице индианки было нечто такое, что внушало доверие.
Услышав доносившийся издалека голос Джаи и еще какого-то человека, мужчины, Амрита выскользнула из палатки и притаилась у стены.
Джая очень спешила, держа в руках дымящийся котелок. Ее плечи были согнуты, глаза опущены. Рядом с индианкой шел молодой английский солдат, он что-то говорил грубоватым, развязным тоном. Пользуясь тем, что у женщины были заняты руки, он пытался то обнять ее, то ущипнуть за бок.
Амрите показалось, что Джая едва сдерживает слезы.
Молодая женщина вошла внутрь, солдат последовал за ней. Амрита услышала звуки возни, приглушенные крики и, недолго думая, вбежала в палатку. Варево разлилось по полу, рядом валялся пустой котелок.
Солдат пытался схватить Джаю; он размотал часть покрывала, а потом вдруг вскрикнул и отшатнулся: ее руки и голова были покрыты зловещими следами ожогов. Волосы торчали редкими, короткими пучками, что придавало несчастной ужасный и жалкий вид.
Амрита взяла стоящее возле входа ведро с водой и окатила наглеца с головы до ног. Ошеломленный, тот вытаращил глаза, отряхнулся, как мокрая собака, толкнул Амриту в грудь и выскочил из палатки.
Джая закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Амрита бросилась к ней.
— Он тебя обидел? — спросила она, не решаясь дотронуться до нее.
Джая помотала головой и глухо произнесла:
— Я хотела принести тебе чего-нибудь горячего, но теперь… теперь…
— Это неважно. Наверное, мне нужно уйти, потому что он расскажет о том, что видел меня в лагере.
— Не расскажет, — прошептала Джая, — он из последнего пополнения. Еще никого не знает. Подумает, что ты из здешних. — И прибавила: — В лагере есть женщины, но я не общаюсь с ними. Англичанки меня избегают, индианки боятся оскверниться. Я целыми днями сижу дома одна.
— Расскажи мужу о том, что хотел сделать этот солдат.
— Нет. Джерри и без того сильно беспокоится за меня. Прости, — женщина посмотрела в глаза Амриты, — но я не смогу ничего приготовить, потому что боюсь приближаться к огню.
Амрита поняла, что именно она должна помочь новой знакомой, а не Джая — ей.
— У тебя есть какие-нибудь продукты?
— Мука и овощи. Еще молоко и масло, — ответила Джая и кивнула на большую плетеную корзину.
— Если позволишь, я могу испечь лучи[28]. Только позволь мне умыться!
Через час они сидели рядом, уплетая лепешки, которые Амрита научилась готовить, когда жила у родителей, и разговаривали.
— Откуда это? — рискнула спросить Амрита, глядя на руки Джаи.
— Сати, — ответила та и вновь разрыдалась.
Амрита не выдержала, решительно и вместе с тем бережно привлекла Джаю к себе и принялась гладить по спине и плечам.
— Успокойся. Расскажи, что случилось!
Молодая женщина открыла новой подруге свое сердце, выплеснула накопившиеся чувства; они хлынули подобно потоку воды, который прорывается через открытые шлюзы. Джая рассказала о себе все, и, услышав имена Кирана, Тары и Камала, Амрита вздрогнула так, будто ее пронзила молния. И поведала свою историю.
Вскоре обе женщины плакали, прижавшись друг к другу. Совпадения казались невероятными, а самое главное, счастливыми.
— Дождись Джеральда, — взволнованно промолвила Джая. — Он сумеет помочь!
— Нет. Я должна вернуться обратно, — ответила Амрита и пообещала: — Я приду завтра.
Она рассказала о своем спутнике, и Джая дала ей мазь от ран и чистые повязки.
Перед тем как уйти, Амрита осторожно посоветовала новой подруге вернуться к прежней жизни. Ожоги — это не страшно, главное, что Джая осталась жива и с ней рядом находится человек, который искренне любит ее и готов защищать от любых ударов судьбы. Это — высший дар Небес. Остальное не имеет значения.
Когда Амрита вернулась к Девару, он был сам не свой от переживаний. Он не смог скрыть свою радость, и молодая женщина впервые подумала о том, что им, вероятно, движет не только чувство долга и пробудившаяся совесть, но и что-то другое.
Сама Амрита выглядела подавленной. Она была рада узнать, что ее друзья живы, здоровы и счастливы, но ее задел рассказ о Киране. Джая сказала, что у него двое детей, а когда она уезжала из Калькутты, жена брата была беременна третьим ребенком. Амрита вздохнула, поняв, что последние надежды рассеялись. Наверное, Киран давным-давно о ней позабыл.
А Джая ждала мужа, по привычке закутавшись в покрывало. Когда Джеральд вошел, он заметил, что жена улыбается. Он забыл, когда в последний раз видел ее улыбку.
В доме было тепло и чисто. Джая подала мужу лепешки, в которые были завернуты приготовленные с пряностями овощи, и его сердце радостно дрогнуло.
Обычно его встречал холодный дом и пустой очаг. Джеральд сам готовил нехитрый ужин. Джая боялась солдат, дичилась других женщин, не хотела ни с кем разговаривать. Она целыми днями сидела в хижине, и, вернувшись домой, Джеральд часто видел на ее лице следы слез.
Он с удовольствием съел все, что она ему подала, и в свою очередь улыбнулся жене.
— Очень вкусно! Сама приготовила?
Улыбка сбежала с лица Джаи, как слетают лепестки с осенних цветов.
— Нет. Это сделала моя подруга.
Джеральд кивнул, растянулся на кровати и смежил веки. Он очень устал от неопределенности своего положения, тяжелых переходов, изнурительных дождей, от страха за Джаю. Идет война, и если его убьют, что с ней станет?
— Какая подруга? — спросил он, внезапно вспомнив о том, что жена ни с кем не общается.
Джая не ответила. Вместо этого она подошла и села рядом. В ее голосе и взгляде были печаль и обида.
— Почему ты не прикасаешься ко мне? Ты… считаешь меня уродливой?
Джеральд вскочил так стремительно, будто его пронзил внезапный удар.
— Как ты можешь такое говорить?!
— С тех пор как со мной случилось… несчастье, между нами ничего не было. Что мне остается думать?
Он с трудом взял себя в руки и спокойно ответил:
— Я полагал, что могу причинить тебе боль.
— Боль осталась только здесь. — Джая взяла его руку и прижала к своей груди. — Я хочу, чтобы ты любил меня, как прежде.
— Я люблю тебя даже сильнее, Джая, потому что, несмотря на все пережитое, ты осталась жива, ты со мной!
Муж нежно обнял ее, и все же молодая женщина ощущала скованность и страх. Может, Джеральд делает это только из жалости?
Ее тело не было таким, каким он познал его и полюбил после их свадьбы. Теперь, когда оно обезображено шрамами, Джеральд не мог почувствовать ни гладкость ее кожи, ни шелковистость волос. У Джаи было ощущение, что она не такая, как все. Иногда ей казалось, что она заперта в своем увечном теле, как в тюрьме. Уверенная в том, что больше не может нравиться мужу, что вызывает у окружающих лишь отвращение и жалость, молодая женщина замкнулась в себе.
