Эмилия Кинг - Чисто английские вечера
Все гости засмеялись, оценив двусмысленность шутки главы кабинета, и, оживленно беседуя, поднялись на второй этаж, где их уже ждали лакеи, те распахивали смежные двери в библиотеку.
– Великолепно, великолепно, – не мог успокоиться премьер, поднимаясь по «итальянской» лестнице. – Вы просто Гобсек, сэр, никому не позволяете любоваться своими сокровищами!
В группе прибывших выделялся высокий прямой джентльмен. Его-то и представил, наконец, премьер-министр хозяину дома, когда все прибывшие вошли в кабинет и двери закрылись.
– Посол, – назвал он гостя только по должности. – Лорд Гроули, – последовал кивок в сторону сэра Джеймса.
– Очень приятно, – мужчины обменялись рукопожатиями.
Встреча началась.
– Господа, – обратился к присутствующим посол, когда все разместились за длинным столом заседаний в правой части комнаты. – Господа, позвольте мне изложить точку зрения моей страны на ситуацию в Европе. События, происходящие сейчас на восточной и южной наших границах ни в коем случае нельзя рассматривать, как агрессию и аннексию. Всегда в мире были главные, основные державы, основные народы, нации и второстепенные, промежуточные образования, не имеющие ни полноценной государственности, ни достаточно развитой культуры, техники, устройства общества. Всегда так было. И не правы те, на наш взгляд, кто считает, что мы пытаемся втянуть Великобританию в войну, да еще с какой-нибудь второразрядной страной.
– Верно, – вмешался премьер. – Да вся Чехословакия вряд ли стоит жизни хотя бы одного из наших молодых людей.
– В конце концов, немцы просто войдут на свой задний двор – и все, – бросил реплику атташе по науке.
Лорд Гроули молчал с непроницаемым видом и в дискуссию не включался. По-видимому, не все в направлении, которое намечалось, его устраивало.
– Фюрер – человек мира, – продолжил посол. – Но он не позволит маленькой второразрядной стране показывать язык тысячелетнему имперскому рейху! – в левой стороне комнаты был накрыт большой овальный стол, сверкавший крахмальной белизной скатерти и гранями хрусталя.
Некоторые гости с интересом прислушивались к развитию разговора, но и с не меньшим интересом приглядывались к изумительной красоте сервировки и щедрым закускам, в изобилии представленным на столе.
– Господа, – сэр Джеймс уловил в беседе чуть заметную паузу. – Прошу перейти к столу, где наша встреча получит дополнительный энергетический толчок.
Все охотно согласились и перешли за овальный стол, в центре которого возвышался большой букет свежих, только что срезанных цветов. Питер Стоун убедился, что здесь все в порядке, что-то шепнул своему помощнику и вышел из комнаты. В коридоре второго этажа в нишах между колоннами стояли ливрейные лакеи, деля коридор на шесть равных частей. В одном месте он заметил, что человека в нише нет. Когда Питер подошел к этому месту, выяснилось, что лакей просто отступил глубже в нишу и, прислонившись к стене, мирно дремал. Дворецкий похлопал его по плечу, чем чрезвычайно напугал.
– Не спать, не спать, что это вы?
В это время внизу у парадных дверей раздался стук снаружи, а потом звонок и опять стук. Питер поспешил на шум. Когда он сбежал с лестницы, слуги первого этажа уже отперли одну створку, в проеме которой была видна Эмили Томпсон в сопровождении двоих полисменов. Один из них держал над ней большой черный зонт.
– Мистер, вы можете подтвердить, что эта женщина работает у вас?
– Конечно. Это мисс Томпсон, она здесь, в Гроули-холле экономка.
– Благодарю вас, сэр, – сказала спокойно Эмили.
– Разумеется, мисс Томпсон, – кивнул полисмен, старший по званию. – Но вы сами понимаете, безопасность – есть безопасность. Мы сегодня работаем в особом режиме.
– Спасибо, сэр, я могу идти?
– Безусловно, мисс Томпсон, безусловно, – подтвердил полисмен.
Дверь плотно затворилась, Стоун накинул щеколду, и только теперь обратил внимание на изрядно промокшую Эмили.
– Надеюсь, вы приятно провели вечер?
Она приводила себя в порядок у высокого зеркала и что-то тихонько буркнула в ответ.
– Что? – насторожился Питер. – Вы приятно провели вечер?
– Да, вы хотите знать, что там произошло?
– Нет, мисс Томпсон. Я должен вернуться наверх. Там происходит весьма и весьма важная встреча.
– Весьма важная, говорите? Так знайте: я приняла его предложение.
– Что?
– Я приняла предложение о браке со стороны мистера Бенсона.
– Поздравляю вас, – потерянным глухим голосом пробормотал Питер.
– Я готова известить вас об уходе, но если вы отпустите меня раньше, я буду вам только благодарна. Мистер Бенсон собирается уехать через две недели.
– Я сделаю все, что смогу, мисс Томпсон. А теперь, простите.
Питер круто повернулся и собрался уходить. Это был удар, удар сильнейший, и оставаться здесь, когда в любую секунду она могла увидеть его слабость, его досаду и гнев, он не могли при каких обстоятельствах.
– Мистер Стоун, – сказала Эмили внятно.
Питер застыл на месте, а затем медленно обернулся, как бы находясь в нерешительности.
– Должна ли я понимать, что после стольких лет знакомства вы ничего больше не хотите мне сказать?
– Ну, мои самые теплые поздравления… – промямлил скороговоркой Питер.
– А вам известно, что вы, мистер Стоун, были весьма важной фигурой для мистера Бенсона и для меня?
– Вот оно даже как? – искренно удивился Питер.
– Я рассказывала о вас всякие вещи, разные случаи из вашей жизни. О ваших привычках, например, манере поведения, характерных жестах. Ему это было очень интересно. А в особенности, то, как вы зажимаете нос, когда перчите какое-нибудь блюдо.
– Да, это, наверное, действительно смешно.
Вот тут его и накрыла волна нестерпимой муки, от которой он пытался убежать в начале разговора. Звуки куда-то ушли, заглохли. Одна единственная звенящая нота явилась из ниоткуда и буравом вворачивалась в его сознание. Все, все… Короткое слово билось в мозгу, от частого повторения теряя смысл, но от этого становясь все непереносимей…
Эмили увидела, как он побледнел и с остановившимся взглядом пошатнулся. Она инстинктивно сделала движение к нему.
– 01 – протянул он, сам не замечая, что стонет. – Прошу прощения, мисс Томпсон, я должен откланяться, меня ждут дела.
Питер медленно повернулся и, усталый и разбитый, стал удаляться от Эмили. Она сжала кулачки и, закусив губу, смотрела ему вслед. Он уходил, и вместе с ним уходила надежда, все, что было хорошего у них, вся борьба их характеров, их противоположных начал.
«Не знаю, кто победил, – подумала Эмили в ту тяжкую минуту, пока слезы не парализовали ее душу. – Я, во всяком случае, проиграла!» Сейчас, в последнем разговоре, она была дерзка, груба, безжалостна. Она бросила на чашу весов весь сарказм, чтобы вывести его из себя, заставить страдать так, как страдает она. Она ненавидела его и любила сильнее и сильнее. Как это мучительно своими руками убивать свою же любовь! Никому такого не пожелаешь!
