Натали Ричардс - Шесть месяцев спустя (ЛП)
— Всё нормально.
— Нет, не нормально. Мне нужно всё выяснить.
— Это заперто где-то в твоей голове, — говорит Адам. — И ты не сможешь принудительно ускорить подобный процесс.
Ничего не отвечаю, но знаю, что он ошибается. Они уже принудили меня забыть. И если они смогли сделать это…
— Пойдёмте, — говорю я, вставая.
— Ч-что? Куда мы пойдем?
— Мы возвращаемся обратно в школу.
— Зачем? Для чего? — спрашивает Адам, хотя поднимается вместе со мной.
Я знаю, что мне нужно сделать. Идея того, что кто-то снова будет копаться в моей голове, пугает меня до смерти. Но я не могу всё так оставить. Я должна попробовать.
Отбрасываю страх и расправляю плечи.
— Что вы, ребята, знаете о гипнозе?
***
Мы решаем встретиться в школе. Мэгз должна отметиться у матери, которая до сих пор в булочной, а мне нужно взять пару справочных книг из дома, включая ту, которую я вынесла из библиотеки. Не знаю, почему позволяю Адаму везти меня, ведь я не совсем доверяю ему. Но мир всё ещё кажется более прочным, когда он рядом.
И хорошо, что мне не нужно объяснять это Мэгги, которая смотрит на нас из переднего окна, пока мы отъезжаем.
Адам переключает радио на станцию, где играет рождественская песня, а я смотрю в окно. Дома, украшенные хвойными венками и гирляндами, проплывают мимо. На мгновенье я могу вообразить, что это свидание. Что мы два обычных человека, растягивающие мгновения великолепного вечера.
— Теперь всё по-другому, — говорю я, возможно, чтобы напомнить об этом, прежде всего, самой себе.
— Может быть, — отвечает он. — Но это ничего не меняет. Не для меня.
Он останавливается возле бордюра напротив моего дома, а затем обходит машину, чтобы открыть мне дверь, и всё будто бы как раньше. Разве что за исключением прикосновений. Мы не держимся за руки и не закидываем руки друг другу на плечи. Мы просто идём рядом, протаптывая тропинку в снегу, пока не оказываемся возле ступенек на крыльцо.
— Хлоя, — говорит Адам, вставая передо мной.
Внезапно чувствую себя так, словно пробежала марафон. Не хватает дыхания, голова лёгкая, и я не могу ничего сделать, кроме как смотреть, как он протягивает руки к моему лицу.
— Я лжец, вор и ещё тысяча разных дерьмовых определений, но я никогда бы не причинил тебе боль. Я хочу, чтобы ты знала это.
Киваю, потому что знаю, он бы не сделал этого. И, по правде говоря, не думаю, что он мог бы кому-то сделать больно. Разве что себе.
— Я не достоин тебя. — Он пододвигается ближе, а я скорее перестану дышать, чем смогу приказать своим рукам не цепляться за его пальто, притягивая его, пока не начинаю чувствовать жар от его груди и его запах, знакомый мне так же хорошо, как и мой собственный.
Мои руки трясутся от холода, когда я прижимаю их к его щекам. Он не отодвигается и не отходит назад, вместо этого его дыхание становится тяжёлым, как будто малейшие движения моих пальцев волшебны.
— Больше никакой лжи, — говорю я.
Он кивает, но ничего не отвечает. Знает, что я ещё не закончила.
— Не знаю, что это значит, — продолжаю я. — Теперь я тебе не доверяю. И не знаю, буду ли когда-нибудь доверять снова.
— Я буду ждать, — отвечает он, и я думаю, что так и есть. Думаю, он будет ждать вечность, если потребуется. И, может, так оно и будет.
Но я притягиваю его и целую, пока холод не исчезает. Его руки запутались в моих волосах, а мир превращается в крошечный ничтожный кусочек, проплывающий рядом с моими ногами. Эти чувства больше, чем хорошие. Они правильные.
Когда мы отстраняемся, снег уже перестает падать. Луна в звёздном небе яркая и полная. Я смотрю на бледное кольцо вокруг неё, припоминая, что это является предвестником чего-то в будущем. Хотела бы я вспомнить, что это за предзнаменование.
Глава 30
Мы сидим на парковке перед школой, ожидая, пока появится Мэгги. Мои родители в кои-то веки будут так поздно, что вряд ли заметят моё отсутствие.
Приглушаем радио и читаем разделы в моей книге, относящиеся к гипнозу. Я выделяю раздел и показываю Адаму.
— Ладно, здесь есть место воображению. Зачастую использование воображения помогает ввести людей в гипнотическое состояние.
Он хмурится.
— Что за воображение?
— Не могу сказать. Мы делали такое на занятиях, но это не то, что я могу повторить. Если начну рассматривать всё с твоей точки зрения, то ничего не получится. Сохраняй ровный, спокойный голос.
— Мне это не нравится, Хло. Похоже на «Психологию для Чайников». Уже достаточно людей, которые покопались в твоей голове.
— Всё нормально, — говорю я, но это, конечно, не нормально.
Эта сумасшедшая идея родилась из голого отчаяния. В таком напряжённом состоянии, в каком я сейчас нахожусь, будет чудом, если опытный гипнотолог сможет ввести меня в транс, не говоря уже про пару любителей с учебником. Но мы должны попробовать.
По лицу Адама ясно, что он с этим не согласен.
— Это опасно, Хло. Мы не знаем, что делаем.
— Ну что ж, этого не знала и доктор Киркпатрик. Очевидно, её убили из-за какой-то причины, и я думаю, что она, возможно, связана с неудачной попыткой скрыться.
Он проводит рукой по моей щеке.
— Я просто хочу, чтобы ты как следует подумала. Всё может пойти не так.
— Я только и могу, что думать об этом, — вздыхаю. — Хватит раздумий. Мы справимся, Адам. Мы обязаны. Это просто. Ты создашь мне какую-нибудь расслабляющую картину и начнёшь обратный отсчёт, возвращая меня в дом Блейка.
Его скулы затвердевают.
— И что, если ты вспомнишь? Ты готова к тому, что можешь вспомнить всё о той ночи?
— Да, я готова ко всему. Почему ты… ох. Ох.
Всё, что могло произойти звучит как секс, который мог быть.
В моём животе появляется тяжёлое чувство. Задерживаю дыхание и сжимаю губы. Я смогла бы забыть что-то такое? Думаю о фамильярности Блейка в моей комнате, о том, как он отодвинул в сторону наши учебники, как будто у нас были дела поинтереснее.
Нет, я никогда бы не сделала этого с ним. Но дьявольский голос напоминает мне, что не так давно я бы сделала ради Блейка Таннера что угодно. И я просто обманываю себя, пытаясь думать, что «что угодно» не включало секс.
Поворачиваюсь к Адаму, кусая губы.
— У нас всё было… серьёзно? У меня и Блейка?
Адам медленно качает головой, с выражением боли.
— Не заставляй меня проходить через это.
— Ты говоришь это потому, что не знаешь, или потому, что не хочешь говорить об этом? — спрашиваю я.
