Жаклин Брискин - Все и побыстрее
— Значит, вы ничего не можете сделать? — в ужасе спросила Гонора.
— К сожалению, — доктор Веллер развел руками.
В глазах Джоселин потемнело, комната закружилась, земля ушла из-под ног, к горлу подступила тошнота. Что это? Землетрясение? Но тогда надо бежать, надо встать между окнами, надо спасаться. Но почему никто не двигается? Почему они сидят и разговаривают? Что там шепчет Гонора?
— Что мы должны делать? — спросила Гонора, плача.
— Она еще слишком мала, чтобы предпринимать какие-то шаги, — ответил доктор Веллер.
— Почти во всех больницах имеются специальные отделения по восстановлению слуха и обучению глухих детей специальной азбуке. В них проводятся также занятия с родителями, помогающие тем заниматься со своими глухими детьми, — разъяснила доктор Бернштейн.
Комната продолжала кружиться. Джоселин схватилась за горло, стараясь сдержать тошноту.
— Почему вы решили, что она глухая? — услышала Джоселин чей-то чужой голос.
— Мне очень жаль, миссис Пек, но новости, подобные этой, ошеломляют родителей, и им трудно поверить, что с их ребенком случилось такое несчастье, — доктор Веллер посмотрел на бледное лицо Джоселин. — Ваша дочь родилась очень красивой и, несомненно, умной. При должном уходе, любви и терпении из нее вырастет прекрасная, умная женщина.
— Она не глухая, — продолжал утверждать голос.
— Я очень сочувствую вам, — раздался голос доктора Веллера.
— Послушай, Джосс, тебе лучше прилечь, — сказали голосом Гоноры.
— Она не… — Джоселин потеряла сознание.
Доктор Веллер провел консилиум, на котором присутствовали отоларинголог из детской клинической больницы и другие светила. Все они подтвердили поставленный диагноз.
Когда сестры возвращались из клиники, было уже темно. Джоселин выкупала дочку и уложила ее спать. Гонора заказала ужин.
Когда они сели за стол, Гонора предложила сестре наметить планы на будущее. Оттолкнув тарелку, Джоселин закричала:
— Меня уже тошнит от этих врачей! Они ничего не понимают в медицине. Моя дочь не глухая!
— Но ты не должна оставаться в Лалархейне, — перебила ее Гонора.
— Что это за медицина, если один остолоп ставит диагноз, а другие безоговорочно его подтверждают!
— Тебе надо позвонить Малькольму. Ты еще ни разу не звонила ему.
— Что я ему скажу? Что врачи Нью-Йорка не умеют поставить правильный диагноз?
— Мы были у лучших специалистов, — возразила Гонора. Руки ее дрожали, но она старалась сохранять спокойствие.
— Этот толстый дурак не может быть лучшим.
— Лиззи надо учиться читать по губам, а ты обязана помогать ей в этом. Мы должны благодарить Бога, что у нее хорошая реакция и…
— Хорошая реакция, но она глухая, — прервала ее Джоселин.
— Надо отозвать Малькольма из Лалархейна.
— Почему?
— Джосс, ты не должна закрывать глаза на правду.
— С каких это пор ты стала экспертом по воспитанию детей? Лично я прочитала множество книг по уходу за детьми, да к тому же я мать, а не ты. Я знаю, что все дети развиваются по-разному.
— Джосс, почему ты так со мной разговариваешь?
— А как я должна с тобой разговаривать, если ты утверждаешь, что Лиззи глухая?
— Тебе уже не десять лет, Джосс. Если вокруг тебя будет отрицательная аура, то от этого прежде всего пострадает Лиззи.
— Я не верю этим экспертам с их барабанным боем и прочими шумами. Просто Лиззи еще слишком мала и, возможно, немного отстает в развитии, но всему свое время. Она еще будет слышать.
— Никогда. — Гонора заплакала, обойдя стол, подошла к сестре и обняла ее. — Джосс, тебе придется смириться с глухотой Лиззи, иначе ты никогда не сможешь помочь ей.
Вырвавшись из объятий Гоноры, Джоселин вскочила из-за стола и, отбросив в сторону стул, закричала:
— Лиззи не глухая! Лиззи не глухая! — Горькие слезы текли по ее щекам.
Когда Джоселин прилетела в аэропорт Даралам, она увидела встречающих ее Франси Дачемп и Мари Куртис. Они помогли ей с багажом, усадили в машину и только тогда спросили о здоровье Лиззи.
— С ней все в порядке, просто она немного отстает в развитии. Боюсь, что мы с Малькольмом ее сглазили.
Приехав домой, Джоселин сразу же позвонила мужу.
— Как Лиззи? — спросил он. У Джоселин перехватило дыхание. Она молчала.
— Джосс, где ты?
— Я здесь. Что-то случилось на линии. С Лиззи все в порядке. Боюсь, что мы ее перехвалили. У нее немного отстает слуховое восприятие.
— И все? С возрастом это пройдет?
— Да, — ответила Джоселин.
— Слава Богу, а то я боялся звонить вам. Крепко тебя целую и передай моему сердечку, что папа очень любит ее и очень по ней соскучился.
В четверг вечером Джоселин, свежая после ванны и нарядная, встречала мужа. Он заключил ее в объятия и нежно поцеловал, как в первые дни их любви.
Некоторое время Джоселин молча наслаждалась объятиями мужа, затем сказала:
— Дорогой, все эти светила такие дураки.
Тело Малькольма напряглось, и он отпустил жену.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он.
— Просто им нельзя верить.
— Какого черта ты темнишь? Что сказал доктор Веллер?
— Пожалуйста, не кричи. Я не могу сосредоточиться, когда ты такой.
— Перестань вилять, Джосс. Тебе лучше сказать мне всю правду, предупреждаю тебя. Я не потерплю лжи, если это касается здоровья моей дочери.
— Послушай меня, Малькольм. Они не знают мою девочку так, как знаю ее я. Они затеяли какую-то дурацкую игру с электродами и устроили ей какофонию звуков. Даже я не могла различить многие из них. Она еще слишком мала, чтобы можно было сказать что-нибудь определенное. Я уверена, что она в полном порядке. Садись, я принесу тебе что-нибудь выпить.
Лицо Малькольма налилось кровью.
— Так что же, черт возьми, они сказали тебе о моей дочери? — Он нанес ей удар в плечо.
Джоселин пошатнулась. События последней недели замелькали у нее перед глазами: толстые, худые, еврейские, восточные лица; кабинеты врачей с блестящей аппаратурой, встревоженное лицо Гоноры и, самое главное, Лиззи, сосущая резиновую игрушку и не реагирующая ни на один из звуков. Джоселин почувствовала приступ бешеной злобы.
— Ты хочешь знать, что случилось? — закричала она. — Так вот тебе правда! Лиззи глухая! Наша красавица-дочь абсолютно глухая! — Сердце рвалось из груди Джоселин, когда она выкрикивала эти слова. — Она не слышит, — продолжала Джоселин уже более спокойно. — Ее смотрели многие специалисты, и все пришли к заключению, что она глухая.
Джоселин ожидала следующего удара мужа, однако Малькольм оставался неподвижным. Свесив голову на грудь, он стоял, закрыв глаза. Из-под опущенных век катились слезы. Наверное, так же он выглядел, когда был маленьким мальчиком и отец бил его.
