Полина Поплавская - Уроки любви
Стало быстро смеркаться, и в этих словно все ближе и ближе прижимавшихся к телу сумерках были отчетливо слышны старинные звуки копыт где-то впереди. И Джанет медленно пошла на этот звук, пересекая пешеходные дорожки и петляя среди стоявших по пять-шесть штук рядом молодых елей. Увидеть лебединый замок сейчас или оставить это зрелище на утро, когда выглядывающая из-за гор розовая дымка, предвещающая солнце, чуть тронет самый высокий шпиль? Копыта затихли вдали, а Джанет все шла, не обращая внимания на промоченные в вечерней росе ноги, пока они сами не вывели ее к довольно унылому двухэтажному зданию с галереями, на котором светилась вывеска «Отель Лизль». «Случайностей в этом мире не бывает», – всплыли в ее памяти слова Паблито, и она решила увидеть замок завтра ранним утром.
В номере, обставленном с претензией на замковое убранство, было душно и мрачновато, а в простенке между окнами висел обязательный не только для этого места, но и, пожалуй, для всей Баварии портрет несчастного короля во весь рост. Золотой занавес отделял его от мира, а за занавесом тускло мерцала корона. Джанет долго всматривалась в тонкие черты и стройную юношескую фигуру того, кого хотелось назвать не королем полнокровных, веселых баварцев, а каким-нибудь принцем Дезире из волшебной сказки. Как художник, Джанет была беззащитна перед действием красоты и потому простояла перед портретом несколько минут. Ей показалось, что узкое лицо короля напоминает лицо отца с той единственной старой фотографии. О да, несомненно! Эта с надеждой и страданием чуть приподнятая левая бровь, этот искривленный недоверием рот над хорошо вылепленным подбородком, эти смоляные волосы, пусть и не закрывающие пол-лица, а летящие, откинутые назад… Но главное – выражение лица, говорящее о том, что этот человек и мир не созданы друг для друга. Джанет стало грустно, и она постаралась скорей уснуть.
Она проснулась от падавшего ей прямо на лицо лунного света. Луна заглядывала в окна, словно шевеля горностаевую мантию короля и бликуя на его орденах. И Джанет в голову пришла очередная сумасбродная мысль: надо одеться и пойти к замку сейчас же, пока не ушло волшебное сиянье. «Исполняй свои желания, – тихо прозвучало у нее ушах, и в такт словам вспыхнули и погасли огоньки кошачьих глаз ее учителя, – неисполненные желания ведут к бесплодию и смерти». Натянув тонкий свитер и длинную, до пят, с бесконечными складками юбку, в которой можно было почувствовать себя прелестно-старинной, Джанет бесшумно выскользнула из отеля, вызвав недовольный взгляд портье, впрочем, давно уже привыкшего ко всяческим выкрутасам здешних постояльцев.
Джанет шла за лунным лучом, открывая то, что свет, оказывается, может быть осязаемым: он одевал ее тело в нежную броню и лежал на маленьких лужайках между вековыми деревьями плотными молочными кругами. Скоро она вышла на неширокую, круто забирающую вверх дорогу к Новому замку, и почти побежала по ней, торопя миг свидания. Еще один поворот – и перед ней выросла открытая всем земным ветрам громада. Луна, скрывшаяся за донжоном,[42] заливала сказочные, несмотря на размеры, стены, шпили, машикули,[43] сгущаясь внизу в густокрасное пламя парадных ворот.
Девушка ахнула, ибо совершенство человеку, пусть даже самому подготовленному, вынести всегда нелегко. И тут же ей показалось, что ее вздох то ли эхом, то ли другим, не менее восхищенным вздохом, отозвался в ночи. Джанет улыбнулась и, подойдя к неостывшей, а только отдающей накопленное за день тепло стене, прижалась к грубому камню щекой. Замок окутывал ее, вбирал в себя и раскрывался перед ней, словно жалуясь на то, что, будучи создан как совершенное произведение тоскующей человеческой души, он стал всего лишь игрушкой, объектом формального восхищения…
Джанет закрыла глаза и, все сильнее прижимаясь к дышащему телу замка, почувствовала, что из нее уходит то последнее наигранное и наносное, еще не сгоревшее до конца в зеленом огне колумбийской сельвы.
Неожиданно для себя, словно что-то толкнуло ее изнутри, она открыла глаза и посмотрела вверх. Но поверить в увиденное было трудно: высоко на барбакане[44] стоял человек и задумчиво смотрел через долину, туда, где едва виднелись квадратные зубцы Хоеншвангау. Первым чувством Джанет оказалась зависть, и она, не раздумывая, бросилась к воротам, ведущим внутрь. Они, разумеется, были заперты. Обежать вокруг замок, естественно вырастающий из высокой скалы, не было никакой возможности, а значит, не было и других ворот. Человек тем временем сделал несколько шагов к краю площадки и снова замер. Джанет завороженно смотрела на него, гадая, кто же этот безумец или счастливец, как вдруг до ее слуха тихо, но явственно донесся голос:
Сверкает солнце над цветущим полем,
И дни влекутся в полной мягкой воле,
Но там, куда еще так ясно веет
Небесный свет, уж густо вечереет…[45]
Голос, даже на таком расстоянии, был отчетливо слышен благодаря акустике замка, и в нем Джанет уловила отчетливый швабский акцент. Стихи же были ей неизвестны. Тем временем человек развернулся и пошел к другому краю барбакана, с которого как на ладони было видно то место, где, задрав голову, стояла Джанет, и тут же приветственно помахал рукой.
– Сейчас я спущусь! – пообещал он и исчез в серых складках стен.
А через несколько минут почти рядом с ногами Джанет из переплетенных травами кустов дрока показалась растрепанная темноволосая голова, и сильные руки вынесли на асфальт мужчину лет тридцати, широко улыбавшегося крупным мальчишеским ртом.
– Простите, если напугал. Но отказаться от возможности выбраться в лунную ночь на крышу замка и от души почитать там Гельдера[46] было весьма трудно.
– Почитать кого? – спокойно поинтересовалась Джанет, словно каждый день сталкивалась с ночными любителями поэзии.
Улыбка пропала.
– Немке стыдно не знать своих поэтов.
– Я англичанка.
– Да? А выговор прямо-таки баденский. Но тогда вам не понять.
Джанет нисколько не обиделась, во-первых, потому что действительно не знала, а во-вторых, гораздо больше стихов ее интересовал сейчас сам собеседник. Он стоял, невежливо засунув руки в карманы защитного цвета штанов и прищурив темные, глубоко посаженные глаза. В его облике было что-то мальчишеское, хотя во взъерошенных волосах проблескивала седина.
– И все же я очень рад, что в моих ночных бдениях появился товарищ, поскольку, я вижу, вы оказались здесь вполне сознательно.
– Да, – рассмеялась Джанет. – Я пролетела для этого много тысяч километров, и, как оказалось, не зря.
