Арина Холина - Дьявол за правым плечом
Но Маша попила водички — которая, к сожалению, уже нагрелась, поднялась, сгребла вещи, отдернула штору и, пробормотав:
— Извините, не подошло… — отдала одежду продавщице. Отошла на пару шагов, но вернулась и спросила у девушки, которая уже разглаживала и развешивала вещи:
— Простите, вы не могли бы мне сказать, как я выгляжу?
Девушка внимательно на нее посмотрела.
— Вы что-то бледная… Вам дурно? — забеспокоилась она.
— Все в порядке! Спасибо! — с трудом улыбнулась Маша и бросилась к выходу.
На стоянке ее едва не настигла истерика — она забыла, куда поставила машину, потом она долго стояла в какой-то подлой пробке, и наконец, после нескольких приступов паники, все же добралась до дома. Но домой так и не пошла — развернулась и помчалась на Варшавку. Неизвестно как — то есть, конечно, с риском для жизни, добралась до Серпухова за час десять минут и принялась молотить в дверь Жабы. Та открыла, уставилась на Машу, поджала губы и распахнула дверь так, чтобы девушка могла войти.
— Агриппина Мироновна… — простонала Маша. — Я схожу с ума…
— Ты тупая, как бревно, так что сходить тебе не с чего, — заявила исполненная сочувствия Жаба. — И можешь меня не умолять, все равно скажу: я ведь тебя предупреждала!
— Вы меня предупреждали, я — тупая, как бревно, — кивнула Маша. — И еще я выгляжу как труп! Я тупая! — завопила она, вскочив со стула. — Ой, я тупая! Дура! Какая же я дура! Да я просто уродина, я дебилка, идиотина!..
Жаба с подозрением уставилась на нее.
— Ладно-ладно… — она даже потрепала Машу по плечу. — Что случилось?
— Я новые джинсы сдала этой корове в примерочной! Вместе с остальными вещами! «Дизель»! Дура!
— И ты из-за этого ко мне притащилась?! — страшно закричала Жаба. — Обалдела?!
— Нет-нет-нет! — взмолилась Маша. — Конечно, не из-за этого! Дело в том, что в зеркале я выгляжу, как… кикимора.
Жаба серьезно посмотрела на нее и вдруг расхохоталась.
— Я не шучу! — испугалась Маша. Она что, ей не верит?
— Испугалась собственной тени! — все еще смеялась Жаба. — Да это же примитивная порча, ее снять, как два пальца об асфальт! Эх ты, деревня…
— Формально, это вы — деревня, — надулась Маша.
Жаба, посмеиваясь, положила руки Маше на глаза и забормотала:
— Не гляди в глаза, девица, слезы спрячь в густых ресницах, не смотри ты в отражение — там бесово искажение, коль душа твоя чиста, словно утрення роса, ты увидишь правду в ней…
Глазам стало больно — так, словно Маша вместо «Визина» закапала уксуса.
Она попыталась отпихнуть руки Жабы и почесать веки, но руки у старухи оказались стальные — она не сдвинула ладони ни на миллиметр, и Маше ничего не оставалось, как сидеть и ждать, когда слезы успокоят жжение. Наконец раздражение прошло само по себе, Жаба отняла ладони, прищурилась и велела:
— Смотрись! Зеркало в ванной.
И тут Маша поняла, что ни разу не была у Жабы в туалете. Старуха ее проводила, и за основательной дубовой дверью Маша обнаружила вполне приличную ванную комнату — с ванной, с латунной раковиной и симпатичным шкафчиком в стиле «ампир». Взглянув на себя в зеркало, Маша увидела, что там опять она — правда, бледная, с красными глазами, но все-таки она.
— Езжай давай за своими джинсами, — отмахнулась Жаба, когда Маша полезла к ней с благодарностями.
И уже на пороге Маша спросила:
— Агриппина Мироновна, а почему вы мне помогаете?
— Потом узнаешь, — усмехнулась Жаба и вытолкала ее на улицу.
Но Маша постояла на пороге, закурила, и тут ее осенило. Она забарабанила кулаками по двери, но хитрая Жаба не открыла — высунулась в окно и совершенно по-хамски брякнула:
— Чего тебе?
— Послушайте, а вот то, что со мной произошло… Почему?
— Кто-то навел порчу! — фыркнула Жаба.
— Это понятно, но зачем?!
— А ты подумай, у кого есть повод желать тебе зла? — усмехнулась Жаба.
Маша задумалась и насчитала что-то уж слишком много человек. Ну, Таню, допустим, можно вычеркнуть. Наверное, реальными недоброжелателями можно считать только Зою и Тину. Конечно, простенькая порча для них — мелковато, но, может, это было предупреждение?
Маша все-таки успела в магазин, забрала свои джинсы и в качестве утешения скупила еще половину «Мекса».
Навьюченная пакетами, ввалилась в свой прохладный подъезд, села в лифт и почувствовала, что кружится голова. Ощущение было не самое приятное — очень хотелось принять ледяной душ и прилечь, но Маша решила, что это от жары, от духоты, от нервов. Правда, на третьем этаже в глазах совсем потемнело, а кабинка закрутилась, как центрифуга. От страха Маша выронила пакеты, принялась хлопать себя по щекам — и действительно скоро пришла в чувство. Но лифт все ехал и ехал. Ей стало не по себе: она ведь живет не в небоскребе! А лифт все быстрее мчался вверх, и Маша уже колотила по дверям руками, била створки ногами и орала во весь голос. Набрала 112 — но телефон молчал! Маша закрыла лицо руками и бормотала:
— Когда-нибудь это закончится, когда-нибудь это закончится… — пока лифт не остановился и двери не открылись.
Маша уставилась в пустоту — там, неизвестно где, было темно. Она осмотрела кабину лифта — словно спрашивала совета, подняла с пола мешки с одеждой — так просто она все это врагам не отдаст, и вышла в никуда. «Никуда» было просторным — Маша прошла несколько метров, прежде чем увидела свет. Она осторожно пробралась к источнику и с трудом разглядела, что это дверь — низкая и кривая, а светились щели. Открыв дверь, выбралась на площадку и тут же зажмурилась: после темной кабины и полного мрака в той непонятной комнате здесь было так светло, что перед глазами поплыли черные круги. Услыхав какой-то хлопок, Маша сделала шаг вперед, глаза привыкали к свету, и тут-то она закричала.
Слава богу, она быстро поняла, что от крика будет только хуже, — так совершенно невозможно сохранить равновесие. Она стояла на плоском каменном карнизе, а внизу, на высоте Останкинской башни, лежал город. Если Маша чего и боялась, так это высоты. А сейчас она оказалась прямо на краю пропасти — с пакетами в руках, как дура. В невменяемом состоянии она сделала шаг назад, отпустила пакеты и попыталась нащупать дверь. Но двери не было. Не было никакой такой двери. Маша даже пару раз ударилась головой об стену, но и это не помогло. Солнце палило нещадно — пот тек ручьями, голова раскалывалась, а Маша была не в состоянии пошевелиться: стоило представить всю эту высоту, как к горлу подступала тошнота. Да и что она могла сделать? И она присела.
Но ее преследовала мысль: «Не бывает безвыходных ситуаций!», и она понимала — вместо того чтобы ждать здесь солнечного удара, имеет смысл пройтись по карнизу. Маша даже подумала, что в ее состоянии лучше проползти, но ползти на такой узкой дорожке было еще более опасно. И она все никак не могла собраться с силами и встать — пока не поняла, что от духоты теряет сознание. Осторожно развернулась лицом к стене, вцепилась — чем могла — в шершавую облицовку и медленно пошла против часовой стрелки. Эту чертову башню шатало! Солнце жарило в затылок. От страха и отчаяния тряслись руки. Наконец спустя полчаса, которые показались ей годом, Маша уткнулась в оконный карниз. В хлипкий, жестяный, ненадежный и очень широкий — как на него забраться? Но там было крошечное окно, а окно — это выход. Пока она отдыхала, держась за жестянку, подул ветер, и Маша чуть не разрыдалась — вот спасение.
