Нора Робертс - Прилив
Этан не отрывал глаз от своих рук. Конечно, она права. Или была бы права, если бы он был таким, каким казался ей. Только она не знает всей правды.
— Дело не в тебе, Грейс.
Господи, как унизительно! Наверное, Джек Кейси пробормотал бы то же самое, если бы задержался для объяснений.
— Не во мне? Тогда в ком же?
— Дело во мне. Я не могу создать семью из-за своего прошлого, из-за своих корней.
— Прошлое? Корни? Твои корни здесь, в Сент-Кристофере. Твои родители — Рэймонд и Стелла Куин.
— Нет. — Этан заставил себя взглянуть на нее. — Я вырос в вонючих трущобах на окраинах Вашингтона и Балтимора. Меня родила шлюха, продававшая себя и меня за бутылку виски или за несколько долларов. Ты не представляешь, откуда я пришел и чем был.
— Этан, я знаю, что твое детство было кошмаром. — Она больше не могла злиться, пыталась смягчить адскую боль, горевшую в его глазах. — Я знаю, что твоя мать — твоя биологическая мать — была проституткой.
— Шлюхой, — поправил Этан. — Проститутка — слишком чистое слово.
— Ладно, — согласилась Грейс, видя в его глазах не только боль, но и ярость, дикую первобытную ярость. — Ты прошел через ад до того, как появился здесь, до того, как Куины дали тебе надежду, и любовь, и дом. Но ты стал их сыном. Ты стал Этаном Куином.
— Это не меняет кровь.
— Я не понимаю тебя.
— Конечно. Как она может понять? Она росла, зная, кто ее родители, кто родители ее родителей. Ей не приходилось спрашивать себя, какие мерзости она могла унаследовать от них. Но она поймет, он объяснит ей, и дело с концом.
— Моя мать была крупной женщиной. Эти большие руки и черт знает что еще я унаследовал от нее. — Он снова опустил взгляд, только сейчас заметил, что сжал кулаки. — Я не знаю, кто был моим отцом. Думаю, она тоже не знала. Просто один из ее клиентов. Она не избавилась от меня только потому, что уже сделала много абортов и не хотела рисковать своим здоровьем. Так она мне говорила.
— Это очень жестоко.
— Господи!
Этан вскочил, выпрыгнул на причал, заходил взад-вперед. Грейс последовала за ним. Он прав только в одном: она не знает этого мужчину, мечущегося по причалу, сжимающего кулаки, готового наброситься на любого, кто окажется у него на пути.
Поэтому она не стала приближаться к нему.
— Она была чудовищем. Она избивала меня до бесчувствия просто так, даже не пытаясь найти причину. Правда, иногда ей казалось, что у нее есть повод, но это было совсем необязательно.
— О, Этан. — Желая облегчить его страдания, Грейс протянула к нему руки, но он отшатнулся:
— Не трогай меня сейчас! — Он уже не отвечал за себя и боялся собственной слепой ярости. — Не трогай меня!
Грейс беспомощно опустила руки, тщетно сражаясь с подступившими к глазам слезами.
— Однажды ей пришлось отвезти меня в больницу. Думаю, она просто испугалась, что я сдохну у нее на руках. Потом мы переехали из Вашингтона в Балтимор. Врач задавал слишком много вопросов. Как я упал с лестницы? Как умудрился получить сотрясение мозга и сломать пару ребер? Помню, я тогда удивлялся, почему она не бросила меня в больнице. Потом понял: она лишилась бы пособия и бесплатной боксерской груши. Очень веские причины. И она держалась за них, пока мне не стукнуло восемь.
Этан резко остановился и повернулся лицом к Грейс. Ярость душила его, обжигала горло, рвалась из всех пор.
— Тогда она решила, что мне пора отрабатывать свое содержание. Она достаточно долго крутилась в своем бизнесе и знала, где найти мужчин, не интересующихся женщинами. Мужчин, которые заплатят за ребенка.
Грейс не могла говорить. Она прижала руку к горлу, словно пытаясь вытолкнуть слова, любые слова. Не получилось. Она лишь стояла неподвижно. С мертвенно-бледным лицом, с огромными, полными ужаса глазами.
— В первый раз я отчаянно дрался. Дрался так, будто от этого зависела моя жизнь, и не верил, старался не верить, что это случится. Просто не может случиться со мной. Я уже имел представление о сексе, потому что жил рядом с ним всю свою жизнь. Но я не знал всего. Не верил, что это возможно, пока это не произошло. Пока я уже не мог ничего остановить.
— Этан! О боже… — Грейс разрыдалась от жалости к тому несчастному мальчику.
— Она заработала двадцать долларов, два отдала мне. И сделала из меня шлюху.
— Нет…
— Я сжег деньги, но это ничего не изменило. Она оставила меня в покое на пару недель, потом продала снова. И во второй раз я снова сопротивлялся. Еще отчаяннее, чем в первый, потому что теперь уже знал, что меня ждет. Я дрался, отбивался, кусался, но он был гораздо сильнее меня. И тогда я сдался. Я взял деньги и спрятал их, надеясь, что однажды их будет достаточно, чтобы сбежать. Убить ее и сбежать. Видит бог, убить ее я хотел еще больше, чем сбежать.
Грейс закрыла глаза.
— И ты убил ее?
Этан попытался понять, что она теперь чувствует к нему. Жалость? Презрение? Отвращение? Надежду на то, что он убил то чудовище? Страх от того, что он смог убить?
— Нет. Через некоторое время это просто стало образом жизни. Вот и все. Ни больше ни меньше. Я просто жил с этим.
Этан отвернулся, уставился на дом, на приветливо светящиеся окна.
— Я жил с этим. Как-то, когда мне было двенадцать, мужчина, под которого она меня подложила, сорвался с катушек, избил меня, но это было в порядке вещей. Только потом он накинулся на нее. Наверное, накачался наркотиками и ничего не соображал. Они дрались, ломали мебель. Наделали столько шума, что соседи, обычно предпочитавшие ничего не замечать, взбесились и заколотили в дверь… Он вцепился ей в глотку, а я лежал на полу, смотрел, как ее глаза вылезают из орбит, и думал: «Может, он сделает это. Может, он сделает это за меня». Но она дотянулась до ножа и ударила его в спину. В это время дверь слетела с петель, ворвались какие-то люди. Потом были крики, вопли. Он истекал кровью, а она выхватила из его кармана бумажник и удрала. Выбежала из комнаты, даже не оглянувшись на меня.
Пожав плечами, Этан снова повернулся к Грейс.
— Кто-то вызвал полицию. Меня отвезли в больницу. Я все это помню очень смутно, но, в конце концов, я оказался в больнице. Врачи, полицейские, чиновники социальной службы. Они задавали вопросы, все записывали. Наверное, ее искали, но так и не нашли.
Этан замолчал, однако Грейс понимала, что он еще не закончил свою исповедь, и не произнесла ни слова. Мучительная тишина нарушалась тихим плеском волн и беспечным стрекотом насекомых — звуками, казавшимися удивительно неуместными в мире, допускавшем такие ужасы. Ветер принес звуки гитары — в доме играл Кэм.
— Стелла Куин была в Балтиморе на какой-то медицинской конференции и совершала обходы как приглашенный консультант. Я помню, как она остановилась у моей кровати. Наверное, посмотрела карту, этого я не помню. Просто я помню, как она стояла у кровати, опершись о боковые поручни, и смотрела на меня. У нее были добрые глаза, не кроткие, а добрые. Она поговорила со мной. Я не обращал внимания на ее слова, только на голос. Она стала приходить снова и снова. Иногда с нею приходил Рэй. И однажды она сказала, что я могу поехать к ним домой, если хочу.
