Сьюзен Виггс - Рецепт счастья
Дженни вытерла мокрые ладони о юбку, натянула улыбку и вошла в зал.
— Мистер Беллами уже здесь? — спросила она у администратора.
— Только что пришел, — ответила худая, как карандаш, женщина с восточноевропейской внешностью.
Она провела Дженни к столику, за которым ее ждали Филипп и Мартин.
Оба встали, чтобы поприветствовать Дженни: Филипп быстрым поцелуем в щеку, Мартин рукопожатием. Дженни молилась, чтобы он не почувствовал, какая потная у нее ладонь.
— Спасибо, что согласились встретиться, — сказала Дженни, присаживаясь за стол.
— Я рад. — Голос Мартина был приятным и звучным, как у радиодиктора.
Дженни окинула взглядом красивый ресторан, просторный и светлый, заставленный буйными тропическими растениями высотой с дерево. Их столик был одним из лучших: Мартин и Филипп были людьми влиятельными.
— Как вам Нью-Йорк? — спросил Мартин.
— Потрясающе! Дом Оливии великолепен!
В Нью-Йорке все такое большое и яркое, но жилище Оливии было просто сказочным оазисом, расположенным в особняке. Мебель, обтянутая ситцем с цветочным узором, домашние растения, разноцветная посуда в буфете. Оливия соединяла хороший вкус с природной теплотой своей личности, которую отразила в этом уютном солнечном доме.
— Я с удовольствием прочел несколько ваших статей и эссе, — сказал Мартин, переходя на деловой тон.
Дженни задержала дыхание. И почувствовала, как Филипп сделал то же самое.
— И вот что я скажу, — продолжал Мартин, слегка наклонившись к Дженни. — Я ваш фанат. Мне нравится материал. И я говорю это не потому, что Филипп задушил бы меня, если бы я думал по-другому. Я говорю это потому, что в вашем стиле написания есть нечто особенное.
— Я не знаю, что сказать, — смутилась Дженни. — Мне лестно слышать такие слова. Правда.
Мартин прервал речь Дженни движением руки.
— Я еще не закончил. Как я сказал, я ваш фанат. Я прочувствовал атмосферу этой маленькой семейной пекарни, словно сам там побывал. Со своими бабушкой и дедушкой вы будто познакомили меня лично. Я слышал их голоса и видел их своим мысленным взором. Я не знаком с пекарским делом, но ваши рецепты были мне понятны. Вы пишете живо, искренне и просто.
Дженни все еще находилась в когтях приступа. Ее лицо горело. Может, Мартин спишет это на эмоциональное возбуждение?
— Спасибо, — ответила Дженни, ее дыхание сбилось. Она взяла стакан с водой и сделала быстрый глоток. — Но в конце вашей фразы я услышала «тем не менее».
Мартин и Филипп переглянулись.
— Вы правы, — заметил Мартин. — Очень проницательно.
— Так что за «тем не менее»? — спросила Дженни. К ним подошел официант, чтобы принять заказ. Дженни мельком взглянула на меню и выбрала одно из фирменных блюд, в состав которого входили по крайней мере три ингредиента, ей незнакомые.
— «Тем не менее» касается вот чего, — продолжил Мартин. — Вы описываете нам пекарню. Рецепты, людей в ней: ваших бабушку и дедушку, работников, покупателей. Всех. Но не хватает одного ключевого ингредиента.
— Какого?
— Вас.
Дженни такого не ожидала.
— Не уверена, что правильно поняла.
— Не хватает вашего присутствия. Вы должны быть не только рассказчиком, но и героиней этой истории. Конечно, читателям понравятся сцены из жизни пекарни, рецепты и образы героев. Но для того, чтобы книга стала необычной, нам нужно видеть в ней вас. Не хватает того, что характеризует вас, ваши мечты и переживания. Читателю интересно, что пекарня для вас значит. Раскройте нам свое сердце.
— Я не считаю себя достаточно интересной, чтобы писать о себе.
— Значит, вы просто не задумывались об этом. — Мартин не придал значения тому, что его слова сильно задели Дженни. — Вы дразните читателя, приоткрывая ему завесу вашей жизни. Пишете, как каждый год на день рождения вашей матери бабушка пекла пирог из горького шоколада. Конечно же читатель хочет узнать больше! А пирог, который вы испекли на пятидесятилетие свадьбы родителей Филиппа? Думаю, за этим скрывается целая история. Кто-то заказывает вам пирог, и в конце концов это приводит к знакомству с отцом, которого вы никогда не знали! Вот о чем люди хотят читать.
Теперь Дженни поняла. Она взглянула на Филиппа, увидев, что он тоже понял.
— Вы хотите, чтобы я написала о своей матери, — произнесла Дженни.
Мартин переплел пальцы.
— Каково вам было, когда она ушла? Что вы почувствовали, когда прошлым летом в вашей жизни появился отец? И еще один вопрос: кто такой Джоуи?
О боже.
— Вы читали архивы. — Это был не вопрос.
— Конечно, — ответил Мартин. — Я подхожу к проекту очень серьезно.
Дженни не знала, что говорить. С незаживших ран прошлого внезапно сорвали бинты. Ни один из этих двоих мужчин не желал причинять ей боль, но их пристальное внимание было невыносимым. Несколько лет назад, когда она только начинала вести колонку, Джоуи был неотъемлемой частью ее жизни. Естественно, Дженни упоминала в статьях о нем и его итальянском происхождении.
Бруно, отец Джоуи, приятный мужчина, слегка похожий на медведя, даже убедил бабушку Дженни добавить в меню пекарни фиадоне.
— Он… эм… мы с Джоуи были помолвлены, — наконец, сказала она, внимательно изучая белую скатерть.
Даже сейчас, произнося эти слова, Дженни чувствовала боль. И даже сейчас она могла представить улыбчивого, невинного Джоуи. Он был влюблен в нее настолько, что каждый раз, думая о ней, начинал внезапно напевать песню, названную ее именем, за что сослуживцы его поддразнивали. Дженни могла бы столько рассказать о Джоуи, но она не привыкла говорить о нем, тем более с едва знакомым человеком и в присутствии — о боже — литературного агента.
— Дорогая, мне так жаль, — сказал Филипп, неуклюже и в то же время нежно прикасаясь к руке Дженни. — Мне так жаль, что с тобой случилось такое. Меня не было там, чтобы… я не знаю. Чтобы помочь или просто выслушать. Просто побыть рядом.
Откровенность Филиппа тронула Дженни. Однако она почувствовала привкус горечи. Дженни хотела бы, чтобы Филипп нашел ее раньше, чтобы он был рядом, когда она отчаянно нуждалась в поддержке. Конечно же это было невозможно, и вины Филиппа здесь нет.
— Со мной все в порядке. Это было давно, — ответила Дженни и повернулась к мистеру Гриру. — Я никогда не пишу о чем-то личном. Не уверена, что знаю, как это делается.
— Маленькие эпизоды из вашей жизни хороши для газетной колонки. — Мартин помолчал, потом продолжил: — Но для книги необходимо поразмышлять… о своей личной жизни. Потому как этим и отличаются книги о еде. О еде они никогда не повествуют.
