Джилл Шелвис - В твоих сильных руках
С ноющим сердцем Мэдди обняла сестру, хотя раньше они в основном демонстрировали друг другу свою приязнь по-другому — например, дружно красили волосы в зеленый.
— Мне так жаль. Тебе, наверное, было так страшно.
— Да. — Тара шмыгнула носом и полезла в карман за бумажным носовым платком, который, разумеется, оказался на месте. — Я была в ужасе. Но я знала достаточно, чтобы понимать, что я совсем ребенок. Я… я поступила правильно.
— Ну конечно.
— Я уехала из Лаки-Харбора и никогда не оглядывалась назад. И в жизни не собиралась сюда возвращаться.
— А что же отец ребенка?
— Мы больше никогда не разговаривали. Я жила своей жизнью, — ответила Тара. — Все эти годы специально старалась не думать об этом. Но потом… — Она замолчала, глаза наполнились печалью. — Малышка выросла и заболела. Порок сердца. Потребовалось хирургическое вмешательство. Уйма счетов за лечение, и Фиби… — Дрожащая улыбка появилась у нее на губах. — Пока я изо всех сил старалась не думать о том. что случилось, Фиби не переставая думала об этом. Она узнала, что нужны деньги на лечение.
— И она заложила отель, чтобы помочь, — закончила за нее Мэдди. — Вот уж никогда бы не подумала. Я никогда не была высокого мнения о ее материнском инстинкте, но никто не станет отрицать, что она была по-настоящему хорошим человеком.
— Да. — Тара промокнула глаза. — Она сделала анонимное денежное пожертвование семье, усыновившей моего ребенка. Она не хотела, чтобы девочка или ее приемные родители чувствовали себя в долгу перед ней.
Мэдди снова сжала руку Тары и улыбнулась:
— У тебя родилась девочка.
Тара улыбнулась слабой, но очень гордой улыбкой:
— Красивая девочка, а сейчас и здоровая, слава Богу. Судя по всему, она счастлива и спокойна. И… — Ее улыбка погасла. — Меня нет в ее жизни.
— Тебя это устраивает?
— Мне приходится с этим мириться. Я сама сделала выбор давным-давно, и мне с этим жить. Но мама так до конца и не смирилась. Думаю, из-за того, что она чувствовала свою собственную вину. Ну, знаешь, что она не растила своих собственных дочерей. Но она действительно не воспитывала нас. Как бы там ни было, она организовала доверительный фонд. — Тара посмотрела ей прямо в глаза. — Она оставила отель нам, но все ликвидные средства завещала своей единственной внучке. Она скрыла детали от всех, кроме меня, чтобы защитить все стороны, но в основном меня. — Глаза Тары снова наполнились слезами. — Прости меня, Мэдди. Я так долго держала все это в секрете и, честно говоря, и дальше бы продолжала, если бы не…
— Если бы не?..
— Если бы не ты, — прошептала Тара. — Ты приехала сюда, готовая принять то, что мама хотела от нас, на что она надеялась. Ты была готова считать нас семьей. Ты опустошила свою карточку, чтобы возродить отель, который был заложен, потому что требовалось спасти мою дочь. — Она восхищенно покачала головой. — Ты отдала этому месту всю себя, тогда как я думала лишь о том, чтобы как можно скорее унести ноги. — Тара тяжело сглотнула и повторила: — Мне так жаль, Мэдди. Очень жаль.
— Нет. — Мэдди обняла сестру. — Ты сделала то, что должна была делать. Я горжусь тобой, Тара. Правда.
Тара положила голову на плечо Мэдди, и та крепко обняла ее и стала гладить по голове.
Наконец Тара подняла голову, тщательно вытерла потекшую тушь и судорожно вздохнула.
— Ну, чужие слезы всегда не очень приятное зрелище.
— Тебе лучше?
— Нет. Но станет. Сейчас Рождество. Нам надо забрать Хлою из госпиталя, а тебе еще надо простить одного мужчину.
— Тут нечего прощать, — сказала Мэдди, понимая, что так оно и есть. И дело не в том, что Джекс не открылся ей. Все не так просто. — Тут нечего прощать, но…
— Из этих «но» никогда не выходит ничего путного. Слушай, я понимаю, что сделала все, чтобы не дать тебе в него влюбиться, но я была не права. Я исходила из своих собственных страхов и опыта.
— Да. А я сейчас учитываю свое прошлое, — призналась Мэдди.
— Ты боишься его?
— Нет. — Она засомневалась. — Может быть. Да. Но не так, как ты думаешь. Черт, — пробормотала Мэдди, растирая виски.
Открыться мужчине и стать из-за этого уязвимой — это обычно плохо заканчивается. Но даже она понимала, что Джекс совсем не такой, как мужчины, которых она встречала прежде. Он стоит того, чтобы попытаться. Он стоит возможных страданий, потому что без него — и в этом она твердо уверена — ее сердце просто перестанет биться.
— Я не боюсь его. Я боюсь того, что чувствую к нему, — и это значит, что он был прав. Господи, это отвратительно. В смысле, я хочу спросить, как иметь дело с мужчиной, который всегда прав?
Тара печально рассмеялась:
— Если бы я знала ответ, я бы до сих пор была замужем.
Три сестры сидели в кафе «Съешь меня», которое было открыто на праздничный обед в честь Рождества. Тара пила убийственно крепкий кофе, а Хлоя и Мэдди попросту объедались.
Тара испекла вафли, которые назывались «В пучине тоски» — из тыквы с корицей и украшенные сверху взбитыми сливками. Райское наслаждение. Мэдди заглатывала лакомство, и мозг моментально отключался. Должно быть, дело в высоком содержании сахара. Она наблюдала за Хлоей, как и Тара, но Хлоя чувствовала себя хорошо — совсем не сипела. Мэдди знала, что Тара собирается рассказать ей о своем прошлом. Еще она знала, что сестра не горит желанием это делать.
— Мы выглядим ужасно, — сказала Хлоя, посмотрев на свое отражение в ложке.
— Зато мы дышим, — заметила Тара.
И дышать — это здорово, подумала Мэдди, глядя на сестер, которые были для нее совсем чужими всего месяц назад.
— Прошлой ночью, среди всего это огня и ужаса, кое-что стало для меня кристально ясно, — тихо сказала Мэдди. — Я полюбила эти места. И вас, девочки, я тоже люблю.
Хлоя внимательно на нее посмотрела и изрекла:
— Я не делюсь своими вафлями.
Тара закатила глаза и коротко, но тепло улыбнулась Мэдди:
— Я тоже люблю тебя. Вас обеих.
Вместе с Мэдди они повернулись к Хлое.
— Мда, отличный способ дать мне понять, что я сука. — Она продолжила жевать, пока не поняла, что сестры все еще смотрят на нее. — Блин, я тоже это чувствую. Просто не смогу сказать.
— Никогда? — спросила Мэдди.
Хлоя пожала плечами:
— Возможно, я поработаю над этим.
Все посетители кафе по очереди подходили к их столику. Черт, казалось, им засвидетельствовали свое почтение все жители Лаки-Харбора, жаждущие выразить свое сочувствие и понимание. Молва о пожаре распространилась со скоростью света, и люди нанесли сестрам кучу всего — одежду, предметы гигиены — словом, вещи, необходимые, чтобы пережить следующие несколько дней, потому что все, что у них было, пропало в огне.
