Яд (СИ) - Moon Mila
— Хорошо. Расскажешь, как так оказалось, что Уильям Джей твой отец?
— Это… не так интересно на самом деле, — шепчу и разрываю зрительный контакт. Палец Криса поглаживает мою ладонь, отчего по коже бегают мурашки, а внизу живота разливается тепло и тяжесть, говорящая о… «Ты прямо, как Лиам, Меган…», — одергиваю себя и пытаюсь прийти в чувство.
Начинаю рассказывать о больнице и «одуванчике», при этом улыбаюсь, вспоминая друга; о том, что продала квартирку в Сохо милой парочке; о Микаэлле, изменившейся до неузнаваемости и превратившейся из Снежной королевы в обычную женщину; о миссис Фостер и ее котах. Крис слушает и не перебивает, иногда пригубляет вино и улыбается. Нам приносят заказ, и некоторое время мы поглощены вкуснейшим запеченным лососем в кисло-сладком соусе и биском из моллюсков. Берфорт иногда задумчиво смотрит и загадочно улыбается, не выдерживаю и спрашиваю:
— Что?
Он откладывает вилку и показывает глазами на пустующие тарелки.
— Вспомнил, как на Коста-Бланке ты сопротивлялась и не хотела пробовать паэлью.
Расплываюсь в улыбке и закусываю губу.
— Да, но сейчас не имеет значение количество калорий — на это я уже не обращаю внимания. И знаешь… рада, что могу есть нормальную еду.
Нам приносят десерт — шоколадные бомбы с ванильным мороженым в горячем карамельном соусе.
— Здесь божественно готовят, но с тем поваром все равно не сравнится в твоем отеле на Коста-Бланке, — я облизываю ложку и смотрю насмешливо на Берфорта.
— Конечно, — он многозначительно сверкает глазами и спрашивает: — И куда теперь?
— Секрет.
Мы идем по лондонским улицам, разглядываем витрины магазинов, разговариваем и смеемся. Мне снова легко и комфортно, как будто не было той разлуки, ужасных событий, больницы. Крис рассказывает о Сеуле, про корейцев и еду, которую пробовал.
— Представляешь, один раз меня даже чуть не заставили есть живого маленького осьминога.
— Фу, ну и гадость, — меня передергивает, а по телу бегут мурашки.
— Да, он ползал по тарелке, и я сказал, что не буду убивать его. Корейцы не поняли меня, — Крис засмеялся, и я тоже.
Мы как раз дошли до Гайд-парка. На три месяца он превращается в сказочную страну, в волшебное царство с сотней огней, аттракционов, катков и разных развлечений. Крис удивленно оглядывается и переводит взгляд на меня.
— Winter Wonderland, — мои глаза также сверкают, как и все вокруг. — Можно хоть немного погрузиться в зимнюю сказку.
Мы гуляем по ярмарке, все украшено новогодней и рождественской атрибутикой: елками, припорошенными «снегом», Санта-Клаусами, оленями с упряжкой, снеговиками. В центре возвышается шестидесятиметровое колесо обозрения, множество аттракционов, как для детей, так и для взрослых и куча закусочных, откуда доносится божественный аромат уличной еды. Во рту уже накапливается слюна, и я тяну Берфорта в одну из них: мы заказываем баварские сосиски, картошку и пиво.
— Значит завтра Париж? — говорю, бросая в рот кусочек горячей картошки. Мы сидим за деревянным столом, охватывающим весь периметр закусочной.
— Надо решить кое-какие дела, — отвечает Крис, делая пару глотков из высокого бокала. Но затем его глаза щурятся, а губы складываются в ехидную улыбку: — Ты можешь полететь со мной, Меган, если так ревнуешь.
Закатываю глаза и тоже пью холодное пиво.
— Я просто спросила.
— Но предложение в силе. Я только «за», — Крис смотрит на меня из-под бровей и насмехается.
— Еще бы, — фыркаю в ответ, наблюдая за детьми, катающихся на карусели. Даже без снега в воздухе витает дух Рождества и приближающегося праздника.
В другой закусочной мы покупаем два стакана с горячим вкусно пахнущим глинтвейном и идем в сторону колеса обозрения. Крис платит за VIP-кабинку с затемненными стеклами, а я с сарказмом бросаю, что можно было обойтись и без выпендрежа. Но потом беру свои слова обратно, ведь смотреть на ослепительный город с высоты птичьего полета невероятное зрелище. Под нами раскинулась ярмарка, по которой все время ходят люди, а поднимаясь выше — и сам Лондон, горящий сотней огней: «Стеклянный осколок», «Уоки-Токи» и еще десятки высоток. Темные стекла создают иллюзию уединенности, словно мы парим в невесомости, в неизвестности. Сотни, тысячи, миллионы разрядов проносятся в маленьком пространстве. Мы сидим на противоположных сидениях, но этого минимального расстояния мало, потому что каждый из нас чувствует накалившуюся атмосферу. Пальцы сжимают в руках спасительный стакан, но я не выдерживаю и первая вскакиваю, обвивая шею Криса.
Все происходит быстро, неожиданно… Кабинка замирает на самой высокой точке, и создается ощущение легкости, воздушности, а губы Криса, руки Криса, аромат Криса — это все смешивается во взрывоопасную смесь.
Сейчас я рада, что он решил выпендриться, и затемненные стекла скрывают наш порыв. Мой порыв. Губы Берфорта исследуют каждую часть лица, оставляя сладкие поцелуи, пальцы поглаживают спину, останавливаются на затылке. Мы смотрим друг другу в глаза, и сейчас я готова согласиться лететь с ним в Париж, куда угодно, только бы он был рядом, передумать и послать месяц размышлений к черту.
— Выходи за меня.
Его слова, как чан с ледяной, пронизывающей до косточек, водой, и я перестаю соображать, дышать. В голове пусто, глаза пьяно и безумно впиваются в ониксы и ищут подвоха, издевки, но там только решительность и уверенность. Крис касается пальцем моей нижней губы, гладит скулу и зарывается в черные пряди. Проводит по волосам, а я все так же не могу глотнуть хоть каплю кислорода. Это же мне не послышалось, нет? В его черных сверкающих глазах столько эмоций и чувств, готовых унести меня, что я теряюсь в водовороте.
— Я подумал, что лучшего момента просто не будет, знаешь. Только одно слово, Меган, — шепчет он, а я дрожу и зарываюсь носом в его шею, вдыхая аромат любимых духов, одурманивающих сознание.
— Месяц, — выдыхаю и касаюсь губами его кожи.
— Хочешь помучить и себя, и меня? — он гладит талию одной рукой, а другой берет за подбородок, заглядывая в глаза.
— Даю шанс одуматься, ведь, если я соглашусь, тебе придется терпеть меня до конца жизни, — тихо говорю в ответ и улыбаюсь. Кабинка уже медленно опускается, неся нас «с небес на землю».
— Никто не идеальный, малышка. Твои недостатки, сложный характер, вредность — это все делает тебя особенной и неповторимой.
Кабинка останавливается, мы поднимаемся и выходим. Крис притягивает меня и тихо говорит:
— И вообще-то… Я могу в любой момент закинуть тебя на плечо, посадить в свой самолет и увезти на необитаемый остров.
— Угрожаешь, Берфорт?
— Предупреждаю о таком ходе событий, — он целует меня в висок, и расплывается в загадочной улыбке.
***
Мерседес несет нас в Хэмпстед. Голова Меган лежит на моем плече, а горячее дыхание щекочет кожу. Автомобиль останавливается возле парадного входа, и я тихо говорю:
— Мы приехали, малышка, просыпайся.
Провожу по шелковистым черным прядям, а она открывает глаза и сонно щурится.
— Я уснула?
Меган забавно морщит нос и зевает, прикрывая рот ладошкой. Не могу сдержаться и целую ее. В особняке стоит тишина, которую нарушает тикающая стрелка часов и шпильки Меган, поднимающейся по мраморной лестнице на второй этаж. Мы останавливаемся у дверей ее комнаты, хочу попрощаться, но она поворачивается, берет за руку и закрывает за нами дверь.
— Ты мне должен помочь, — шепчет она. — Расстегнуть платье.
Усмехаюсь и подхожу ближе, касаясь мягкой ткани — это только «уловка», но мне она нравится. «Молния» идет сзади по всей длине, медленно тяну за бегунок, оголяя фарфоровую кожу и наслаждаясь зрелищем.
Я хочу ее и одновременно боюсь причинить боль, такие двоякие ощущения, разрывающие изнутри напополам. Пальцы тянутся погладить кожу, почувствовать ее, но вовремя останавливаюсь и делаю шаг назад.
Меган поднимает руки и спускает платье по плечам. Ткань скользит по телу и оказывается на полу, она переступает, делает пару шагов к кровати и разворачивается. Вся ее кожа, будто светится и переливается в лунном свете, и я не могу налюбоваться.