Сандра Инна Браун - Сбиться с пути
— Но если бы той ночи не случилось, возможно, он бы остался жив. У меня не было достаточно разума, чтобы задуматься о возможной беременности, но, вероятно, Хол понимал это. Может быть, именно об этом он думал, когда проявил невнимательность и позволил, чтобы его схватили.
Я не могла придумать ничего лучшего, чем совратить его с благословенной миссии, в то время как на самом деле я любила тебя, страшась и не чувствуя в себе силы признать это. Теперь я сплю с тобой, будучи беременной ребенком Хола. Из-за меня дитя никогда не узнает своего отца.
Кейдж внезапно замер на месте, а потом сел на краешек кровати. Он широко расставил колени, положил на них локти и подпер голову кулаками, уставившись на ковер у себя под ногами.
— У тебя нет причин чувствовать себя виноватой, Дженни.
— Не ободряй меня. Я себя презираю.
— Послушай меня, слушай! — резко сказал Кейдж, поднимая голову. — Ты не виновата ни в чем из этого, — ни в совращении Хола, ни в желании заставить его отказаться от его миссии, и уж точно ни в его смерти. Равно как и в том, что занималась любовью со мной, будучи беременной от Хола.
Она повернула голову и растерянно посмотрела на него. Луна освещала только одну половину ее лица, другая же оставалась в тени. И к лучшему, подумал Кейдж. Он боялся увидеть выражение ее лица, после того как все ей откроет.
Кейдж сделал глубокий вдох и тихо, но решительно произнес:
— Хол не является отцом твоего ребенка, Дженни. Отец — я. Я вошел в твою спальню той ночью, а не Хол. И это со мной ты занималась любовью.
Ее глаза широко раскрылись, взгляд замер, и она безмолвно уставилась на него с другого конца комнаты. Медленно она сползла по стенке и села на пол, погружаясь в одеяло, как в кокон. Виднелось лишь ее лицо, бледное, с написанным на нем недоверием, и ее руки с белыми костяшками пальцев.
— Это невозможно, — едва дыша, проговорила она наконец.
— Это правда.
Она яростно затрясла головой:
— Это Хол вошел в комнату. Я видела его.
— Ты видела меня. В комнате было темно. Я встал против света, приоткрыв дверь. Я был для тебя всего лишь неясным силуэтом.
— Это был Хол!
— Я проходил мимо твоей двери и услышал, как ты плачешь. Сперва я хотел позвать Хола. Однако он по-прежнему оставался внизу, занятый беседой с матерью и отцом. Так что я сам решил проведать тебя.
— Нет, — едва слышно прошептала она, качая головой.
— Прежде чем я успел сказать что-нибудь, ты приподнялась и назвала меня Холом.
— Я тебе не верю.
— Тогда откуда я знаю, как все случилось? Ты потянулась ко мне. Твое лицо было в слезах. Я видел, как они блеснули в неярком, идущем из коридора свете, прежде чем закрыл дверь. Я признаю, что должен был назвать себя в тот самый момент, когда ты обратилась ко мне как к Холу, но я не решился. Я не хотел тогда и теперь чертовски рад, что так этого и не сделал.
— Я не хочу тебя слушать. — Она закрыла уши руками.
Однако он невозмутимо продолжал:
— Я понимал, что ты страдаешь, Дженни. Ты испытывала боль и нуждалась в утешении. Честно говоря, не думаю, что Хол смог бы дать тебе то, что тебе тогда было нужно.
— А ты смог, да?! — гневно прошипела она.
— Да, я сделал это.
Он встал с кровати и подошел к ней.
— Ты просила меня обнять тебя, Дженни.
— Я просила Хола!
— Но Хола ведь там не было, так? — вскричал Кейдж, дав волю собственному гневу. — Он сидел внизу и болтал о предназначении, божественной миссии и прочей чепухе, в то время когда должен был утешать свою невесту.
— Я занималась любовью с Холом! — вскричала Дженни в последней напрасной попытке отрицать то, что он только что ей поведал.
— Ты была расстроена. Ты плакала. Мы с Холом достаточно похожи, чтобы ты могла принять меня за него. Мы были одеты в одинаковые рубашки и джинсы. Я не сказал ничего, что дало бы тебе возможность узнать мой голос.
— Но я должна была почувствовать разницу.
— С кем ты могла меня сравнить? Ведь у тебя не было другого любовника.
Она хотела бы забыть, с какой страстью призывала этого «любовника» обнять и поцеловать ее, так же как старалась не вспоминать о тех снотворных таблетках, что приняла той ночью. Разве не была она в опьянении, а ее сознание не было затуманено? Разве ей не казалось потом, что все это могло быть лишь игрой ее воображения? Разве ее не покидало ощущение, что все это случилось во сне?
— Ты не думала, что это мог быть я, — заметил Кейдж. — Тебе был нужен Хол. Тебе просто не приходило в голову, что кто-нибудь другой мог оказаться на его месте.
— Это все равно что признать, какой ты лживый мерзавец!
Его глаза еще более сузились от гнева.
— Сдается мне, что ты не думала, что я лживый мерзавец, в ту ночь. Ты вовсе не возражала против моего присутствия.
— Прекрати. Не надо…
— Ты обнимала меня, как медведь бочонок меда.
— Заткнись.
— Признай это, Дженни, ведь никто раньше не целовал тебя так, как я. Хол никогда не целовал тебя так, да?
— Я…
— Признай!
— Не собираюсь я ничего признавать!
— Ладно. Ты можешь сколько угодно отрицать это даже, но ты знаешь, что я прав. Я коснулся тебя, и мы оба вспыхнули, как ракеты.
Дженни крепко зажмурила глаза:
— Я не знала, что это был ты.
— Это не имело тогда значения.
Ее глаза снова открылись.
— Это ложь!
— Нет, не ложь, и, более того, ты знаешь, что это не ложь.
Она в ужасе закрыла ладошкой рот:
— Да как ты мог поступить так низко? Как мог ты обмануть, предать меня? Как ты мог… — Конец фразы потонул в рыданиях.
Кейдж опустился перед ней на колени. Гнев его испарился, и голос искренне дрожал.
— Потому что я любил тебя.
Она уставилась на него, не в силах произнести ни слова.
— Потому что я нуждался в твоих объятиях так же остро, как и ты нуждалась в мужской любви. Я хотел тебя многие годы, Дженни. Страсть, похоть, да, но то, что я испытал тогда, было много больше, чище, сильнее. Той ночью ты лежала в кровати — нагая и теплая, сладкая, желанная, возбужденная. Сперва я думал, что я лишь обниму тебя, поцелую, прежде чем открыться. Но едва ты оказалась в моих объятиях, едва я отведал вкус твоих губ, почувствовал прикосновение твоего языка, дотронулся до твоей груди… — Он беспомощно пожал плечами. — Знаешь, это как лавина… Я просто не мог остановиться.
Я был потрясен, узнав, что ты девственница. Но даже это открытие не остановило меня. Все, что есть во мне, воплотилось в любовь к тебе в ту ночь. Единственное, о чем я мог думать, — так это о том, чтобы снять твою боль своей любовью. Впервые в жизни я почувствовал, что делаю нечто хорошее. Это было правильным и чистым, Дженни. Ты сама мне это сказала.
