Пат Бут - Майами
Чем более умным проявлял себя Питер, тем тверже становилась отцовская иллюзия о его интеллектуальной неполноценности. Никакие успехи в школе, никакое количество учительских наград, ни одно даже самое убедительное свидетельство того, что юный Стайн был наделен огромными интеллектуальными способностями, не могли разубедить Юлиуса Стайна в том, что он вырастил идиота. И это стало плеткой, которой он хлестал сына. И опровержение ложного отцовского тезиса стало оружием, которым Питер терзал отца. Взаимная ненависть росла и росла, пока в жизнях обоих не осталось ничего другого. Мать Питера была пешкой в смертельной мужской игре. Юлиус Стайн снисходительно и свысока глядел на свою красивую, но с птичьими мозгами жену. Питер Стайн поместил ее на пьедестал и перенес свою любовь к ней на весь ее пол. И наоборот, мужчины всех очертаний, размеров и форм превратились во врагов. И через все это, как бесконечный и обязательный припев, проходило отчаянное желание стать блестящим, чтобы все признали его несомненный талант, и это желание не имело предела насыщению и было обречено на постоянную неудовлетворенность. Теперь его отец мертв, однако продолжало жить отцовское наследство. «Я полагаю, что можно найти и более счастливое детство!» Ха! О, да, можно. Он никогда не голодал; никогда ему не отказывали в возможности учиться; никогда не мерз; никогда не страдал от жажды; никогда не отказывали в возможности приобщаться к культуре, в карманных деньгах. Однако он не мог вспомнить, чтобы к нему отнеслись с любовью. А ведь это единственное, о чем хочется вспоминать.
Он очнулся от своих мыслей. Красота Кристы снова сфокусировалась перед его глазами. Она что-то говорила ему. Что же?
— Я могу себе представить, что писательский труд это вроде экзорсизма. Духи тревожат тебя. И ты зажигаешь свечу, пишешь книгу и звонишь в колокольчик во время устных выступлений на встречах с читателями — абракадабра! — они улетели.
Он рассмеялся вопреки желанию. Она снова удивила его. Она не просто схватывала суть вещей. Она понимала ее. И раз она была способна думать о труде писателя — страсти и святая святых Питера — тогда у них больше общего, чем он мог мечтать. И все же ее оскорбительные выходки пока еще не получили прощения — хотя было бы даже приятно найти подходящий повод, чтобы ее простить.
— Обычно говорится, что писательский труд является формой самоанализа, психотерапии. Ты избавляешься от своих конфликтов, излагая их на бумаге, размещая их в нужном тебе порядке, и в конце концов распыляешь их, поливая холодной водой рассудка. Однако психиатры являются просто жрецами мирской религии, так что, как я полагаю, твоя аналогия не противоречит народной мудрости.
Он засмеялся, и в этом смехе Кристе снова почудилось чувство превосходства. Она не переставала удивляться на себя, какой гиперчувствительной она может становиться. Ее внутренний монолог все продолжался. О, огромное спасибо, мистер Стайн. Так значит то, что говорю я, пустая болтовня, услышанная от кого-то. Ты это хочешь сказать? Это так ты обо мне думаешь? Что за гнусный, маленький шовинист сидит внутри этого либерального, блестящего, пронзительно красивого экстерьера. Тебе нравится бить по моим девушкам, мистер Стайн. Почему? Что в этом из мамочкиного наследства? Играла ли она роль Девы Марии при твоем Боге в твоем «нерадостном» детстве? Ты когда-нибудь возвращал свои долги тому месту, из которого однажды вынырнули на свет твои милые детские кудряшки? Черт побери, упрямец; берегись, малыш! Я намерена размазать тебя по всей икре из Каспийского моря.
— Один из моих друзей как-то сказал, что твои книги невероятно угнетают психику, но читатель после их чтения ощущает, что они содержат ответы на все вопросы. То же я чувствую после встреч с тобой. Подавленной, но знающей ответ.
Он не мог удержаться.
— Какой же ответ?
— Что ты самый заносчивый, эгоистичный и бесчувственный человек, каких я имела несчастье встретить.
Его глаза сверкнули огнем, когда она это говорила. Она поняла натуру Стайна. Он был маккиавеллистом. Он преследовал свои страшные цели, скрываясь за дымовой завесой из фраз. За камуфляжем своего интеллекта он делал залпы по миру, и маскировка давала ему возможность ускользнуть. Да, Криста знала его теперь. Она не верила словесам. Она доверяла лишь своим чувствам. Если она ощущала себя униженной, оскорбленной, если чувствовала снисходительное к себе отношение, значит, это было то, что и намеревались с ней сделать, сколько бы этот торговец словами ни отрицал этого. Он мог сколько угодно кричать про «конфликт», «преувеличенную реакцию», «паранойю», однако все напрасно. Она видела его насквозь.
— «Заносчивый», потому что я намекаю на то, что твои мысли не абсолютно оригинальны? «Самовлюбленный, бесчувственный», поскольку я не падаю на спину, не болтаю лапками в воздухе, когда знаменитая модель-актриса направляет лучи своего передержанного самообладания на меня? Пожалуйста! На этом свете есть люди, которые принимают мыслительный процесс всерьез. Они не просто включают свой мозговой фонтан на приемах, чтобы освежать своими глупыми мыслишками собравшуюся компанию. Меня волнуют искусство и литература, а также предназначение человека. А тебя — задницы и сиськи, а также сумма, за которую ты их продашь. Вот в чем разница между тобой и мной. Пожалуйста, найди в себе немного здравого смысла, чтобы согласиться с этим.
Вот так! Это должно задеть ее. Эта девица сомнительного поведения уверовала, что за ее внешней красотой у нее есть мозги. Но он проткнул вертелом ее самонадеянность. Ее вернули в будуар, где ей и место, сумасбродной мещанке. В конце концов она врезалась в кирпичную стену.
Он наклонился в ее сторону, словно дерево в бурю, и впился в нее взглядом. Его слова отдавались в ушах Кристы. Его глаза прожигали дыры в ее мозгу. И тут, совершенно внезапно, она узнала его. Он был тем самым ныряльщиком на дне океана. Тем самым парнем, который пронзительно завизжал во время бегства. Тем самым человеком, чью жизнь она спасла. Те глаза за стеклом маски были глазами, которые она теперь видела перед собой. Та же ярость, тот же страх. Не оставалось и тени сомнения.
Улыбка появилась сначала на ее губах, а потом разлилась торжествующим светом по лицу. Крупный выигрыш в лотерею показался бы ей ничтожным по сравнению с этим открытием. Мистер Питер Стайн, язвительный и яростный оппонент, сейчас получит такой удар, какого никогда еще не знавал.
— А не занимались ли вы подводным плаваньем несколько дней назад, мистер Стайн? — поинтересовалась она.
— Что? — Он заморгал. Она подмигнула. — Что ты имеешь в виду? — добавил он, однако его глаза уже утратили твердость. Рука непроизвольно протянулась к голове и взъерошила черные, беспорядочные волосы.
