Вера Кауи - Богатая и сильная
Даже Дейвид казался вполне уравновешенным и довольным — она не раз слышала его громогласный смех.
Он даже ласково разговаривал с Ньевес! Она поймала одобряющую улыбку Харви, вернула ее, прежде чем перевести взгляд, минуя Касс, которая уткнулась носом в бокал, на Харри, дружелюбно болтавшего с Элизабет.
Та внимательно слушала его, слегка наклонив голову, и все же в ней было что-то такое…
Она не могла расслабиться. Она сидела на плетеном стуле в шифоновом бледно-зеленом платье с широкой юбкой. Прямая спина, скрещенные ноги — голые, блестящие, загорелые и шелковистые ноги в кожаных босоножках на высоких каблуках. Но она беспокойно крутила между пальцами ножку бокала. Это из-за Матти?
Хелен встревожилась. Матти была в центре внимания, как и всегда, и возможно, она слишком уж много твердила о прошлых временах. Может быть, Элизабет видит в ней угрозу? Чему? В конце концов, Матти всего лишь демонстрировала свое право считаться членом семьи, хотя и неофициальным.
Касс протянула чашечку Мозесу, который уже во второй раз появился с кофейником.
— Да, пожалуйста. И немного арманьяка тоже.
Она с улыбкой смотрела, как он шествует спокойной величественной походкой, одной рукой наливая кофе, а другой — бренди. Протянув руку, Касс положила себе немного миндального печенья и с наслаждением откусила. На самом деле не следовало бы… А, черт с ним, подумала она и взяла еще горсть. Не сегодня.
Зарывшись в подушки, она закрыла глаза. Запах жасмина, который рос в больших каменных ящиках под окном, мешался с тяжелым дурманящим благоуханием магнолии, чьи цветы светились как звезды среди темной листвы старого дерева. А еще дорогая сигара Харви и аппетитный аромат кофе. Вот так и надо жить, думала она. Этот вечер покажет Элизабет, что здесь не всегда идет война. И она вполне может справиться с Матти.
Касс отпила глоток бренди. Мы вдвоем можем справиться с чем угодно… и с кем угодно, мелькнула у нее в голове пьяная мысль. Но слава Богу, что Дэв здесь. Она открыла глаза, чтобы улыбнуться ему… и застыла. Она внимательной улыбкой слушал болтовню Матти, но смотрел на Элизабет Шеридан.
Касс рывком села. Господи, что за взгляд! Ее глаза обратились на Элизабет, которая допивала то, что у нее оставалось в бокале. Потом она наклонилась, чтобы поставить стакан на стеклянную крышку столика. В это мгновение ее глаза встретились с глазами Дэва, и Касс увидела, как Элизабет замерла и не могла оторвать глаз, завороженная этим взглядом. Касс почувствовала, что ее сердце болезненно сжалось. Ей хотелось встать между ними, разорвать эту нить. Но тут Матти положила руку на плечо Дэва, и он отвернулся, оборвав связь.
Касс увидела, как рука Элизабет дернулась, и вместо того чтобы поставить бокал на столик, она уронила его.
Он со звоном упал на пол террасы. В следующее мгновение Харви уже собирал осколки, а Элизабет говорила:
— Извините. Какая я неуклюжая… — Но она произносила слова как автомат, а на ее лице было отсутствующее выражение.
— Не беспокойтесь, — успокоила ее Хелен, хотя бокал был из русского хрустального сервиза, который когда-то принадлежал Екатерине Великой. Мозес подобрал все осколки и унес их, завернув в салфетку.
Боже мой, подумала Касс, чуть не застонав вслух.
Она выпила еще бренди, слыша, как стучат зубы о стекло, которому передалась дрожь руки. Ради Бога, с яростью сказала она самой себе, не будь идиоткой! С каких это пор ты заделась всевидящей и всезнающей? Но она действительно знала. Боже мой, думала Касс, я должна это остановить.
— А что, если нам послушать музыку? — громко проговорила она.
— О, конечно, — подхватила Хелен. — В такую ночь, как эта… — Она обратилась к Ньевес. — Ты сыграешь нам, дорогая?
Ньевес покраснела. Она была хорошей пианисткой, часто проводила за инструментом целые часы.
— Да, сыграй нам, — повелительно проговорила Матти.
Но Ньевес смотрела на Дэва. Он улыбнулся ей.
— Конечно, Ньевес, сыграй.
Касс заметила, что при звуке этого глубокого мужественного голоса Элизабет вздрогнула, будто кто-то прикоснулся к ней.
О Господи. Касс была готова закричать.
— Хорошо, — ответила Ньевес.
— А Мозес откроет окна, чтобы нам было слышно, — сказала Хелен, подавая знак Мозесу, который последовал за Ньевес.
— Она очень хорошо играет, — с гордостью сообщила Хелен Элизабет. — А вы любите музыку, правда?
Какая прекрасная идея, Касс. — Она послала Касс одобрительную улыбку. Ответная улыбка Касс была похожа на оскал готовой укусить собаки.
Окна Белой гостиной распахнули настежь, и вскоре из нее поплыли звуки «Бехштейна». У Ньевес была хорошая техника, и она чувствовала музыку, но сначала, пока она не могла побороть смущения, ее игра казалась слишком нервной. Она сыграла «Лунный свет» Дебюсси, потом его печальный вальс, которому Матти тихо подпевала, а закончила она журчащим этюдом Шопена.
Когда она вернулась на террасу, застенчиво принимая аплодисменты, ее отец сказал:
— Сыграй еще.
Она ответила, все еще смущенно:
— Я подумала, что, может быть, Дэв сыграет на гитаре..
— Это даже лучше! — воскликнула Матти.
— Я даже не знаю, можно ли на ней еще играть, — сказал Дэв. — Это было так давно.
— О, я ее настраивала, — простодушно проговорила Ньевес. — И прятала от пыли.
Матти засмеялась:
— Это не единственное, что ты прятала, вот что я скажу!
Ньевес залилась краской, но когда Дэв сказал: «Это было очень мило с твоей стороны», — она просияла и бегом унеслась в дом.
Матти похлопала Дэва по руке и затрепетала ресницами.
— Не знаю, как ты это делаешь, — невинно заметила она, — но я ни разу не видела, чтобы ты потерпел неудачу.
Все засмеялись, но Касс слышала только звук передвигаемого стула. Элизабет Шеридан немного развернула стул так, чтобы его веерообразная спинка скрывала ее от взглядов Дэва. Теперь она сидела лицом прямо к Касс.
Ньевес вернулась, трепетно держа на вытянутых руках сверток, и с волнением наблюдала, как Дэв разворачивает его и извлекает на свет красивую классическую испанскую гитару, пробует струны, настраивает.
— Просто замечательно, — похвалил он Ньевес.
Она чуть не подпрыгнула от радости и воскликнула:
— О, тебе понадобится подставка для ног!
Она принесла низкую скамеечку и с благоговением поставила ее у ног Дэва. Он одарил Ньевес новой улыбкой, от которой она снова вспыхнула.
— Отлично, — проговорил Дэв. — Что бы вы хотели послушать?
— Ну конечно, что-нибудь испанское! — воскликнула Матти. — Одну из этих прелестных цыганских песен.
