Джеки Коллинз - Игроки и любовники. Книга первая
— Поешьте, умойтесь, приведите себя в порядок. Чтоб выглядели пристойно, там будут фотографы.
— На пять долларов мы должны поесть, вымыться и привести себя в порядок? Вы что, сдурели?
— Значит, не ешьте. Хотите встретиться с Элом, будьте здесь к шести.
Плам скорчила гримасу.
— Дешевка.
Ожившая вдруг Глория пробормотала:
— Я могу сделать так, что и у мартышки глаза на лоб полезут. — И снова отключилась.
Берни отслюнил еще пять долларов.
— Купи ей кусок мяса, а то она на человека не похожа. — Он повернулся, собираясь уйти.
— Не забудьте про билеты, — крикнула ему вслед Плам.
Большую часть дня Эл проспал. Проснулся в пять, решил, что ему нужна женщина, и Пол выследил и привел к нему рыжую Риту с огромной грудью.
— Не говорите Вану, что я здесь, — умоляла она, — он бы не разрешил. Я обязана работать только на него.
— Ты профессионалка? — спросил Эл.
— Конечно, нет. Я манекенщица. Ван платит мне, и очень щедро, и я иногда оказываю ему маленькие услуги.
— Раздвинь ноги, — грубо приказал Эл. — Хочу убедиться, что у тебя там камера не спрятана.
Ей шутка явно не понравилась. Но обслужила она его умело и ушла, а он остался, полный отвращения к самому себе.
Он вовсе не приветствовал идею Берни насчет фотографирования с двумя фанатками, которые таскались за ним по всей стране. Но Берни настаивал. Подобная история наверняка обойдет все газеты, да и такие журналы, как „Тайм" и „Пипл", тоже могут заинтересоваться.
Плам и Глория явились ровно в шесть в полной боевой готовности. Берни мог бы поклясться, что на его деньги Плам купила Глории наркотики, потому что из зомби она превратилась в подобие человека.
Плам казалась еще толще в голубых джинсах и атласном пиджаке, а Глория еще худее в красных чулках на ногах-палочках и объемистом свитере.
Они лезли к Элу, как пара возбужденных щенков, а затворы фотоаппаратов все щелкали и щелкали. Он улыбался, шутил, обнимал их, подарил им фотографии с надписью.
Блицы продолжали сверкать.
Глория прошептала ему на ухо:
— Я бы хотела проглотить твой член целиком, прямо в желудок попадет.
Эл мягко оттолкнул ее, высвободился из цепких рук Плам.
— Кончайте, ребята, — велел он фотографам.
— Блеск! — восхитился Берни. — Завтра везде напечатают, во всем мире.
— Убери их, — прошипел Эл. — Мне надо думать о концерте.
Когда он вышел на сцену, все отошло куда-то в сторону. Ничто не имело значения: проблемы с Эваном, скука, Эдна, Даллас. Все исчезло, как только зазвучала музыка. Он начал с „Блюз фанк рока", затем спел „Возьми на память", обе песни его собственного сочинения. Потом стал петь попурри из репертуара его любимых певцов: „Будем вместе" Эла Грина, „Могу понять" Бобби Уомэка, „Полуночный гуляка" Уинстона Пиккетта, „Ты — мое солнце" Стива Уандера. Закончил он песней Исаака Хайеса „Никогда не говори „прощай".
Публика млела. Она была бы в восторге, встань он на голову и просвисти „Дикси".
Это случилось, когда он допевал „Случайную любовь". Взрыв заглушила музыка, и только люди в непосредственной близости от него его услышали. Но поскольку двоих или троих из них разнесло в клочья, паника и хаос начались через несколько секунд.
Мгновение назад Эл стоял на сцене, пел, выворачиваясь наизнанку, под визг восторженной публики, и вот уже Люк и Пол волокут его со сцены, а внизу, в зале, творится что-то невообразимое.
Маленькую бомбу подложили под кресло. Она убила двоих, искалечила семерых, нанесла раны еще пятнадцати. К тому времени, когда охране и полиции удалось унять панику, еще пятерых задавили насмерть в толпе, устремившейся к выходу. Пятьдесят восемь человек получили травмы разной степени, а сотни были в шоковом состоянии.
Этот концерт Эла Кинга многие не забудут никогда.
Зачем? Все задавали себе этот вопрос. Как можно быть таким уродом и дегенератом, чтобы убивать ни в чем не повинных людей?
Если бы встал мужчина с пистолетом и пристрелил Эла Кинга, это можно было бы понять. В конце концов, любая знаменитость, будь то общественный деятель, политик или рок-звезда, сознают, что на них в любой момент может быть совершено покушение. Такова была оборотная сторона успеха в те пропитанные завистью шестидесятые и семидесятые.
Но калечить и ранить обычных людей…
Погибли две семнадцатилетние девочки. У мальчишки оторвало ногу. У женщины — ступню. Этот список кошмаров казался бесконечным.
Берни вспомнил спокойный, безликий голос в трубке, и его передернуло.
К счастью, он сообщил об угрозах в полицию. Но ведь именно в Чикаго никто не звонил, не угрожал.
Полиция долго его расспрашивала. Они забрали все письма Элу, в которых содержались угрозы и поношения. Они допрашивали всех, кто работал с Элом в этом турне. Они даже допросили самого Эла.
Когда все закончилось, было уже четыре утра, и Берни совсем вымотался. Он свалился на постель в своем гостиничном номере, не имея даже сил раздеться. Пошли они все на хрен. Он должен поспать. На следующее утро ему придется отбиваться от прессы всего мира. Он уже переговорил по телефону с зарубежными агентствами новостей. Вот это реклама… Кому это понадобилось? Тут может быть два исхода: будет еще больший успех или турне придется прервать. Люди, они странные, и если их напугать… Господи, да что же это такое? Он глотнул из стоящей у кровати бутылки и снова откинулся на подушки. Ему показалось, что он закрыл глаза всего на минуту, потому что тут же зазвонил телефон. Он схватил трубку.
— Берни Сантэн слушает, — сказал он поспешно.
— Говорил ведь я тебе, — прошептал голос, — предупреждал. Я давал тебе шанс заставить его прекратить эту похабщину. Господь накажет грешников. Это только начало.
На том конце положили трубку.
Берни устало протер глаза и позвонил в полицию. Почему этот маньяк, кто бы он ни был, выбрал его, чтобы исповедоваться?
Эл никак не мог заснуть. Если бы не он, ничего бы не случилось. Если бы не его концерт, не собралась бы толпа, не подложили бы бомбу, и эти люди не были бы убиты или изувечены.
Однажды, в самом начале его карьеры, случилась ужасная вещь. Когда он поздно ночью уезжал из театра, какая-то девушка попала под колеса его машины. Она выжила, но осталась калекой на всю жизнь. Не он сидел за рулем, так что и вина была не его. Но он никогда не мог этого забыть и все эти годы посылал девушке деньги и подарки. Откупался. Странно, но он почему-то испытывал чувство вины за то, что у него всего так много. Но, знает Бог, он ведь и надрывался. Сколько сил он терял на каждом концерте. Тяжелая физическая работа. Рыть канавы легче.
