Лариса Кондрашова - Бойтесь напуганных женщин
— Не знаю, — смутилась Тоня, — но он зачем-то полез в карман.
— Думаю, я все же успел бы раньше.
— У тебя тоже есть оружие?
— Что значит тоже? Леня похлопотал, и мне, как начальнику охраны и бывшему работнику милиции, дали разрешение на ношение оружия.
— И ты бы его применил, если бы…
— Если бы тебе угрожала опасность? Конечно. Иначе чего тогда я сидел в засаде?
— Надя с Лавром ждут нас.
Она напомнила ему об этом как-то смущенно, еще помня его поцелуй и ощущение запретности. Вроде нельзя так, это же получается пир во время чумы. Там, внизу, в поселке наверняка погибли люди, а они здесь…
— В самом деле. — Он открыл кухонный шкафчик и достал из него рюмки.
В кухне горела одна свеча, поставленная в обычный граненый стакан. Видимо, подсвечников у Кости больше не было.
— Знаешь, я вырежу для тебя подсвечник из дерева. У меня как раз есть подходящий корень…
Тоня сказала и запнулась: да остался ли у нее этот корень, и ее скульптуры, и сам дом?
— Мне, наверное, и вернуться-то будет некуда, а я о каком-то корне вспоминаю.
— У меня останешься, — как само собой разумеющееся предложил он.
Глава девятнадцатая
Тоня не нашла подноса, а поставила все на большую, похожую на блюдо тарелку и пошла в гостиную, но у самой двери будто споткнулась и попятилась обратно.
— Ты чего? — удивился Костя, когда она уперлась в него спиной.
— Они целуются.
— Ну и что же? Это вовсе не тот процесс, который нельзя прервать, — хмыкнул он и грудью стал вытеснять ее обратно.
— У тебя кто здесь убирает? — с долей ревности поинтересовалась Тоня, все же задержавшись в коридоре и поглядывая по сторонам.
— Никто, — сказал Костя. — Я считаю, что, пока ты не женат, посторонним женщинам не стоит появляться в твоем доме. Женщины любят домысливать то, чего нет.
— Но мы-то с Надей здесь.
— Это форс-мажор. По крайней мере для Нади.
— Ты жесток.
— Нет, я однолюб.
— Слушай, Бриз, ну что ты врешь? Хочешь сказать, что однолюб — тот, кто любит каждую женщину по одному разу?
— Титова, почему ты мне все время хамишь?
— А ты мне лапшу на уши вешаешь. Только вот не пойму — для чего? Я тебе не священник, чтобы твои исповеди слушать. И не мамочка, чтобы следить за твоей нравственностью!
— Ладно, пошли, люди нас и вправду заждались.
Тоня нарочно говорила с Костей не понижая голоса, чтобы Надя услышала ее и… ну, чтобы не конфузить ее. Или она целуется с другим нарочно, чтобы возбудить ревность бывшего любовника? Тоня про себя посмеялась: Костика вряд ли этим достанешь. Он просто лишний раз философски скажет, что раз сами женщины так непостоянны, чего тогда требовать от него?
Надя взяла себя в руки или Лавр отодвинулся, однако когда Тоня с Константином вошли в комнату, оба сидели рядом, но без всякого намека на интим.
Потом все четверо сели вокруг круглого стола, крепкого, старинного, — наверное, такие были в моде лет пятьдесят назад, — и пока Костя разливал вино, Тоня положила в вазу яблоки, которые нашла в ящике на кухне, и нарезала кусочек сыра, сиротливо лежавшего на полке в холодильнике.
Странная собралась компания под крышей дома Кости Бриза. Волей обстоятельств оказавшиеся вместе Надя и Лавр украдкой друг от друга посматривали: он — на Тоню, она — на Костю.
Костя наблюдал за ними, скрывая улыбку, а Тоня делала вид, что ничего не видит и не понимает.
— Что же, мы так и будем всю ночь сидеть в твоем доме? — поинтересовался Лавр.
— А куда бы ты хотел пойти? — спросил Костя. — Насколько я понял, сель захлестнул поселок, но мы пока не знаем, какие улицы им накрыты. Ниже всех дом Надежды. Мужайся, Надя, твои теплицы скорее всего под грязью… И конечно, мы не знаем о жертвах. Одна надежда, что люди сравнительно недавно уже переживали это бедствие, так что успели залезть на крыши… Не будем до срока гадать…
— А мы-то с Антониной именно гадали — что за грязь? — грустно усмехнулась Надя. — Я думала, грязь — понятие иносказательное. Какая-нибудь неприятность морального плана.
— Ты хочешь сказать, что Тоня знала про сель? — не поверил Константин.
— Выходит, знала. Глядя на кофейную гущу, Тоня сказала, что меня ждет грязь, которая все закроет, а ее — заденет только краем.
— Все правильно: дом Антонины стоит выше твоего.
— Как-то странно, что мы сидим и пьем вино, в то время как там, возможно, гибнут люди, — проговорила Тоня. — Как будто пир во время чумы.
— А мне все же покоя не дает мысль о Михаиле. Неужели он погиб?
Это, значит, Наде не дает покоя?! Она хочет сказать, что Тоня такая бездушная, что о муже и не вспомнила?!
— Во всяком случае, если он попал под сель, то спастись у него возможности не было, — высказался Лавр.
— Думаю, никому из нас не стоит винить себя в стихийном бедствии. Погибнуть мог каждый.
— И я — одной из первых?
Надя, кажется, только теперь осознала, чего она избегла.
— Тошка, а ведь ты, возможно, нас спасла.
— И не сиди, не смотри такими страдальческими глазами! — прикрикнул на нее Костя. — Опять станешь говорить, что ты во всем виновата?
— Но ведь я его оттолкнула…
— А должна была обнять? — Надя сразу приняла сторону Кости. — Между прочим, я тоже видела, как он хватал тебя за руки. И как полез в карман… А потом погас свет.
— Оборвалась линия электропередачи, — сказал Костя.
— Я на минуту даже испугалась, что у меня случилось что-то с глазами, — призналась Надя. — А потом услышала голос Кости: «Бежим!» Лавр схватил меня за руку, и мы побежали. Раньше я встречала в книгах такое выражение: он услышал дыхание смерти. Сегодня я его услышала…
— Минутку подождите! — Костя поднял палец. — Слышите голоса? У меня всего один фонарь, но кто хочет, может идти со мной.
— Мы все пойдем, правда же, — проговорила Тоня.
Жители верхних улиц поселка собрались у лесосклада. И у всех в руках были разнокалиберные фонари, а кто-то догадливый разводил костер.
Огонь вскоре занялся, и в его свете стали видны фигуры сидящих на бревнах и стоящих людей. По мере разгорания костра они стали тушить принесенные с собой фонари.
Причем те, что сидели, были в основном мокрые и грязные, кутались во что попало, чуть ли не в куски брезента, а те, что стояли — в одежде сухой и наспех наброшенной, — взирали на сидящих со скорбными, жалостливыми лицами.
— Левченки погибли, — тихо перечислял кто-то, — у них дом завалился на спящих, а следом грязью накрыло… Меркурьевы, Иванченко…
— Да откуда вы знаете? — недовольно выкрикнул кто-то. — Темнота же, ничего не видно!