Осколки тебя (ЛП) - Малком Энн

— Кто вы?

Я встала, радуясь, что ноги меня держат.

— Я никто, — прошептала я.

Я не взглянула на отца, прежде чем уйти. Не попрощалась с ним. Время для этого пришло и ушло.

Я ушла.

И не поздоровалась с матерью, когда уходила.

Может это было жестоко.

Может это делало меня плохим человеком.

Но я все равно так поступила.

Мне нужно было быть в другом месте. Был еще один человек, с кем нужно попрощаться.

~ ~ ~

— Ты наказываешь себя? — спросила я, когда он открыл дверь.

Сент не сумел скрыть потрясения на своем лице. Легкий блеск в его глазах, крепко стиснутые зубы. Он отрастил бороду, как будто пытался прикрыться, спрятаться от того, кем он был.

Спрятаться от меня.

— Что?

Никогда не слышала, чтобы он произносил это слово. Для него оно было слишком простым, пресным. Слабым. Сент не выглядел слабым. Физически. Он стал больше. Крепче. Черты лица обострились.

Думаю, то же самое он видел и во мне. Мои волосы, отрезанные и уложенные самым дорогим парикмахером, которого я смогла найти в радиусе пятидесяти миль. Мои мышцы, хотя и были гораздо меньше по сравнению с его, стали рельефнее. В основном потому, что теперь я давала своему телу достаточно топлива, чтобы питать их. Я работала изо всех сил чтобы моя рука зажила и функционировала максимально хорошо после подобной травмы.

Я оглядела мотель. В бассейне отсутствовала вода, за исключением небольшой лужицы с зеленой жижей по центру. Люди сидели возле своих номеров на разномастных стульях, курили и глазели друг на друга. Вдалеке то и дело срабатывали автомобильные сигнализации. Я заплатила менеджеру отеля сотню баксов за то, чтобы мою машину не заблокировали другие, когда я к ней вернусь.

— Это место. Ты наказываешь себя, живя здесь, — сказала я. — Что довольно скучно, если тебе интересно мое мнение. Измученная душа заставляет себя жить в убожестве, чтобы… что? Раскаиваться в своих грехах?

Сент не отошел от двери. Не пригласил меня войти.

— Ты же знаешь, я не верю в искупление.

— Значит, только наказание? — спросила я, раздражаясь. — Ты правда настолько саркастичен? Думаешь, что заслуживаешь считать себя благородным и жить в этой грязи, потому что ты такой большой и сильный и несешь ответственность за все плохое, что когда-либо случалось со мной?

Его лицо посуровело. Он ничего не сказал. Просто посмотрел на мою руку. Шрамы от моих операций были едва заметны, по-настоящему разглядеть их можно было только при правильном освещении. Однако Сент их видел. Он ведь был экспертом по подсчету шрамов.

Я проследила за его взглядом.

— Да, возможно, это побочный продукт твоего прошлого. Возможно. Но это я сделала выбор остаться. Жадность сделал выбор взять в руки молоток. В это было вовлечено больше людей, чем только ты. — Я подняла руку. — Она не заживет должным образом. Никогда не будет такой как прежде. Я буду страдать с каждой написанной книгой. И каждая книга, которую напишу, станет только лучше от этого. Боль будет выгравирована в каждом гребаном слове. Так что, если хочешь взять на себя ответственность за что-либо, то это будет ответственность за мой успех. Предзаказы на мою новую книгу уже превышают показатели всех остальных моих книг. Или ты хочешь что-то получить от этого? Можешь перетянуть на себя всю славу. Или…

Я замялась.

— Можешь взять меня. Я не отдаю себя просто так, чтобы тебе было понятно. Есть цена. Со мной нелегко жить. И я не прощу тебе ухода. Я буду трудной. Требовательной. Жадной, сексуальной.

Сент крепче вцепился в дверь и придвинулся ко мне ближе.

— Ты вернулась не только потому, что я нужен тебе, чтобы продолжать писать? — спросил он резко.

— Возможно лишь отчасти, — признала я. — Мне нужна была муза. И, несмотря на клише, я не хотела влюбляться и находить какой-то идеальный образец, который пробудил бы мой творческий потенциал. Я так не работаю. Поэтому, когда встретила твою идеальную, ни в чем не уступающую тебе, убогость, я ухватилась за нее. За тебя. Но я сделала это ради себя. По эгоистичным причинам. Я хотела высосать тебя досуха, а потом выбросить. Но знаешь, что я обнаружила? Невозможно высосать из тебя твоих демонов. Твоей тьмы. Она бесконечна. И я обожглась. На своих эгоистичных намерениях, на своей прожорливой гениальности. Они отвлекли меня от того, что ты давно перестал быть моей музой и стал зависимостью.

Я вздохнула.

— Но это лишь часть причины. Ничто на свете не заставило бы меня прийти сюда, если бы я не любила тебя по-настоящему. Не заботилась бы о тебе. А я ведь не умею заботиться и обязательно буду делать это неправильно. Я буду эгоисткой. Если ты не поедешь со мной, я все равно продолжу творить. Мои книги все равно попадут в списки бестселлеров. Я выживу, может быть, даже преуспею. Так что я здесь не потому, что не могу жить без тебя. Я здесь, потому что не хочу, чтобы ты жил без меня. Я здесь, потому что эгоистка. Я хочу тебя и не хочу, чтобы ты достался другой. И потому что, несмотря ни на что, Террор — твой дом. Ты слишком драматизируешь, покидая его. Если ничего не выйдет, между нашими домами будет много деревьев, достаточно места.

— На всей этой гребаной планете нет столько места, чтобы нам хватило.

Я встретила его пристальный взгляд.

— Итак, как насчет того, чтобы закончить разговор ни о чем? Я все равно солгала. Я не позволю тебе что-либо поставить между нами.

Его глаза снова вспыхнули. Затем Сент втащил меня в комнату. Дверь за нами захлопнулась, и он прижал меня к стене. Рядом со мной упали часы. Я надеялась, что они разбились вдребезги.

— Разве ты не хочешь знать, есть ли во мне что-то достойное? — спросил он голосом, полным жестокости. — Разве не хочешь знать, есть ли у меня какие-нибудь искупительные качества?

— Нет, — ответила я без колебаний, хотя Сент, по сути, умолял меня дать другой ответ.

За мной не водилось привычки оказывать эмоциональную благотворительность.

— Мне не нужно знать, что в тебе есть доброта. Добро есть в каждом. Даже в монстрах. Оно не уникальное. Не что-то особенное. Не интересное. Я хочу, чтобы ты был плохим. Порочным. Самим собой. Чтобы в тебе оставалось то, что отличает тебя от остального мира. И чтобы ты отдал это все мне. Потому что ты любишь меня.

Взгляд Сента остекленел.

— Я отдам, — прорычал он. — Я вырву свое бьющееся сердце, если попросишь.

— Тогда почему бы тебе не трахнуть меня? — прошептала я. — А потом отвезти меня домой.

Сент сделал и то, и другое.

ЭПИЛОГ

Я оказалась права.

Почти во всех отношениях.

Простить Сента оказалось нелегко. Я наказывала его за то, что он ушел, хотя, скорее всего, на его месте поступила бы так же. Я была законченной эгоисткой и со мной было трудно жить. Но Сент так и не ушел.

Мы не сыграли свадьбу. Не завели детей. Мы жили по соглашению, о котором не нужно было говорить, да никто из нас и не хотел этого. Но я переехала в его дом. Сделала его нашим. И это значило больше, чем все остальное.

Я сохранила дом Эмили, потому что не могла позволить, чтобы в нем поселился кто-то чужой, превратив его во что-то другое. Я приходила туда писать, когда идеи не приходили в голову. Когда хотела побыть одной. Когда нужно было впитать в себя больше смертей, чем предлагал мне Сент.

Марго навещала нас три раза в неделю. Эрни приходил играть со мной в покер каждый вторник. А вот Сент с нами не играл. Мы так решили, что очень его забавляло. И, к большому сожалению, его губы слегка дрогнули в улыбке, когда я сказала ему о запрете игры в покер.

Кэти переехала в Террор, удивив меня и саму себя. Она решила работать в ближайшей больнице, в сорока минутах езды. В больнице были шокированы тем, что она пришла работать у них, так как они не могли себе позволить платить ей зарплату. Но у Кэти итак было много денег, и в большем она не особо нуждалась. Она не объяснила, что подтолкнуло ее переехать к нам в городок, а я не пыталась это выведать. Подруга выглядела счастливой. Настолько, насколько может быть счастливой такая женщина, как Кэти. Поначалу она поселилась в самом городке и снимала жилье, пока строился ее дом на набережной. Ей не нравилось жить там, где ее что-то не устраивало, поэтому мне было искренне жаль нанятого ею подрядчика. Кэти мучила его до тех пор, пока не убедилась, что плитка в ее доме уложена абсолютно идеально.