Нестандартный ход (СИ) - "De Ojos Verdes"

Она сама себе удивилась. Слезы — не её стезя. Раньше не замечала за собой такого проявления эмоций. Что же с ней творится рядом с этим мужчиной? Ну, почему так непреодолимо хочется прижаться к его груди и уткнуться носом в самое сердце, выплакать хаос внутри и…успокоиться? Откуда железная уверенность в том, что он, именно он и только он, способен понять и принять? Выслушать, но главное — услышать.

Как ей осточертело бороться с клеймом роковой красотки. С проклятьем безупречной красоты. И другими клише.

Что с самого детства её травили всевозможными способами, заставляя чувствовать себя виноватой в том, что родилась с такой внешностью. Девочки отказывались с ней играть, потому что мальчики поголовно хотели играть только с ней. В школе даже мамы одноклассниц позволяли в адрес невинного ребенка нелицеприятные реплики, потому что в классе случались потасовки из-за Элизы, в которых сама она никогда не участвовала — одноклассники дрались за право сидеть рядом, пока учителя не вмешались и не стали сажать её одну за первую парту. И дальше становилось только хуже. Женская зависть — вещь омерзительная и беспощадная. А подростковый период — и вовсе один из ужаснейших отрезков жизни девушки.

С Кристиной она познакомилась где-то в восемнадцать, когда в тайне от родителей решила подзаработать, чтобы облегчить им финансовые тяготы. Модель — громко сказано, это не о тех моделях, что щеголяют по подиуму. Но они действительно снимались для различных каталогов одежды и рекламы всевозможных магазинов. Полярно разные и при этом одинаково востребованные, обе попали к одному агенту и часто сталкивались. Мнимая напарница была раскрепощенной и современной, а вот Элиза — нет. После многочисленных отказов позировать в нижнем белье она удостоилась целой сардонической лекции в исполнении Крис, зло издевающейся над подобной старомодностью, и увы…это било по самолюбию. Рождало новые комплексы. Вводило в ступор.

Элизе казалось, что она никогда не угодит окружению. То её ругают за бойкий характер и ненужную принципиальность, которыми не следует обладать восточной девушке. Ведь восточная девушка — это о покорности, смирении и скромности. Они не прут бульдозерами к намеченной цели и не подрывают авторитет мужчины. А когда приходит время продемонстрировать эту самую взращенную скромность, кто-то тут же тычет в неё, говоря, что это глупо и неестественно в нынешнем веке, а вот умение продать себя подороже — высший пилотаж.

— Она эскортница, Ром, — прошептала Элиза, проглотив ком в горле и отдавшись приятным ощущениям, что дарили его пальцы, играющие её локонами.

— Я догадался, — тихо отозвался он.

— Когда мы вместе работали, Кристина очень настойчиво пыталась утащить меня в свои ряды. И публично высмеивала неспособность перебороть себя и хотя бы попробовать. Ну что такого в том, чтобы получать приличные деньги за сопровождение, никто же не просит меня спать с клиентом. Это же не проституция.

— Логично.

— Да, очень. Пользуйся, идиотка, тем, что подарила природа. Зачем напрягать извилины? Что за блажь? — она замолчала на какое-то время, ударившись в воспоминания. — И был момент, когда я усомнилась во всех своих установках. Почти поддалась соблазну. И собиралась пойти по пути, который мне пророчили — выбиться в жизнь причинным местом. Пусть и в переносном смысле. Я ходила злая на весь мир, потому что задолбалась пытаться понять, что от меня хотят. И была готова сдаться хотя бы одному из вымышленных сценариев, будто подтвердив — да, мать вашу, вы были правы, теперь живите с удовлетворением, только идите нахрен, отвалите от меня.

— Что тебя остановило? — Рома говорил так размеренно и умиротворенно, словно они обсуждали цвет стен в спальне. Его тон не содержал упреков и совершенно не менялся, чтобы по нему можно было определить, что на самом деле думает этот прагматичный мужчина. — Или что тебя испугало?

— Что я готова предать себя.

В салоне приятно пахло дорогой кожей, чем-то древесным и ненавязчивым. На какой-то миг показалось, что они в прекрасном заброшенном лесу, а не в машине, где за окном кипит ночная жизнь города, который никогда не спит. И это идеальное время вспомнить, поразмышлять и ужаснуться тому, как от необратимого процесса тебя отделял крохотный шаг. Молодость и импульсивность могли сыграть с ней злую шутку. И привести ко дну, которым для Элизы и являлась торговля собственным телом.

И это несравнимо страшное чувство — потеря уважения к себе. Ты в таком случае и не человек вовсе. Никто. Сосуд без крышки, который может наполниться чем угодно — что нальют, то и осядет.

— Знаешь, Разумовский, как может осточертеть постоянная потребность отстаивать свои границы? Просто потому что вокруг полно сумасшедших, которые почему-то именно тебя и пытаются выдать за сумасшедшего…

Сознание против воли уплывало в темноту. Язык практически отказывался функционировать. Рядом с Ромой так спокойно, надежно и хорошо, что не получается противиться ауре, поглощающей негатив. И хочется просто наслаждаться умиротворением.

— Знаю, Элиза, знаю, — доносится сквозь вату в ушах. — И порой…одолевает безумный соблазн сдаться этим сумасшедшим. Только уважение к себе и не позволяет.

Девушка всё же забывается сном. И не видит, как он устремляет напряженный взгляд на улицу, ударившись в ритуальные танцы собственных внутренних демонов, изголодавшихся по хозяину.

И она запомнит последний день своего лучшего лета таким — наполненным солнечной теплотой Ромы.

Даже если под конец пойдет уже по-осеннему холодный дождь…

Глава 22

«я валюсь в тебя

словно спутник в космос

как несётся в бездну аквалангист

выбираться, кажется, слишком поздно

остаётся только от шеи вниз…»

Мисанова

Он небрежно-лениво затягивался и медленно выпускал дым, продолжая правой рукой водить мышкой и что-то перещелкивать. Мутное облако окутывало его, а запах распространялся по всему кабинету. Находясь дома, Разумовский предпочитал курить именно в кабинете во время рабочего процесса. И даже этот изъян, недостаток, коим считается курение, Рома умудрялся превратить в достоинство. Как он это делал, Элиза не понимала. Возможно, это нечто, встроенное внутрь, и мужчина даже не осознает, как выглядит со стороны… А вот она…постоянно отвлекалась и зависала на том, насколько благородно его длинные пальцы держат сигарету. Насколько выдержанно и неторопливо шевелятся губы, обхватывая фильтр. Насколько остро выделяются при этом движении и без того резкие черты лица. И в целом — картина такая, что не оторваться…

И за прошедшие месяцы девушка не раз задавала себе вопрос, почему другие курящие в ее глазах не выглядят столь притягательно. Не вызывают роковую потребность сию секунду оказаться на месте той самой сигареты…

Но приходилось брать себя в руки.

Текст ходатайства о приобщении нового пакета документов к материалам дела был почти закончен. Элизу захватывала даже такая примитивная бюрократическая писанина. Потому что ею двигал энтузиазм.

У неё есть работа! Официальная работа на полставки по специальности! Испытательный срок пройден неделю назад, график согласован с начальством, условия — идеальные. И это просто чудо, что её пригласили на собеседование в такую солидную юридическую фирму после всех провальных попыток трудоустроиться.

Девушка сохранила внесенные изменения и закрыла файл, тут же отправив его по почте непосредственному начальнику. Будто выплыв из транса, она подняла голову и снова уставилась на Рому, поглощенного своими чертежами в мониторе. Рядом с ней на ковре творился настоящий хаос — куча открытых учебников с множеством исписанных стикеров на страницах. А вот перед хозяином кабинета на столе была стерильнейшая чистота и ни одного лишнего предмета на деревянной столешнице. Даже пепельница и пачка сигарет с зажигалкой аккуратно покоились на отведенном месте.

Именно его кабинет и стал некой нейтральной зоной, в которой оба сосуществовали в течение последних трех недель с тех пор, как началась учеба Элизы. Разумовский с такой легкостью впустил её на свою территорию, что грех было отказаться. Обосновал тем, что девушке будет удобнее заниматься в подобающих условиях, а не в гостиной или кухне. И тем более — спальне.