Кристин Ханна - Ночная дорога
— Прости, — сказала Джуд. — Задумалась. Так что ты сказала?
Майлс и Молли встревоженно переглянулись.
— Пойдем, милая, — сказала Молли, обнимая подругу одной рукой.
Джуд позволила увести себя в дом, где над камином уже висел плакат: «Удачи тебе, Зак». Майлс решил было поставить музыку, но, как только зазвучала первая композиция — пела Шерил Кроу, — отказался от этой идеи и поспешно включил телевизор. Передавали футбольный матч.
Один за другим в дом просочились друзья Зака, заняв почти все пространство. Многих мальчиков и девочек Джуд знала давно — еще до школы. Она кормила их, развозила по мероприятиям, доставляла домой и даже иногда давала им советы. И вот теперь, как и Зак, они готовились покинуть безопасный остров и отправиться в колледж.
Все, кроме одной.
Майлс подошел к Джуд, тронул ее за руку.
— Он спустится?
Джуд посмотрела на мужа и прочла в его глазах ту же мысль, что мучила ее: прежний Зак никогда бы не опоздал на собственную вечеринку.
— Сказал, что спустится. Я схожу за ним, — предложила Джуд.
Она кивнула и ушла, слишком поздно вспомнив, что не извинилась перед Молли. Ей теперь трудно было следить за подобными мелочами.
У закрытой двери в комнату Зака она полезла в карман, неизменно полный таблеток аспирина, и разгрызла одну. Ужасный вкус немного ее взбодрил.
Потом она постучала в дверь.
Ответа не последовало, поэтому она постучала вновь, теперь громче, и объявила:
— Я вхожу.
Он сидел, раскинувшись в кресле, с наушниками, и управлял истребителем. На экране очень реалистичный танк скатился с холма и выстрелил из пушки.
Джуд прикоснулась к его голове, слегка взъерошила волосы.
Он припал щекой к ее ладони, а она попыталась вспомнить, когда в последний раз дотрагивалась до сына. Очень давно. С осознанием этого вновь нахлынуло чувство потери, вины, горе.
— Чем занимаешься?
— Пытаюсь перейти на новый уровень.
— Собрались твои друзья, чтобы попрощаться, — наконец выговорила она.
— Да, — сказал он, вздыхая.
— Идем, — сказала она.
Они молча спустились вниз.
В гостиной при их появлении на секунду повисла тишина, неловкая, тревожная. Разве тут до веселья? Потом друзья Зака обступили его, робко улыбаясь, негромко заговорили.
Джуд отошла в сторону. Она честно старалась побыть с гостями, остаться, пережить те минуты, которые так много значили для сына, но было слишком больно. Этого и следовало ожидать. Ей бы раньше догадаться, что она не сможет отмечать отъезд Зака в колледж, в университет Южной Калифорнии, игнорируя тот факт, что он уезжает один.
Она оставалась среди гостей ровно столько, сколько смогла, улыбалась, даже разрезала торт и попросила Майлса произнести тост, но еще задолго до того, как день перешел в вечер, она потихоньку улизнула по коридору и спряталась в своей норке.
Разве могла она, отправляя сына в университет, попрощаться с ним и не сломаться при этом от боли?
Южнокалифорнийский университет был мечтой Мии — все это знали. Стены в спальне дочери были увешаны в последний год красно-золотыми университетскими атрибутами. Но самое мучительное для Джуд — в чем она никогда и никому не призналась бы — то, что она не могла дождаться, когда Зак уедет. Каждый взгляд на сына был для нее как нож в сердце. Без него она могла бы ни в чем не участвовать, ничего не делать. И быть никем.
Добравшись на ослабевших ногах до дивана, она опустилась на него и внезапно почувствовала, что не может дышать.
— Убежать можно, но спрятаться не удастся, — произнес чей-то голос, и тут же зажегся свет.
В дверях стояла Молли, держа в руке тарелку с лимонными полосками. Она лишь взглянула на Джуд и сразу бросилась к дивану, присела рядом.
— Дыши, милая. Вдох и выдох. Вдох и выдох.
— Спасибо, — пролепетала Джуд, когда паника отступила.
— Не хочу тебя расстраивать, но тебя ищет твоя мать.
— Достаточно весомая причина, чтобы спрятаться.
— Не знаю, что еще тебе сказать, Джуд. Но я здесь. Ты ведь это знаешь, правда?
— Знаю.
Молли смотрела на нее с тревогой.
— Можешь позвонить мне в любое время, я знаю, как нелегко тебе придется, когда Зака не будет.
«Не будет». Ее словно пронзили ножом. Зак всего лишь уезжал, а вот Мии действительно не будет.
Она выдавила из себя улыбку. Единственный способ прекратить подобный разговор — сделать вид, что с ней все в порядке.
— Да. Хорошо. Пожалуй, пойду повидаюсь с матерью, пока она не затеяла ремонт. — И Джуд потянулась за лимонной полоской, которую не собиралась есть, но вежливость того требовала. Это был как бы естественный жест.
* * *На следующий день она, Майлс и Зак отправились в аэропорт.
Событие предполагало радость. Каждый из них пытался изображать веселье. Всю дорогу до аэропорта Майлс болтал о какой-то ерунде и сыпал глупыми анекдотами.
В самолете они делали вид, что не замечают пустого кресла возле Майлса. Раньше они всегда сидели по двое. Теперь заполнили ряд втроем.
В колледже они бродили под горячим калифорнийским солнцем, восхищаясь красотой и элегантностью студенческого городка.
Все выходные горе, словно полоска резины, растягивалось и, сжимаясь, больно стегало, удивляя их своей силой в самое неподходящее время. Стоило увидеть девушку в черном жилете… или девушку в розовом свитере, делающую колесо на траве, или услышать, как сосед Зака по комнате интересуется, есть ли у него братья и сестры…
Но они все выдержали. Воскресным вечером в последний раз поужинали всей семьей в ресторане на Беверли-Хиллз, а затем проводили Зака до его комнаты в общежитии. Только тогда Джуд обратила внимание, как сосед Зака украсил комнату на своей половине — плакатами, семейными фотографиями, застелил кровать лоскутным одеялом, сшитым его мамой. И она с опозданием подумала, что и ей следовало бы походить по магазинам для Зака, наполнить его комнату всем необходимым для учебы. Прежняя Джуд привезла бы сюда сына и многочисленные коробки с его вещами и сувенирами.
— Нам будет тебя не хватать, — сказала Джуд, стараясь не расплакаться.
— Звони матери, — сурово сказал Майлс. — Не пропадай.
Зак кивнул и обнял отца. Когда он отстранился и посмотрел на Джуд, она прочла в его глазах тревогу и сочувствие.
— Все будет хорошо, мам, обо мне не беспокойся.
Джуд обняла его и прижала к себе крепко-крепко. Охвативший ее стыд и чувство вины были почти непереносимы. Ей хотелось сказать сыну, как сильно она его любит, но слова, которые когда-то давались так легко, теперь никак не шли с языка.
