Сюзан Кубелка - Офелия учится плавать
Затем мы проходимся по моему гардеробу.
— Вот это симпатичное, — говорит он, когда я влезаю в свой бело-розовый «салопет», — это тебе идет. Ты выглядишь как настоящая парижанка. — Он обнимает меня сзади, прижимается щекой к моим волосам, глубоко вздыхает — и вдруг отпускает, почти отталкивает, словно чего-то испугался.
— В чем дело? — Я удивленно оборачиваюсь.
Он сконфуженно качает головой и кладет руки мне на плечи.
— Ничего, малышка. Ничего. Все в порядке.
Мы завтракаем на террасе с видом на Пантеон. Что особенно хорошо — сегодня достаточно жарко, чтобы раскрыть навес от солнца, что в Париже бывает не так уж и часто. Желтая маркиза с широкими белыми полосами разворачивается нажатием кнопки. Под ней чувствуешь себя, как на Ривьере. Белая плетеная мебель с красными льняными подушками тоже создает южную атмосферу.
Проспер сидит напротив, в белых брюках и белой расстегнутой рубашке, высоко положив ноги. На завтрак у нас тосты, масло, яйца, настоящий английский апельсиновый джем, горько-сладкий, с большими кусочками корочки, я это обожаю. К этому кофе, апельсиновый сок и шампанское. Я принесла с кухни грубую деревенскую синюю посуду, толстые, пузатые керамические чашки, положила к ним желтые салфетки и поставила на стол красивый букет роз. С улицы не доносится шума, большинство парижан уже отправилось в отпуск. Здесь наверху спокойно, тихо, тень и прохлада, будто за городом. Проспер потягивается и наливает себе еще один бокал шампанского. Мы начали вторую бутылку, она уже наполовину пуста. Этим утром он молчалив, что-то его гложет. Насколько я знаю мужчин, ему не дают покоя мысли о жене. Скоро он мне деликатно сообщит, что женат.
— Съешь еще что-нибудь? — нарушаю я тишину. — Если хочешь, я быстренько сбегаю к булочнику и принесу миндальные круассаны.
— Нет, спасибо. — Он вздыхает и задумчиво смотрит в свой бокал. — Как было бы хорошо просыпаться вместе каждый день и завтракать. Над крышами Парижа. Но не получится. Мне надо возвращаться в Нью-Йорк.
— Я это знаю.
Он поднимает голову и серьезно смотрит на меня своими добрыми карими глазами.
— И я женат.
— Разумеется. Твое обручальное кольцо трудно не заметить.
— Тебе это мешает?
— Нет.
Он задерживает взгляд на своем кольце.
— Мы уже пятнадцать лет вместе. И у нас двое детей. Я не хочу делать им больно, понимаешь?
— Ты счастлив?
— Нет! — Он выпаливает это, не раздумывая ни секунды. — Мы больше не спим вместе. Или почти не спим. От силы раз в месяц.
— Давно?
— С тех пор, как появились дети. — Он снова смотрит на кольцо.
От силы раз в месяц? А потом? Такой великолепный любовник не может оставаться невостребованным.
— Ты изменяешь своей жене?
— У меня есть подруга, — честно отвечает он.
— Давно?
— Год. Она хочет, чтобы я развелся. Она очень красивая. Почти такая же красивая, как ты. Но совсем другая. Черные волосы и очень светлая кожа. У нее два взрослых сына от первого брака. Она старше меня. На десять лет. Моя жена тоже старше меня. Я всегда влюблялся в женщин старше себя. Ты — первое исключение.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать четыре. А тебе?
— Сорок один!
Проспер начинает хохотать и долго не может остановиться. Закидывает голову назад, его белые зубы сверкают, наклоняется вперед и бьет себя по коленкам. Он просто покатывается со смеху.
— Все ясно, — стонет он, наконец, обретя снова дар речи, — не говори ничего! Это судьба. — Он продолжает хихикать. — Но я должен тебе еще кое в чем признаться. — Его голос становится серьезным. — Я надеюсь, тебя это не обидит. Я этого вовсе не хочу. Поверь мне. Я не хочу причинить тебе боль, Офелия. Но я не знал, что познакомлюсь с тобой… — Он вдруг осекается, опускает глаза.
— Ну и? Скажи же, наконец.
— Рашель приезжает в Париж. — Его голос становится совсем хриплым.
— Твоя жена?
— Моя подруга. Она еще никогда не бывала в Европе. Я устроил ей дешевый билет. Она приезжает через три дня. Он выжидающе смотрит на меня.
Я тоже жду.
— Мы хотим нанять машину и поехать на Лазурный Берег. На десять дней. Я собираюсь показать ей Францию. Я ей обещал. А потом мы вместе полетим в Нью-Йорк. Но если ты хочешь, — он берет мою руку и сжимает ее, — если ты хочешь, Офелия, я позвоню ей и все отменю. Сегодня после концерта я могу ей позвонить и сказать, чтобы она не приезжала.
— Она очень настроилась? — спрашиваю я после раздумья. — Я имею в виду, она будет очень разочарована, если все сорвется?
— Наверное! — Он мнется. — Дело в том, что мы еще ни разу не проводили вместе всю ночь. Мы знакомы почти год, но каждый раз я уходил домой. Иногда в четыре, иногда в пять утра. Всегда поздно. Мы хотели это наверстать в Париже. Этому она рада больше всего.
Я вздыхаю.
— Она тебя любит?
— Очень!
— А ты?
Он долго смотрит на меня, не говоря ни слова.
— Я откажу ей, если ты хочешь.
— У нее есть профессия?
— Она — секретарша в одной рекламной фирме.
Я тянусь через весь стол к кофейнику и наливаю себе полную чашку.
— Оставь все как есть, — говорю я, наконец. — В нашем распоряжении еще три дня. Осенью я опять вернусь в Канаду, и мы наверняка увидимся. Может, у тебя будут гастроли в Монреале? Или я навещу тебя в Нью-Йорке.
Проспер встает. Бог ты мой, какой же он высокий. И красивый. Это невыносимо.
— Мы еще поговорим об этом, — глухо говорит он. — О’кей, крошка? Сегодня после концерта мы спокойно все обсудим. — Он подходит ко мне, берет за руки и приподнимает. Держит меня в своих объятиях. Его щека лежит на моем проборе. — Мне так трудно расстраивать людей. Я ни в коем случае не хочу терять тебя. Офелия, родная, ты мне веришь?
— Конечно!
Мы целуемся.
— Ну вот, — говорит Проспер с облегчением, радуясь, что исповедь прошла благополучно, — я предлагаю пойти погулять. Ты покажешь мне знаменитый Люксембургский сад? И еще я хочу посмотреть на Эйфелеву башню.
Полдня мы бродим по Парижу. Время пролетает незаметно. В семь Проспер должен быть в отеле. К Эйфелевой башне мы уже не успеваем, расстаемся у павильонов и разъезжаемся на такси в разные стороны. Расстаемся легко, ведь в полдесятого мы встречаемся в «Меридьене» у бара.
Когда я прихожу домой, все еще сияет солнце. Босиком иду на террасу, сажусь под желтую маркизу и допиваю остатки холодного кофе. Кладу повыше ноги, наслаждаюсь видом на город, заговорщицки подмигиваю Сакре-Кер. Вуаля! Свершилось! Я действительно влюбилась телом, не поплатившись за это душой.
Проспер упомянул свою жену, и мне не было больно. Рассказал о своей подруге — острая игла не вонзилась мне в сердце. Пусть приезжает подруга. Она мне не помеха. Напротив! Если она появится, вся история вовремя закончится. Я буду спасена от искушения серьезно влюбиться и разрушить хороший брак. Я не хочу разрывать браков. Упаси Господь.
