Татьяна Тронина - Фата из дождя
– Нет, это и есть ад – его любовь, – прошептала Валя. – Он сделал все, чтобы я была одна и чтобы я принадлежала только ему. Я в капкане, и мне никуда не деться!
И она отогнала от себя эту мысль – вернуться к Илье, – которая пришла к ней в минуту слабости.
– Валя... – пробормотал Арсений Никитич, приоткрыв глаза. – Ты где?
– Я тут, – она взяла его за руку. – Тебе лучше, дед?
Он ей не ответил. Нахмурил лоб, словно силился вспомнить что-то. «Это обычная простуда, все пройдет», – уговаривала себя Валя.
– Валя...
– Что, ты хочешь пить? Сейчас...
Он отпил несколько глотков из стакана – и действительно ему как будто стало легче. Он посмотрел на Валю более осмысленно и даже попытался улыбнуться.
– Ты... ты знаешь о погребальных свойствах воды?
– Что? Дед, тебе еще рано умирать! – нетерпеливо, раздраженно воскликнула Валя.
– Да! – с энтузиазмом продолжил Арсений Никитич. – Древние говорили, что вода удовлетворяет жажду умирающего, затем она растворяет его, связывает с семенами вещей... Вода превращает человека в личинку, дабы он с легкостью мог переносить страдания... Ты... ты, например, знаешь, что ни в одной из различных концепций смерти человек не умирает полностью, он лишь переходит в некую элементарную форму существования. Это регрессия, а не окончательное исчезновение. В ожидании возврата в космический круговорот душа умершего страдает, и это страдание обычно выражается в жажде...
– Дедушка!
– Не перебивай... Жажда, она... она, равно как и холод, выражает страдание, драму, беспокойство. Умерший избавится от страданий, если полностью растворится в воде. Таким образом «погружение в воды» приводит к переходу в иное состояние, к рождению заново. Культ вод... например, как в Древнем Египте... основан в первую очередь на сакральной силе воды как источника жизни... А погружение в воду, омовение – означает очищение. В воде всякая форма разрушается, всякое прошлое упраздняется... Или вспомни, как хоронят в Индии – погружают в священные воды Ганга...
Валя слушала деда со страхом и тоской. Она ничего не понимала и не хотела понимать, она желала только одного – чтобы Арсений Никитич выздоровел. Но этот его монолог напоминал бессвязный, горячечный бред.
– Валя...
– Что? – вздрогнула она.
– Чего ты боишься? У тебя такое лицо...
– Ты бы свое лицо видел! – смеясь и плача, сказала она.
– Не переживай, детка... все будет хорошо. Ничего не бойся! Я... я все оставил тебе. Квартира, деньги... Их не так много, но какое-то время ты сможешь прожить без посторонней помощи. Тебе с ним плохо... Уходи от него...
– Что? – с изумлением спросила она. До последнего мгновения Валя была уверена, что Арсений Никитич ничего не замечает, что он живет в своем мире, далеком от повседневности.
– Я говорю, уходи от Ильи. Живи здесь... – внятно произнес дед. – Не бойся быть свободной...
Ей уже кто-то говорил про свободу, но вот кто – она сейчас не могла вспомнить.
– Ладно, мы потом это обсудим, – мягко произнесла она, положив на его горячий лоб руку. – А сейчас ты поспи, тебе вредно столько болтать.
– Я не болтаю, я дело говорю... Потом будет поздно!
Он сердился и дышал тяжело, с хрипом. Вале кое-как удалось успокоить деда – она пообещала, что сделает все, как он хочет.
Потом Арсений Никитич снова впал в забытье. Валя сидела рядом, ловила каждый его вздох. Потом ей показалось, что ему стало хуже – тени легли вокруг глаз, хрипы усилились...
Было то ли раннее утро, то ли поздняя ночь – тени за окном еще не успели рассеяться. Она принялась звонить в «Скорую», а та не хотела выезжать почему-то. Валя сердилась и спорила, и в конце концов ей сказали, что сейчас приедут...
«Скорая» приехала через полчаса, и хмурый прокуренный фельдшер сказал ей, что это уже агония...
* * *Десятого мая наконец пришло долгожданное тепло.
Валя сидела за невысокой железной оградой, на узкой деревянной лавочке. Перед ней две могилы – старая, с мраморной плитой, на которой было высечено имя ее матери, и свежая – небольшой холм, весь засыпанный цветами. Здесь лежал Арсений Никитич.
В душе ее царило странное опустошение и покой, словно она дошла до конца дороги, до поворота, и остановилась, усталая, ненадолго. О том, что ждало ее впереди, она старалась не думать.
Едва слышно шелестели липы над головой, солнечные зайчики метались по соседним надгробиям, и вдруг в этой тишине зачирикали воробьи – звонко и весело.
Валя вздрогнула и оглянулась на них с изумлением, словно забыла о том, что жизнь, оказывается, продолжается. Вокруг никого не было – лишь далеко, у входа, спрятавшегося в зарослях зеленого плюща, кто-то медленно брел по аллее между могил.
Она снова принялась смотреть на цветы перед собой. А потом словно кто-то толкнул ее: «Очнись, это он!» Валя снова обернулась и поняла, что фигура, бредущая по дороге, кажется ей странно знакомой.
«Нет, этого не может быть, – сказала она себе. – Откуда он тут может взяться? Это мираж, галлюцинация... Ну да, точно, галлюцинация – я, наверное, схожу с ума».
К ней приближался Ваня Тарасов.
Она вскочила. Потом снова села. Прижала руки к груди – сердце билось так сильно, как будто хотело выпрыгнуть из груди.
– Ванечка...
Да, это был он. Светлые волосы, светлые глаза за стеклами блестящих очков... Кажется, он похудел еще больше. На нем были темные брюки и темная легкая куртка – вид, вполне гармонирующий с окружающим пейзажем. «Может, у него тоже здесь кто-то похоронен, и он решил навестить... – мелькнула мысль. – Это просто совпадение! Опять мы встретились случайно... Но эти случайности так похожи на чудо!»
Впрочем, через несколько мгновений она поняла, что никакого чуда нет – Ваня встретился с ней глазами и едва заметно улыбнулся. Он искал ее, Валю...
– Господи, Ванечка... – прошептала она.
Он пробрался сквозь узкий проход между соседними оградами и подошел к ней. Валя встала, и он обнял ее. Они стояли так довольно долго, чувствуя биение сердец друг друга.
– Валя, милая... – он наконец разомкнул объятия и посмотрел ей прямо в глаза – взглядом сочувствующим и печальным. – Мне очень жаль. Бедный Арсений Никитич...
– Ванечка, как ты меня нашел? – наконец смогла она его спросить. – И как ты узнал?..
– Я позвонил тебе на работу. Я же примерно знал, где ты работаешь, телефон твоей библиотеки вычислил по справочнику...
– Да, я заходила дня два назад на работу, забирала документы... – Валя поправила на голове черный кружевной шарф – он все время сползал на сторону. – Леонарда Яковлевна просила меня остаться, но я отказалась.
